Обширное похвальное слово Сергию, мало распространенное в списках, обыкновенно усвояется последними «ученику Сергия священноиноку Епифанию». Но заметка в упомянутом выше Волоколамском списке слова показывает, что оно приписывалось и перу Пахомия. Ни Пахомий, ни другой позднейший редактор Сергиева жития, Симон Азарьин, говоря о Епифание, не прибавляют известия, что им составлено и похвальное слово Сергию. В самом слове встречаем два ряда черт, которыя или принадлежат разным авторам, или так же противоречат друг другу, как известия списков слова о его авторе. Во-первых, в изложении слова видны приемы и особенности епифаниевскаго пера, утомительно-многословнаго и неистощимаго в тавтологическом «плетении словес», умеющаго для характеристики нрава Сергия подобрать 18 прилагательных так же легко, как 25 эпитетов для характеристики Стефана в его житии. Очевидец Сергия сказывается в выражении похвальнаго слова: «Дарова нам (Бог) видети такова мужа свята и велика старца и бысть в дни наша». Во всем слове нет и намека на открытие мощей Сергия, из чего можно заключить, что оно писано не по поводу этого открытия и раньше его. Но с другой стороны, слово говорит уже о раке мощей святаго, которую целуют верующие, автор обращается к святому: «Се бо мощий твоих гроб перед очима нашима видим есть всегда». Наконец, читаем выражения, возможныя только в слове, которое произносилось в церкви на праздник святаго. Все это можно было написать уже по открытии мощей, когда оне были переложены в раку и установлено празднование святому; следовательно, слово писано Епифанием гораздо позже жития. Но в том же слове читаем: «Прочая его (Сергия) добродетели инде скажем и многая его исправления инде повем»; следовательно, житие еще не было написано, когда писалось слово. Но в таком случае тот же Епифаний в предисловии к житию Сергия не мог сказать, что 26 лет прошло от кончины святаго и «никто же не дрзняше писати о нем, ни дальнии ни ближнии, ни большии ни меньшии». Биограф разумел здесь писание, которое было бы известно другим, а не свои старые записки о Сергие, писанныя для себя и не выходившия из его келлии; но он не мог забыть своего похвальнаго слова Сергию, которое читалось в церкви и в котором есть биографическия черты. Из всех этих противоречий один выход – в признании, что в Епифаниево слово после открытия мощей внесены вставки Пахомием; он же мог сделать и выписанное обещание, собираясь после слова подвергнуть переделке и написанное Епифанием житие Сергия, с той же целью – приспособить его к чтению в церкви.
В Епифание как писателе встречаем два условия, которыя редко соединялись в наших позднейших агиобиографах: он обладал литературным талантом, вооруженным обширной начитанностью, и был близким свидетелем событий, которыя описывал, или знал их из верных источников. Притом в его литературном положении была особенность, не существовавшая позднее: он писал в то время, когда стиль житий у нас только еще устанавливался, не затвердев в неподвижных, холодных формах. Потому его витийство не знает границ и часто подавляет фактическое содержание; потому же из всех образцовых агиобиографов он был наименее доступен для чтения или подражания, чем объясняется слабое распространение его трудов в древнерусской письменности. Сущность фактов у Епифания пострадала от ораторской окраски очень мало, меньше, чем в большинстве позднейших житий; но сильно потерпели их связь и ясность.
Глава IV
Пахомий Логофет
Серб Пахомий имел громкое имя между древнерусскими книжниками, а по размерам и количеству своих литературных произведений едва ли не самый плодовитый писатель древней России. Однако ж известия о нем в нашей исторической литературе сбивчивы и противоречивы. Читаем, например, что Пахомий, родом серб, пришел в Россию с Афонской горы в Новгород во времена архиеп. Новгородскаго Ионы, т. е. около 1460 г., а по смерти этого владыки, следовательно, после 1470 г., переехал из Новгорода в Троицкий Сергиев монастырь. Архиеп. Филарет также начинает литературную деятельность Пахомия в Новгороде, во время архиеп. Ионы, а составление им житий первых троицких игуменов Сергия и Никона относит ко времени после переселения Пахомия из Новгорода в Троицкий монастырь, хотя не указывает, когда это случилось. Другие приводят Пахомия в Россию гораздо раньше: несмотря на то, что в наших рукописях он называется сербином и иеромонахом «Святыя Горы», Шевырев видит в нем того болгарина Пахомия, который в 1410 г. прибыл на Русь с митр. Фотием из морейской Акакиевой пустыни и потом уединялся на берегу озера Синега близ построенной Фотием церкви. Все эти известия не точны. Древнерусские писатели также оставили немного сведений о Пахомие. Несмотря на то, что последний имел в Москве значение официальнаго агиобиографа, по этим сведениям нельзя возстановить с некоторой стройностью и полнотой его биографию; но с помощию мелких, часто микроскопических заметок, разсеянных в приписках на рукописях, в некоторых памятниках древнерусской литературы и в его собственных многочисленных трудах, можно составить перечень последних в хронологическом порядке, по крайней мере, приблизительно.
Келарь Троицкаго Сергиева монастыря Симон Азарьин в предисловии к житию Сергия, написанном им в 1653 г., упомянув, что после Епифания Пахомий описал житие и чудеса Сергия, прибавляет, что с того времени прошло более 200 лет и никто не решился занести дальнейшия чудеса преподобнаго в книгу жития его. В приписке к сказанию о обретении мощей митр. Алексия, составленному при митр. Макарие в половине XVI в., замечено, что иеромонах Пахомий составил повесть об Алексие «минувшим летом мало мнее седмидесятим» по преставлении Св. Алексия. Из обоих этих известий можно видеть, что Пахомий явился на Русь и начал здесь свою литературную деятельность гораздо раньше того времени, какое указывают митр. Евгений и архиеп. Филарет. Более определенныя указания извлекаются из разсмотрения списков составленной Пахомием редакции жития Сергия. Разбирая это житие, церковно-историческая критика ограничивается обыкновенно замечанием, что Пахомий сократил Епифаниевское житие, дополнив его описанием чудес, совершившихся до открытия мощей Сергия. Выше сделана попытка отделить Епифаниевский текст от позднейших прибавлений в редакции жития, обозначаемой в списках именем Епифания. Но текст и Пахомиева сокращения не во всех списках одинаков: уже в списках XV в. он представляет два разных пересмотра или сокращения Епифаниевскаго оригинала. Разница преимущественно стилистическая; один из пересмотров стоит в этом отношении ближе к тексту Епифания, другой представляет дальнейшее сокращение его, более изменяет изложение подлинника и при этом опускает местами некоторыя фактическия черты, удержанныя в первом пересмотре. Уже поэтому можно догадаться, что второй пересмотр сделан позднее и на основании перваго и служил окончательной отделкой новой редакции жития; здесь, может быть, причина того, что он преимущественно распространился в древнерусской письменности, тогда как первый черновой уцелел в немногих списках. Второе сокращение встречаем уже в двух списках 1459 г. Далее, позднейшия статьи, прибавленныя к Епифаниевскому житию, не простая копия с Пахомиевской редакции. Последняя во всех списках обоих пересмотров сопровождает разсказ о кончине Сергия сказанием об открытии мощей его и о 12 чудесах, после того совершившихся. То же сказание и те же чудеса находим в списках Епифаниевскаго жития; но здесь изложение их другое, представляет более пространную редакцию сравнительно с изложением в собственно Пахомиевском сокращении жития. В этой пространной редакции чудес есть указания на то, что и она принадлежит перу того же Пахомия и составлена позднее сокращеннаго изложения их в его редакции жития: в чуде 12-м автор разсказывает, что сухорукий Леонтий, вошедши в церковь во время литургии, стал у раки Св. Сергия, «всем братиям предстоящим и мне, недостойному Пахомию, писавшому в то время житие святаго». Возникает вопрос, какой из двух пересмотров жития разумеется в этом замечании редактора. В некоторых списках втораго пересмотра упомянутое 12-е чудо сопровождается еще тремя кратко описанными чудесами, происшедшими в одно время, 31 мая 1449 г. Их нет в списках перваго пересмотра, и они, очевидно, приписаны после, при вторичном пересмотре жития, который, следовательно, относится ко времени между 1449-м и 1459 г. В некоторых списках Пахомиевской редакции жития уцелела заметка автора в начале 12-го чуда: «Ниже се да умолчится еже не пред многими дни чудо святым содеяся, еже своима очима видехом». Есть основания заключать отсюда, что это чудо было последним из совершившихся в то время, когда Пахомий оканчивал свое первое сокращение Епифаниева труда о жизни Сергия: в списках перваго пересмотра прямо за этим чудом следует заключительное послесловие автора о себе; до этого чуда ряд чудес одинаков во всех списках, а за ним меняется, в одних помещается чудо о пресвитере Симоне, в других указанныя три чуда 1449 г. Итак, первый пересмотр жития начат Пахомием до исцеления сухорукаго Леонтия и окончен вскоре после него. В разбираемых 12 чудесах, о которых разсказывает Пахомий после обретения мощей Сергия, ни по краткому, ни по пространному изложению нет прямых указаний на их время; но можно заметить в их порядке хронологическую последовательность, нетрудную для Пахомия, который одни из них видел сам, другие узнал от очевидцев. Чудо 4-е есть исцеление боярскаго сына Димитрия Каисы, котораго по летописи находим между павшими в бою с Татарами в 1438 г., следовательно, совершилось до этого года. Чудо 3-е с архим. Игнатием записано автором «от свидетеля уст», бывшаго очевидцем события; по 8-е «бысть в наша лета», как замечает автор, намекая, по-видимому, что в это время он был уже в России. Здесь разсказывается о знатном воине, спасшемся от татарскаго плена во время наществия ордынскаго царя Ахмета: описываемыя Пахомием обстоятельства дела, удачнаго для Русских в первом бою и кончившагося их поражением во втором, дают понять, что речь идет о нашествии изгнаннаго из орды Улу-Махмета на Белев в 1438 г. Во многих списках Пахомиевской редакции втораго пересмотра за исцелением сухорукаго следует чудо с пресвитером Симеоном, записанное в Троицком монастыре с его слов. Симеон сопровождал митр. Исидора на осьмой собор в Италию, но бежал из Венеции с тверским послом, за это был скован возвратившимся Исидором, но после бегства его из Москвы освобожден и отправлен в Троицкий монастырь к игумену Зиновию. Это случилось, очевидно, между 1441 г., когда бежал Исидор, и 1443-м, когда умер Зиновий. Помещением чуда с сухоруким между событиями 1438 г., с одной стороны, и 1441–1443 гг. – с другой определяется приблизительно его время, а с ним и время первой работы Пахомия над житием Сергия. Находим библиографическое подтверждение этого вывода. Древнейший список Пахомиевской редакции перваго пересмотра встречаем в лаврской рукописи XV в. между житиями и похвальными словами, сопровождающимися припиской, которая разсказывает о происхождении сборника. Буквальный смысл этой приписки тот, что разсматриваемая рукопись есть список, и уже, по-видимому, не первый, со сборника, составленнаго на Афоне в 1431 г., и этот список снят по распоряжению Троицкаго игумена Зиновия (1432–1443), но при этом переписчик внес в сборник и житие русскаго святаго, в то время только что составленное Пахомием. Переписка происходила в последние годы игуменства Зиновия, и потому в сборник могло попасть житие, написанное при том же игумене и разсказывающее чудеса 1438-го и следующих лет. Невозможно определить с точностию время приезда Пахомия в Москву к великому князю, о чем говорит известие, обыкновенно помещаемое в заглавии жития преемника Сергиева, игумена Никона. Но около 1440 г. Пахомий поселился уже в Троицком монастыре. С того времени до 1459 г. здесь уцелели следы его пребывания. Можно думать, что биография Сергия была первым его литературным трудом на Руси. Как писатель, владевший правильным книжным стилем, умевший написать житие святаго как следует, он был нужный человек в монастыре, об основателе котораго братия еще не могла послушать подобающаго чтения в церкви в день его памяти: житие, написанное Епифанием, было слишком обширно для этого и притом ничего не говорило ни об открытии мощей святаго, ни о чудесах, после того совершившихся. С обретения мощей уже праздновали торжественно Сергию; но не видно, чтобы до Пахомия была написана особая служба на память его. Это делает вероятным, что вместе с житием Пахомий составил и службу Сергию, помечаемую в рукописях его именем и помещенную уже в сборнике 1459 г. От авторства Пахомий переходил к более простому труду переписчика: в библиотеке Троицкой лавры сохранился список книги Симеона Богослова, написанный рукою Пахомия в 1443 г., и список Палеи, сделанный им же в 1445 г.; в 1459 г., по поручению казначея того же монастыря, он переписал псалмы Давидовы с толкованиями. В то же время продолжалась и литературная деятельность. Выше замечено, что между 1449-м и 1459 г. Пахомий пересмотрел составленное им житие Сергия и при этом внес в него кроме трех чудес 1449 г. новую большую статью – сказание о пресвитере Симеоне. Вероятно, в тот же период жизни в Сергиевом монастыре (1440–1459) Пахомий написал житие и службу игумену Никону и дополнил Епифаниеву биографию Сергия повестью об открытии мощей его и следовавшими затем чудесами, дав им новую, более пространную редакцию сравнительно с изложением в его сокращенном житии Сергия. Прямых указаний на время этих работ нет; но в дополнении Епифаниевскаго жития заметны заимствования из биографии иг. Никона. В списках не назван автор краткаго проложнаго жития Сергия; но оно составлено по Пахомиевской редакции жития, в древнейших списках обыкновенно следует за службой Сергию, написанной Пахомием, и вместе с ней встречается уже в сборнике 1459 г. Есть список составленнаго Пахомием жития митр. Алексия с заметкой в заглавии, что оно написано в 1459 г., по поручению митр. Ионы и собора святителей. Ниже, в разборе этого жития, будут изложены основания, почему можно предполагать, что часть этого новаго труда Пахомия, сказание об открытии мощей Св. Алексия и служба ему были написаны раньше, около 1450 г., вскоре после того, как новопоставленный митр. Иона с собором русских епископов установил всецерковное празднование памяти Алексия.