Мы называем «счастливый случай» потому, что он окончательно открывает нам глаза на весь произвол, совершаемый над нами. Мы себе не можем представить, чтобы ни один высший чин французского главного штаба на Салоникском фронте не знал о нашем действительном положении. Ведь тот же генерал Гамбета кем-нибудь да был назначен на пост командующего русскими войсками после расформирования и от кого-нибудь же получил приказание силой заставить выйти 3-ю категорию (солдат, находящихся на излечении в госпиталях. — Д. Л.) на работу. Именно грубой силой оружия, примененного против безоружных и изнуренных, не добровольными, а насильственными мерами добилось «доблестное» и «благородное» французское командование двоякой цели: во-первых, выделения более слабых в 1-ю и 2-ю категорию и, во-вторых, выхода на работу 3-й категории.

Да, грубой силой. С какой поразительной раболепностью налетела африканская кавалерия под командой французских офицеров на 3-й батальон 3-го полка около ст. Ветикоп! На обезоруженных сыпались удары воинственных победителей не только плоской шашкой, но и для вящей убедительности многим пустили кровь, свидетелем чего является английский госпиталь, принявший не одного из тех, кому французское правительство, как пишет газета, предоставило право поступить «по своему желанию».

Да, грубой силой! Разве иначе можно назвать голодовки, следовавшие немедленно за отказом от работы? Да какие голодовки! Только бесчеловечность может придумать такие меры! Но и этого мало: хочешь оправиться — оправляйся около палатки или в самой палатке, если французские власти были так любезны и разрешили строить палатки...

Да, грубой силой! Как назвать способ, когда непокорный кладется, голый и связанный, на один бок и принужден так лежать на сырой земле или стоять связанным... часами? Может быть, у вас не называют грубой силой, [285] когда вызывают человека, не желающего работать, приказывают снять очки и начинают по всем правилам бокса «убеждать» его на добровольное согласие? Если «нет», то следует продолжение, и не удивительно, что несчастный, ослабев, соглашается выйти работать. Но не слишком ли развязно будет назвать такую работу добровольной?

Да, грубой силой! Любой русский «3-й категории» доставит обильный следственный материал по поводу способов воздействия на наши желания, начиная с метких ударов прикладом или штыком и кончая преступлениями, вроде расстрела старшего унтер-офицера 3-го полка тов. Полякова и многочисленными ранениями других, из которых не один умер в госпитале за свои убеждения... Разве это не «гражданское мужество» говорить нам, что мы свободны и никто нас не хочет принуждать, каждый может поступать по своему личному желанию. Отдавать приказ, в котором нет и звука о принудительных работах, а самим втайне приготовлять меч, который должен принудить непокорных.

Да, горький для русских солдат французский плен! Тем более, что все исходит от французов, от которых мы этого никак не ожидали. Неоднократно мы слышали из уст французских офицеров, что мы не пленные и нас не рассматривают как таковых. Конечно, «мы не пленные», если нас держат так предупредительно под строжайшей охраной часовых с заряженными винтовками и громогласно объявляют, что всякий, кто перейдет запретную линию, получит меткую пулю...

Нам известны многие и многие жертвы от французского штыка, пули или голода... Кто будет сочувствовать вам при продолжении этого постыдного насилия над безоружными? Не вечно же будет продолжаться война, и не можете же вы уничтожить 15 000 человек, чтобы скрыть ваше преступление! Мы опять не будем работать и требуем оставить нас в покое и принять все меры к скорейшему отправлению на родину.

...Мы этого требуем потому, что в нас течет еще искра надежды, что в вас проснется чувство французов-освободителей, а не поработителей, какими вы являетесь сейчас.

Об одном обстоятельстве, единственно светлом, мы считаем долгом упомянуть — это о нашей признательности тем чутким братским сердцам, которые облегчали нашу долю посильной помощью, часто прямым неисполнением [286] приказаний начальства. Радостно и тепло становилось на душе, когда тайком от офицеров, сквозь проволоку или дверь просовывалась рука с хлебом или часовой на посту, заметив убегающих, отворачивался, чтобы не видеть того, чего он не должен был бы допустить. И мы не забудем наших сторожей, не виновных в наших несчастьях, помогавших где и чем только было возможно. Но голос солдата беззвучен, нами играют отдельные люди, и мы требуем от вашей совести: освободите нас и отправьте на родину! 14 (27) июня 1918 г. Бабчор (высота 2165). Македония, Новая Греция».

Это письмо — яркий обличительный документ жестокости французской буржуазии, которая с помощью русских контрреволюционных сил на протяжении многих лет творила суд и расправу над русскими революционными солдатами, выступившими на защиту своих прав, поднявшими знамя борьбы против преступной войны ради интересов монополий, ради наживы небольшой кучки магнатов капитала.

Советское правительство и лично Владимир Ильич Ленин с большим участием относились к судьбам русских солдат, томившихся в каторжных лагерях и тюрьмах Франции и Северной Африки.

4 июля 1918 г. по предложению председателя ВЦИК Я. М. Свердлова 5-й Всероссийский Съезд Советов обратился к русским солдатам во Франции со следующим приветствием: «5-й Всероссийский Съезд Советов шлет братский привет нашим солдатам, томящимся сейчас в тисках империалистической Франции.

Буржуазная республика отделила отряд наших братьев непроходимой стеной от Советской республики и лишает возможности не только вернуть наших братьев к себе, но хотя бы оказать материальную и духовную помощь.

5-й съезд выражает свою глубокую уверенность в том, что пролетарская революция освободит наших товарищей — солдат и вернет их в ряды Советской России».

11 августа 1918 г. в газете «Правда» было опубликовано Заявление Совета Народных Комиссаров от 8 августа 1918 г. за подписью В. И. Ленина. В этом Заявлении Советское правительство изобличало французскую буржуазию в антисоветской политике, направленной на то, чтобы использовать находившихся во Франции русских [287] солдат в своих контрреволюционных целях, лишить их родины.

В. И. Ленин призывал русских солдат всеми доступными им средствами бороться против этой политики:

«Принимая во внимание, — говорилось в Заявлении СНК от 8 августа 1918 г.:1) что после выхода России из числа воюющих держав Советское правительство постоянно требовало возвращения в Россию находящихся во Франции русских солдат и протестовало как против дальнейшей задержки их во Франции, так и против включения многих из них в иностранный легион при французской армии и против постоянных преследований по отношению к нежелающим вступить в означенный легион русским солдатам;2) что верные Советской Республике русские солдаты во Франции, несмотря на все преследования, все время упорно отказывались поступить в означенный легион;3) что в настоящее время французские войска ведут фактические военные действия против Российской Республики и революции и что поэтому находящиеся в рядах французской армии русские солдаты косвенно содействуют фактической войне против Республики и революции, — Совет Народных Комиссаров призывает российских граждан во Франции всеми доступными им средствами бороться против включения их в ряды французской армии...»Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)»{78}.

Толстые стены французских каторжных тюрем не всегда давали возможность русским революционным солдатам слышать обращенные к ним слова свободной, советской России. Но революционное сознание и любовь к своей Родине вдохновляли их на борьбу против своих поработителей. И они вели эту борьбу стойко и мужественно.

Благодаря усилиям Советского правительства тысячи русских солдат были возвращены на Родину. Но многие тысячи остались навсегда в чужой далекой земле. Их могилы затерялись на полях сражений во Франции и на Балканах. Их кровью полита земля лагеря ля-Куртин, [288] шахты и рудники французских колониальных владений в Северной Африке.