- Прибыли, - сказал вежливый полковник, помогая бывшему настоятелю выйти из машины, и тот увидел, что они стоят перед крыльцом Успенского собора.

- Войдем, отче, - услышал он негромкое, и дверь собора приоткрыли.

Это было непохоже на явь. Мертвый город, глухая, ледяная ночь, полураскрытая дверь в мертвый собор, куда больше двух десятилетий не ступала нога священника; и обращение “отче” к человеку в арестантском бушлате с шестизначным номером на спине.

Он вошел в собор один, дверь за ним немедленно закрыли.

Настоятель остановился и осмотрелся. Ледяным холодом дышала громада бывшего главного храма московских царей. Почти четверть века не звучали в нем высокие глаголы, не горели свечи, не пели, не плакали, не благодарили, не звали ни Христа, ни Богородицу, и стояла в соборе нечеловеческая, неземная тишина.

Дверь в алтарь была распахнута, там горело несколько свечей. Старый настоятель перекрестился и почти тотчас услышал шаги.

Из темной глубины мертвого храма к нему шел человек со свечой в руке. Человек приблизился, и бывший настоятель узнал лицо, миллионы раз виденное в газетах и журналах. Под портретом этого человека сидели в кабинетах все следователи, все судьи, все начальники лагерей. Не с молитвой, а с именем этого человека начинались и кончались дни в этой стране. Теперь они стояли друг против друга. Желто-коричневые глаза человека, державшего свечу, пристально изучали изможденное лицо старого заключенного и не находили в нем ни страха, ни волнения. Только усталость и готовность к любому повороту судьбы. Двадцать лет каторги давно перемололи все надежды, а бессонные ночи на нарах воскресили в памяти и наполнили новым смыслом строчки Евангелия:

“… И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме тех, кто имеет начертание зверя на правой руке или на челе своем… Всем - малым и великим, богатым и бедным, свободным и рабам - положено будет начертание зверя на правую руку или на чело их. Убиваем будет всякий, кто не будет поклоняться образу зверя”.

Старый настоятель не поклонялся зверю и был помечен номером смерти на спине. Он давно выбрал свой путь и молился только об одном - чтобы хватило сил дойти до конца и не упасть духом.

- Как долетели, отче? - тепло прозвучал голос с акцентом.

- Спасибо. Хорошо.

- Мне сообщили, что вы были настоятелем известного монастыря, причем отличались высоким умом и высокой нравственностью.

Голос сделал паузу, и бывший настоятель сдержанно поклонился говорившему.

- Поэтому я остановил свой выбор на вас… Знаете ли вы, что у стен города стоят немцы?

Нет, бывший настоятель, конечно, не знал этого.

- И никто не помешает им войти в город завтра… сегодня ночью, сейчас…

Защищать некому. Отступавшие и вышедшие из плена части абсолютно деморализованы. Свежие силы на подходе, но до их прибытия может пройти несколько дней.

Нас может спасти только чудо, отче. Я вызвал вас сюда, чтобы вы помолились о чуде. О спасении этих соборов, России. Я буду молиться с вами, но мои молитвы… услышат ли их, примут ли?

Небо милосердно и дает время для раскаяния. Я буду просить об этом времени. Пусть совершится чудо - и я открою храмы и монастыри, построю Семинарию и Академию. Я буду молиться о том, чтобы мне дали время, год или два, чтобы я успел сделать то, что хочу. А вам, отче, - молиться за Россию. Облачение в алтаре. Не снимайте бушлат. Очень холодно.

До самой смерти не забыл старый настоятель эту ледяную ночь и темный кремлевский храм. Дико и странно прозвучали в нем первые слова молитвы, как будто стены не понимали и не принимали слов, а глаза Богородицы взглянули на старого настоятеля почти с испугом.

- Я знаю, - ответил он ей мысленно, - я знаю, что если бы тайно пролитая в этом городе кровь могла выступить на землю, город утонул бы в ней. Но - Кремль! Но - Россия! Половина творящих зло, как в гипнозе. Дай им время понять и ужаснуться содеянному ими. Спаси Россию, дом свой, Богородица! Спаси их, не ведающих, что творят…

И не так отрешенны глаза ее на большом образе иконостаса, и Георгий Победоносец внимательно склоняет молодое лицо, и всю ночь длится моление, и нет усталости, и забыт коленопреклоненный человек в глубине древнего российского храма…

Отрывок из романа “СИНЯЯ ТЕТРАДЬ”