Но вдруг, помимо их прерывистого дыхания, она услыхала резкий звук рвущейся материи. Тут уж было не до шуток! Почти сразу она почувствовала, как он запустил руку внутрь ее брюк и стал осторожно трогать пушистый мысик волос у нее между ног.
– Кейт, Боже мой, Кейт, – бормотал Грей, уткнувшись лицом ей в живот, а рука его при этом погружалась все дальше, ища потайное место и заставляя ее раздвинуть ноги. – Ты уже вся влажная. Ты готова принять меня.
По его телу пробежала дрожь, он поднял голову и посмотрел на нее. Глаза Грея горели дикой страстью, под чары которой попала Кейт. Его взгляд приковывал, а большое тело нависало над ней. Казалось, даже воздух вокруг накалился от ожидания развязки.
А развязка начала приближаться, когда его длинный палец стал медленно проникать внутрь ее плоти. Кейт вскрикнула и закрыла глаза от порочного наслаждения, которое было… таким сильным и… утонченным. Она приподняла бедра, чувствуя его палец все глубже и глубже внутри себя. Ища опору, Кейт со стоном схватила его за крепкие мускулистые руки, впившись ногтями в кожу. Голова у нее запрокинулась, ей нечем было дышать, так как она вся горела. Наконец жар стал невыносим, и внутри у нее словно что-то взорвалось, оставив ее совершенно обессиленной и без единой мысли в голове.
Долгое время Кейт лежала, не в состоянии пошевелиться. Шаркающий звук заставил ее открыть глаза. Она увидела Грея, а за его плечом большую темную тень. Это его лошадь, уставшая в ожидании конюха, тыкалась носом в спину Грея. Выругавшись, он оттолкнул лошадиную морду, но животное не отставало от него. Кейт стало смешно, но смех замер на ее губах, стоило ей взглянуть на лицо Грея. Он смотрел на нее с таким возбуждением, что Кейт зажмурилась, а когда снова открыла глаза, то его лицо выражало лишь свойственную ему невозмутимость. Он встал, оставив ее лежать с задранной рубашкой и в расстегнутых брюках. Схватив свою брошенную одежду, он, уходя, произнес хриплым шепотом:
– Теперь ты знаешь, что это такое. Мы оба узнали, что за страсть скрывается внутри нас.
Глава двенадцатая
Кейт молча позволила миссис Лидс одеть ее в первое из новых сшитых платьев. Ей хотелось отказаться, но она не могла обидеть молодую вдову, справедливо гордящуюся своей работой. Платье сидело на Кейт замечательно, шелк так и струился по фигуре, тонкий и легкий, словно облачко. У Кейт никогда не было такого красивого наряда, и она с некоторой опаской дотронулась до материи.
Миссис Лидс попросила ее встать перед зеркалом в комнате Люси, и Кейт поразилась тому, что там увидела. Девушка, смотревшая на нее, совершенно не походила на прежнюю Кейт. Перед ней стояло юное, беспечное создание, хрупкое, с хорошеньким личиком, обрамленным темными кудрями с новыми лентами.
– Чудесно, миссис Лидс, – тихо сказала Кейт, проведя пальцем по мягкой ткани. Цвет был очень красивый и показался ей знакомым. Он напоминал поле с фиалками, свежими и… Кейт резко отдернула руку, так как вспомнила, как Грей уложил ее именно на эту материю поверх старого дубового кухонного стола, как на ковер.
– Его светлость сам выбирал ткань под цвет ваших глаз. Так он сказал и оказался прав. – Миссис Лидс радостно улыбалась. – Вы прекрасны, как летнее утро, миледи.
Кейт отвернулась от зеркала. При упоминании Грея недолгая радость от платья тут же исчезла. Она вспомнила, как провела прошедшую ночь, лежа без сна и размышляя о своем распутстве и о том, каким образом Грею удалось обратить ее гнев в страстное желание. Кейт покраснела, думая о происшедшем, о том, как она выгибалась под его руками и, забыв обо всем на свете, вскрикивала от наслаждения. А он, преподав самый важный в ее жизни урок, оставил ее лежать полуголой на полу стойла. Она смотрела, как Грей уходил, сжав кулаки, и у нее было такое чувство, словно он сдавил ими ей сердце. Она-то думала, что разбудила в нем теплое чувство к себе, но потрясенной до глубины души оказалась лишь она одна. Если он хотел проучить ее, то ему это удалось. Она никогда больше не станет и пытаться проникнуть за стену его холодного отчуждения, чтобы не причинять себе боль. Но все-таки он что-то почувствовал – Кейт была готова поклясться. Но что? Вожделение, желание или… омерзение?
Но, сожалея о случившемся, Кейт спрашивала себя, что произошло бы, если бы им не помешали. В тот раз, на холме, у нее хватило силы остановиться вовремя самой, а вчера решимость покинула ее, стоило почувствовать жаркое прикосновение Грея. Стал бы он добиваться удовлетворения своей страсти или она вызвала у него такое отвращение, что он не смог заставить себя продолжать любовную игру и их соитие не состоялось?
Кейт вдруг стало холодно, и она, вздрогнув, потерла руки.
– Ой, миледи, вы, видно, не привыкли к таким открытым платьям, – посмеиваясь, заметила миссис Лидс, что было сущей правдой, так как вместо мужской рубашки на ней было надето платье с крошечными рукавчиками-буфами, а грудь почти вся была оголена глубоким вырезом. – А вот это чудесно подойдет сюда, – сказала миссис Лидс и подала Кейт украшенную блестками шаль, рисунок которой повторял искусную отделку платья.
Прошитая золотой нитью шаль переливалась и, хотя Кейт твердила себе, что не имеет права носить такой пышный наряд, восхитительно смотрелась на плечах и напоминала ей о прикосновениях Грея. Господи, неужели она ни о чем другом не может думать?
– Вы побледнели, миледи! Вам нехорошо? – Миссис Лидс похлопала Кейт по щекам. – Уже стало лучше? А теперь давайте заглянем на кухню – моя матушка велела мне непременно показать вас ей, если вы, конечно, позволите.
Пробормотав, что она не возражает, Кейт покорно последовала за швеей вниз по лестнице для слуг и дала возможность Мег восхититься работой дочки. Затем ее препроводили в столовую, где Люси с нетерпением ожидала своего жениха, который последние дни проводил почти все время в Харгейте. Кейт старалась не поддаваться мелочному чувству обиды, но все равно радость и печаль смешивались у нее в душе, когда она думала о свадьбе сестры.
С решительным видом Кейт пошла по галерее, направляясь в столовую для торжественного обеда, приготовленного Мег. Сказать по правде, она с удовольствием избежала бы этого празднования, так как помнила вчерашний ужин, прошедший в напряженной атмосфере из-за больших перемен в ее доме.
Том теперь ел на кухне – он предпочитал общество Мег, ее дочери, Баткока и новой служанки. Кейт не обижалась на него – там обстановка была повеселее, чем наверху, где Люси без конца прихорашивалась перед Ратледжем, а тот в ответ ласкал ее и целовал. Они ни на кого, кроме как друг на друга, не смотрели, так что Кейт ничего не оставалось, как развлекать другого гостя – Грея, а ей этого совершенно не хотелось. Высокомерный маркиз вел себя так, как будто хозяином дома был он, поэтому Кейт предоставила его самому себе и занялась едой, хотя есть ей тоже не хотелось. В столовой царила тишина, поскольку Грей говорил мало. Частенько Кейт ловила на себе его свирепый взгляд, словно она была в чем-то виновата. Или вдруг в его глазах мелькало удивление. Что ж, конечно, она странная особа, Кейт этого и не отрицала.
Она поспешила поскорее встать из-за стола и уйти, а Грей не стал ее искать, чтобы извиниться или объясниться с ней. Несмотря на заверения Тома, маркиз не сделал ей предложения, однако Кейт вместо облегчения почувствовала болезненное разочарование. С пылающим лицом она в который раз спрашивала себя: неужели это предложение было обманом, простым желанием отвязаться от Тома?..
Смущение и гнев снова охватили Кейт. Не мог Грей быть так жесток! Но что она о нем на самом деле знает? Как мужчина он был для нее загадкой. Сильный, властный и опасный, он распоряжался ее жизнью. Она не могла понять, почему это происходит, хотя твердо знала, что так дальше продолжаться не может. Она неуверенно чувствует себя в собственном доме и в смятении от страсти, которую Грей так легко разбудил в ней. Ценя то, что маркиз сделал для Люси, Кейт не находила причин для его дальнейшего пребывания в Харгейте. С каждым лишним днем его обитатели все больше полагаются на него, и тем труднее будет неминуемое расставание. Труднее для других, но не для нее. Она-то с радостью отделается от высокомерного и бессердечного лорда и вернется к прежней жизни… без него.