Костик бродил вокруг дома Гвоздевых. Сперва прятался за деревьями, потом и прятаться перестал, не очень-то беспокоясь, что кто-то из проходящих мимо людей или самих хозяев его заметит.

Глупо, он и сам это понимал, торчать дурачком, когда в чужом доме происходит праздник.

А что праздник в разгаре, можно было понять и по музыке, и по голосам, что слышались с веранды. Его слух был настроен лишь на один голос – Кати. Временами казалось, что он слышит, он был уверен, что слышит, хотя слов разобрать он не мог… Но разве дело в словах!

И он томился, поедая себя живьем в своих сомнениях, ибо догадывался, что за праздник возможен сегодня в доме, но отвергал, отстранял от себя эту, невозможную для него, очевидность.

Хотелось ему думать, что неведомый Чемоданчик закатил очередную пьянку, и Катя, его Катя, не смогла этой пьянки избежать… Но избежит же! Он верил, что она, обещавшая к нему прийти, непременно придет, и все станет на свои места. Важно ее дождаться, чтобы… Да и без чтобы, просто дождаться, увидеть, вот и все.

Выскочил разгоряченный праздником Толик. Попав со света в сумрак сада, он не сразу увидел Костика.

Огляделся и направился к калитке, напевая песенку:

Чтобы крепче ты меня любила

И дарила мне свой поцелуй,

Для тебя достану кус я мыла,

Хочешь, мойся, а хочешь, торгуй…

Костик шагнул ему наперерез. Еще слова не успел сказать, как Толик, ничуть не удивившись, протянул:

– Дежуришь?

– Толик! – окликнул Костик, пытаясь его задержать.

Тот обернулся.

– Восемнадцать лет как Толик! Ну и что?

– Помоги!

Толик смотрел мимо своего приятеля, на калитку, и продолжал напевать, наверное, ему было весело:

Я кровать твою воблой обвешаю,

Чтоб приятней и крепче был сон.

Этой воблы тебе я навешаю,

Если хочешь, так целый вагон!

– Ну помоги! – повторил умоляюще Костик. – Как друга… Прошу…

Толик замедлил шаг, остановился.

– Я тебе встречу устроил? – спросил сурово.

– Да.

– В подвале?

– Да.

– Ну и что?

Костик пробормотал, опустив голову:

– Она обещала…

– Да ну?

– Правда.

– А это – что? – Толик кивнул в сторону террасы, и, будто в ответ на его слова, там громко рассмеялись. Смех этот был, точно, Катин.

Костик сильней побледнел, поняв, на что намекает его дружок.

– Пойди, выпей за Катькино счастье. И замри на этом!

– Я не пью, – сказал Костик. – А она – сама?

– Цветет и зреет, – подтвердил Толик. – Ух, как им горько! Сундуков просто млеет из себя!

– Толик! – вскрикнул Костик и кулаки сжал. – Позови, ну?

– Не психуй, – попросил тот. – Психам сегодня выходной… Ты что от нее хочешь-то?

– Не знаю, – ответил он. Он, и правда, ничего теперь не знал, кроме одного, что ему надо ее увидеть. Надо, и все.

Толик в задумчивости покачал головой, никак не одобряя своего сумасбродного дружка. Но думал он в это время о своем.

– Слушай, – спросил. – Касса на вокзале сейчас работает?

Костик тупо молчал, что он мог понимать в кассах. В это время на террасе стали слышны голоса, и один из них, женский, громко спросил: «А Толик где? Вы не видели Толика?»

– Ох, Зинаида! – пробормотал Толик, оглядываясь в сторону дома. – Так и следит, следит… Вот что у баб во все времена развито, так вот этот локатор! – И он показал на нос. Он сложил руки рупором и крикнул в сторону веранды: – Иду! Сейчас иду!

Он с сожалением посмотрел в сторону калитки, вздохнул. Но вдруг его осенило.

– Слушай! Сходи-ка на вокзал, – попросил он Костика. – Это полезней, чем тут без пользы ошиваться… Сходи! А?

– Зачем? – спросил тот, явно никуда не желая уходить.

– Спросишь поезд на Москву… На двадцать три… Понял?

Костик, конечно, ничего не понял и промолчал. А Толик достал бумажник, а из него какой-то документ.

– Вот, – протянул. – Это литер и паспорт. Возьмешь билет на этот поезд… Стой… Деньги возьми…

– А позовешь? – с сомнением спрашивал Костик и топтался на месте. – Катю позовешь?

Толик вздохнул. Вынужденно пообещал.

– Делай, – произнес. – Посмотрим… Снова стал слышен голос Зины, и Толик поспешил в дом, бросив уже на ходу:

– Не потеряй! Возьмешь, и немедленно сюда! Я тут буду ждать! Да побыстрей!

Примерно через полчаса Костик снова объявился у дома с билетом, как обещал, зажатым в кулаке.

Касса работала, поезд не опаздывал, как ему объяснили, и билет по литеру он получил без всяких затруднений.

Костик никогда в жизни не покупал билета, и чувство при покупке он испытал странное, ему самому неведомое, будто не кто-нибудь, а это он, Костик, куда-то собирался уехать.

Однажды было, он ездил в Москву, но там их посылали делегацией несколько человек, подростков, и никаких ему билетов покупать не приходилось. Посадили на поезд, и все. Кажется, даже на этот же самый, поздневечерний, на котором теперь уезжал и Толик…

Если только он, а не его дружок Чемоданов. Но Толик еще днем грозился уехать. Запутался он на заводе, погорел… С Лялькой тоже запутался. И, судя по всему, с этой, которая тут на веранде…

Впрочем, Костик был уверен, что его ловкий дружок нигде не пропадет; он в любом городе, вынырнув, своим станет… Не о нем Костику сейчас надо печься, а о себе да о Кате, которая сидела в доме и не догадывалась, не знала, что он-то, как обещал, ждет… Билетами свиданку отрабатывает! Да Костик бы не только до вокзала, куда хошь, даже в милицию побежал бы по своей воле, лишь бы ему Катю позвали. Без нее, без того, чтобы ее немедля увидеть, жизни у него нет. И не будет. Он все равно окна в террасе высадит или что другое сделает, лишь бы Катю увидеть… Цех родной, и мама, и друзья все, всё ушло, всё отпало перед этим единственным, но съедающим его чувством, которого он никогда не испытывал и которое, может, он того и не знал, зовется коротким прекрасным словом – любовь.

Но не он один, оказывается, мучился в этот весенний вечер от своих неразделенных чувств…

У самой калитки, на подходе, Костик столкнулся с Ольгой Востряковой. Но какова была эта Ольга, если даже Костик ее не узнал!