Не успела Екатерина кончить свой рассказ и самыми лестными похвалами осыпать свою благодетельницу, как постучали в дверь.

«Неужели это Лефевр так рано возвратился со своими товарищами?» – подумала встревоженная Екатерина.

– Не беспокойтесь! – обратилась она к Нейппергу, который стал прислушиваться. – Если Лефевр один, то нет никакой опасности, если же он с товарищами, я с ними поговорю и удалю их. Подождите меня и не бойтесь ничего!

Она пошла открывать дверь несколько смущенная. Но каково было ее удивление, когда она увидела молодую женщину, очень испуганно и торопливо вошедшую и сказавшую ей:

– Он здесь, не правда ли? Мне говорили, что видели человека, который с трудом дотащился сюда. Жив он еще?

– Да, мадемуазель Бланш, – ответила Екатерина, узнав в этой взволнованной женщине дочь маркиза де Лавелина, – да, он здесь, в моей комнате; он жив и все время говорит только о вас! Хотите взглянуть на него?

– Ах, моя милая Катрин, какая счастливая мысль пришла мне в голову указать ему. твой дом как самое надежное убежище! – При этом мадемуазель Лавелин схватила руку Екатерины и, с чувством благодарности горячо пожав ее, сказала: – Проводите меня к нему!

Неожиданное появление Бланш произвело на раненого чрезвычайно сильное впечатление; он чуть не вскочил с постели, на которую с таким трудом Екатерина уложила его. Обеим женщинам пришлось употребить все усилия, чтобы удержать его.

– Гадкий, – произнесла Бланш своим мягким голосом, – ты, оказывается, хотел умереть?

– Жизнь без тебя была бы слишком тягостна мне. А мог ли представиться более удобный случай, как умереть в сражении, со шпагой в руке, с улыбкой идти навстречу славной и красивой смерти?

– Неблагодарный! Ты должен был жить для меня!

– Для тебя? Разве ты не была потеряна для меня? Ведь ты собиралась покинуть меня навсегда!

– Этот ненавистный брак не был еще заключен; простая случайность могла расстроить его, нужно было надеяться!

– Ты сама сказала мне, – заметил Нейпперг, – что нет никакой надежды. Сегодня, десятого августа, ты должна была стать женою другого и назваться баронессой Левендаль; так решил твой отец, и ты не протестовала!

– Ты отлично знаешь, что все слезы, все мольбы были напрасны. Моему отцу грозило полнейшее разорение из-за барона Левендаля, этого бельгийского миллионера, который одолжил ему значительную сумму и теперь требовал немедленной уплаты или моей руки. Отцу ничего не оставалось, как согласиться на это требование.

– Твой отец избрал самый легкий способ оплаты своих долгов!

– Друг мой! Отцу неизвестно, насколько серьезна наша любовь, он ничего не знает, решительно ничего! – повторила Бланш с возрастающей настойчивостью.

Во время этого разговора двух влюбленных Екатерина из деликатности ушла в мастерскую, чтобы не мешать их интимной беседе.

В болезненном волнении глядя на Бланш, Нейпперг возразил:

– Да, они ничего не узнают, потому что я исчезну. Моя смерть водворит полное спокойствие, предаст все полному забвению. Но, к сожалению, народные пули не захотели уложить меня, и придется все начать снова! Впрочем, удобный случай не преминет представиться в ближайшем будущем; война объявлена, я пойду сражаться в рядах королевской армии, и если смерть не захотела меня принять под обломками Тюильри, то примет на берегах Рейна.

– Ты не сделаешь этого!

– Кто может помешать мне? Впрочем, позвольте спросить, Бланш! Сегодня десятое августа, день, назначенный для вашего бракосочетания; как же это случилось, что вы здесь, когда ваше место там, подле вашего супруга? Оглашение в церкви уже сделано… чего же вы медлите? Спешите осчастливить барона Левендаля и покрыть долги маркиза. Вероятно, сражение помешало совершению обряда; но теперь выстрелы прекратились, набатный колокол умолк, свадебный звон может свободно раздаваться. Оставьте меня, я хочу умереть все равно здесь или в другом месте, сегодня или затра – безразлично!

– Нет-нет, ты должен жить! Для меня… для нашего ребенка, – воскликнула Бланш, бросаясь к Нейппергу и страстно обнимая его.

– Наш ребенок! – пробормотал раненый.

– Да, наш милый маленький Анрио! Ты не имеешь права умереть! Твоя жизнь не принадлежит только тебе одному!

– Наш ребенок! – с грустью повторил Нейпперт. – А твой брак?

– Он еще не заключен, еще есть надежда.

– Правда! Ведь ты еще не баронесса Левендаль!

– Нет и, быть может, никогда ею не буду!

– Объясни мне все это, – произнес раненый с лихорадочной болезненностью.

– Когда мы расстались, как нам казалось, навеки, – начала Бланш, – и ты известил меня, что идешь в ряды защитников Тюильри, то есть, другими словами, идешь на смерть, у меня в глубине души все же таилась надежда; вот почему я и указала тебе на Катрин как на ту, которая могла бы дать тебе надежное убежище в случае, если бы тебе удалось уйти из Тюильри. Кроме того, у меня была также надежда снова встретиться с тобой.

– Ты надеялась на это? А между тем ты повиновалась отцу и согласилась сделаться женой этого Левендаля.

– Да, но что-то вселяло в меня уверенность, что эта свадьба будет отложена.

– И что же, действительно так случилось?

– В предместьях поднялось восстание. Мой отец объявил, что в назначенный день свадьба не может состояться. Тогда барон Левендаль предложил отложить свадьбу на три месяца, до шестого ноября.

– А, барон, видимо, не слишком спешит!

– Будучи взволнован событиями и боясь успеха революции, Левендаль уехал вчера из Парижа раньше, чем была закрыта застава. Он отправился в своем имение близ Жемапа, на границе Бельгии; это место он предназначил для празднования этой нелепой свадьбы.

– И ты поедешь в Жемап?

– Мой отец, также испуганный событиями, решил отправиться в замок барона. Он предполагает, что мы отправимся, как только проезд станет свободным.

– И ты поедешь с ним?

– Да, я поеду с ним. Но будь спокоен, я знаю, что мне предпринять. Никогда я не выйду замуж за барона.

– Ты клянешься мне в этом?

– Клянусь!

– Но откуда явится у тебя решимость в Жемапе, если здесь ее не было у тебя?

– Перед своим отъездом барон получил мое письмо, которое я написала ему со слезами. Я подкупила его слугу, и тот должен был передать письмо не раньше, чем они проедут заставу.

– Значит, он знает?

– Он знает правду. Он знает, что я люблю тебя и что наш маленький Анрио не может иметь иного отца, кроме тебя.

– О, моя обожаемая Бланш, моя дорогая жена! Я боготворю тебя, ты возвращаешь мне жизнь. Мне кажется, что силы вернулись ко мне и я снова могу сражаться с революционным сбродом.

Нейпперг в порыве увлечения сделал такое резкое движение, что повязка, покрывавшая рану, соскользнула, рана открылась и кровь хлынула струей. Он громко вскрикнул. Екатерина прибежала на помощь. Обе женщины занялись перевязкой, и наконец им удалось остановить кровь.

Нейпперг впал в обморочное состояние.

Лишь спустя некоторое время он пришел в себя и первые его прерывистые слова выдали их секрет.

– Бланш, я умираю, береги нашего малютку! – прошептал он.

Это открытие поразило Екатерину.

«У мадемуазель Бланш есть ребенок», – подумала она, а затем обратилась к молодой женщине, стыдливо потупившейся, и сказала:

– Не бойтесь ничего! То, что я сейчас узнала, в одно ухо вошло, в другое вышло. Если я понадоблюсь вам когда-нибудь, то знайте, что я принадлежу вам всецело. Не смущайтесь!.. Дети – это случайность, которая появляется у всех любящих друг друга людей. А сколько времени вашему херувиму? Он, наверное, очень мил.

– Ему скоро три года.

– А как зовут его?

– Анри, но мы зовем его Анрио.

– А я увижу его когда-нибудь?

Бланш де Лавелин задумалась, а затем промолвила:

– Послушай, моя милая Катрин! Ты могла бы оказать мне большую услугу… окончив таким образом то, что ты так хорошо начала, оказав помощь графу Нейппергу.

– Говорите, что нужно сделать?