– Прости за опоздание, – сказала она. – Никак не могла решить, что одеть.
Я сложил рук на груди и посмотрел на неё.
– Прости за опоздание? Это всё, что ты можешь сказать? Я ждал тебя двадцать минут.
– Леди позволительно опаздывать, Брайан.
– Леди опаздывать не должна. Особенно если она собирается на свидание со мной.
Надья насмешливо фыркнула и, выскользнув из туфель, села мне на колени.
– Я прошу прощения, сэр. Мне очень жаль, что я украла у вас, делового человека, целых двадцать минут!Вы простите меня, если я станцую для вас? Или, может, вы смените гнев на милость, если я сделаю вам массаж?
– Торопиться некуда – у нас впереди целая ночь.
Надья попыталась высвободиться – но я удержал её, обняв за талию.
– Куда ты? Я подумаю, что ты не рада меня видеть. Мы даже не поздоровались.
– Ах, извини, дорогой. – Надья наклонилась ко мне и наградила поцелуем, который с успехом мог сойти за три приветствия, и тут же отстранилась, положив руку с аккуратными ноготками на моё плечо. – Ты отлично выглядишь. Давай немного подождём и не будем торопиться.
– Почему я должен ждать?
– Да что с тобой сегодня, Брайан? Ты как с цепи сорвался. – Надья предприняла очередную попытку освободиться. – Иногда я думаю о том, что познакомилась с тобой на свою голову.
– А что же я могу сказать о тебе?
– Не знаю. Во всяком случае, если бы ты тогда не потащил меня в постель, ничего бы не было.
Я расхохотался.
– Если бы я не потащил тебя в постель, да? Ты так сказала? Смешно. Если уж кто-то и тащил кого-то в постель – так уж не я тебя, а ты меня. Я хорошо помню твои глаза. Тогда бы ты не отказалась даже от того, чтобы…
– О, знаю, знаю. – Надья раздосадованно махнула рукой. – Но твои глаза от моих не особо отличались.
Я взял со стола сигареты – Надья теперь сидела смирно и освободиться не пыталась.
– Тогда мне очень захотелось к тебе прикоснуться, – проговорила она. – Вроде бы нечаянно тронуть за руку. Поцеловать. Расстегнуть рубашку, может… Конечно, этот чёртов столик был твоим. Но я не смогла не подойти. Что же в тебе такого… другого? Я так и не смогла понять. Глаза? Жесты? Улыбка? Что-то ещё? – Она покачала головой. – Иногда я думаю о тебе посреди дня. Хотя мужчин у меня много – есть, о ком помечтать. В этом есть что-то плохое.
– Да, – согласился я. – От меня глупо ждать чего-то хорошего.
Надья наклонилась к моему уху.
– Вот именно это мне в тебе и понравилось, – шепнула она. – У меня ещё никогда не было мужчины, который сочетал бы в себе столько плохого. Чем больше в человеке тёмного, тем ярче его жизнь…
Появившийся Крис смущённо кашлянул и, оставив на столе бутылку коньяка, бокалы и крошечный серебряный ключик, направился к дверям.
– Включи что-то восточное, милый, – обратилась к нему Надья.
– Сию минуту, – почти по-военному ответил распорядитель.
– Неужели ты и с ним спишь? – поинтересовался я, когда мы остались одни.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответила Надья, поднимаясь. – Нет, к сожалению, я с ним не сплю. Тут это не принято. Ко всему прочему, он гей. А жаль!
Он очень приятный молодой человек, правда?
– Да, в нём определённо что-то есть.
– Что я слышу! Ты со мной соглашаешься? Тебе захотелось разнообразия, и в твоей копилке появился ещё один чудесный порок? – Она погладила меня по щеке. – Знаешь, я всегда мечтала посмотреть на то, как геи… ну, ты понимаешь. Только не в кино – а в реальной жизнь. Но они все такие стеснительные. Кто стал твоим первым мужчиной? Рэй, может?
– Хватит, Надья, меня сейчас стошнит. Я просто пошутил.
– Уф! Как скучно. Ненавижу эту вашу геебоязнь. – Надья взяла серебряный ключик и заперла дверь. – Вот так. Теперь мы можем заниматься всем, чем только захотим.
Это приятно звучит, правда?
– И очень интригующе.
– Разливай коньяк, дорогой. Я сейчас вернусь.
Надья отсутствовала минут пять – но я уже успел осушить свою рюмку (и наполнить её в очередной раз) и почти докурил очередную сигарету.
– Сейчас ты узнаешь, каково это – быть шейхом, для которого танцует его любимая жена, – сказала Надья и сделала пару шагов – пояс её юбки мелодично зазвенел.
Она очень любила восточную одежду – хотя то, что я видел на ней сейчас, одежду напоминало довольно-таки отдалённо. Уж слишком прозрачными и откровенными были ткани. Самой целомудренной вещью я мог назвать разве что паранджу.
Надья протянула мне руки.
– Хочешь присоединиться?
– Позже. Пока я понаблюдаю со стороны.
Я видел танец живота много раз. Наблюдал и за профессиональными танцовщицами, и за теми, кто только постигает азы мастерства. Но танец Надьи не походил ни на один из когда-либо увиденных мною. Она не танцевала – она говорила телом. Кто-то называет это высшей степенью понимания музыки – "танцевать и дышать в такт", кто-то говорит, что это – талант, но не более. Но такого танца я не видел ещё никогда.
Он действительно завораживал и увлекал – настолько, что через несколько минут я уже и думать забыл о главной цели своего визита. И, когда Надья снова протянула мне руки, я не стал сопротивляться, а поднялся и присоединился к ней.
– Жарко, – шепнула мне она в тот момент, когда нас разделял лишь шаг. – Ты не будешь против, если я немного разденусь?
– Думаю, ничего страшного не случится, – ответил я, осознавая, что голос в моей голове, до этого нудно твердивший: "Приятель, ты тут совсем не за этим!" говорит совсем другое: "Ну, если уж всё так получилось… почему бы и нет? Да неужели ты думал, что всё будет по-другому? Уж я-то тебя хорошо знаю". – Ты одета совсем немного… и немного раздеться не помешает. Тут действительно жарковато…
Мне удалось частично выбраться из плотного тумана гипнотических чар часа через полтора, а то и больше. Я, завернувшись в халат, сидела на диване, а Надья, которая так и не согласилась одеться ("тут до сих пор ужасно жарко") разместилась в кресле – на расстоянии вытянутой руки от меня.
– Щёлкни пальцами и скажи волшебное слово, – проговорил я, оглядывая кольца дыма под потолком.
– О чём ты? – рассмеялась Надья.
– О гипнозе.
– Мне удалось тебя загипнотизировать? Я польщена! Нет, пожалуй, я пока не буду щёлкать пальцами… а волшебным словом будет слово "секс". Ладно?
– Знаешь, я пришёл сюда для того, чтобы кое о чём с тобой поговорить.
Надья подняла с пола свою "одежду" и задумчиво потрепала лёгкую ткань.
– Только не надо этих лекций про наркотики, ладно, Брайан?
– Нет, наркотики тут не при чём. Просто я хочу, чтобы мы действительно поставили точку, Надья. Ты меня понимаешь? Нам тогда было очень хорошо. И теперь нам очень хорошо – но так дальше продолжаться не может. Вероятно, нам обоим хочется ухватиться за ускользающий момент. Но за этим моментом последует ещё один, потом – ещё… совершенно бессмысленная череда моментов. Она не принесёт нам ничего хорошего. Удовольствие от того, что мы делаем что-то запретное? Вероятно. Но… ведь в жизни есть что-то другое.
Надья пару секунд смотрела на то, как я наполняю пустые рюмки.
– Ты уже говорил это тогда, Брайан. Может, придумаешь что-то ещё?
– Наверное, нет. Скучно, да? Ничего нового.
– Знаешь, тогда я от тебя ни за что не ушла, если бы ты не искал во мне эту женщину.
Я сделал глоток – и вернул рюмку на стол, повернувшись к своей собеседнице.
– О да. Про эту женщину мы давно не говорили! Я знаю, ты любишь эту тему.
– Ты ищешь её во всех своих женщинах. Сознательно или же подсознательно.
Разочаровываешься, если не находишь. Радуешься, если у тебя получается убедить себя в том, что нашёл. Ты одинок не потому, что ты этого хочешь. Ты одинок потому, что не можешь найти в себе силы предпринять попытку оставить всё это.
Вырваться из дурацкого круга. Тебе уже не восемнадцать. Уже не двадцати три. Не успеешь оглянуться – и тебе будет тридцать. Сорок. И не молчи. Я знаю, что я права.