Изменить стиль страницы

ТИХООКЕАНСКИЙ КРАТЕР

Цена бессмертия doc2fb_image_02000006.jpg

Это было короткое сообщение в утренней газете; всего десяток строк в нижнем углу восьмой полосы. Знакомое слово — Муаи — привлекло внимание. Муаи — атолл в экваториальной области Тихого океана. Когдато мне довелось побывать там… Однако заметка озаглавлена: “Существует ли остров Муаи?”.

Я невольно пожал плечами. Опять чернильная утка! Журналисты считают читателей утренних газет глупцами… Лет двадцать назад мы разбурили коралловую постройку Муаи. Глава фирмы вообразил, что риф Муаи покоится на подводном кимберлитовом вулкане. Тогда, после открытия профессора Гомби, все бредили кимберлитовыми вулканами… Поговаривали, что алмазов в них больше, чем дырок в голландском сыре.

Геологи до сих пор спорят, есть ли на дне Тихого океана кимберлитовые вулканы. Пусть спорят. Ято хорошо знаю, что цоколь Муаи сложен обычным оливиновым базальтом. Что касается других подводных вулканов… Единственное свидетельство — слова профессора Гомби. Надеюсь, у него не было оснований обманывать меня…

“Существует ли остров Муаи?” Выдумают тоже… Я нацепил очки, отхлебнул кофе и пробежал глазами мелкие скупые строки…

Так вот оно что!.. Автор заметки вправе сомневаться… Выходит, тот неудачный эксперимент с водородной ракетой, “сошедшей с курса”, не был так безобиден, как месяц назад твердили генералы. Черт побери!.. Стоило призадуматься, когда начались эти проклятые эксперименты над Тихим океаном… Они устроили свою адскую кухню невдалеке от Муаи. Если бы вовремя рассказать о том, что знаю… Конечно, я виноват… Нельзя было молчать.

Мысли разбегались… Неужели всётаки правда? Такое не помещалось в голове. Не раз в трудные дни я вспоминал Ку Мара, и Справедливейшего, и остальных… И становилось легче на душе. Иногда даже задумывался: не вернуться ли на Муаи? Кажется, только теперь я понял, что означали для меня воспоминания двадцатилетней давности.

Надо чтото делать… Делать немедленно… Прежде всего, надо рассказать правду. Если ядерный взрыв действительно уничтожил маленький, затерянный в океане островок, пусть люди узнают о жертвах “неудачного испытания” водородной смерти! Никто не смеет утверждать, что Муаи — необитаемая скала, никто не имеет права сомневаться в существовании острова до водородного взрыва. Подлые лжецы!.. Ведь я — то знаю, как было дело…

* * *

В те годы я вёл дневник. Листаю выгоревшие на солнце страницы. Вот несколько записей, сделанных в первые недели нашего пребывания на Муаи.

21 декабря. Вчера закончили выгрузку бурового оборудования и горючего.

Наш “Арли” прогудел трижды, развернулся и, оставляя бурые пятна нефти на голубоватозелёной воде лагуны, неторопливо выбрался за полосу бурунов…

Да, да, все началось именно так… “Арли” направился на север, к Гаваям, а мы вчетвером остались на горячем белом песке пляжа. Позади громоздились штабели железа, ящиков, бочек. Впереди искрился и блестел под тропическим солнцем океан. Волны тяжело ударяли в гряду рифов, опоясывающих остров. Пенистые фонтаны взлетали к небу. Тяжёлый гул, похожий на дальнюю канонаду, накатывался и затихал вместе с порывами горячего влажного ветра.

Невдалеке на плоском песчаном берегу росли пальмы. Бурые узловатые корни были похожи на клубки исполинских гусениц. Изпод пальм, оседлав причудливые сплетения корней, за нами с любопытством следили курчавые, коричневые, как шоколадки, мальчишки. Домики посёлка чуть проглядывали вдали за высокими мохнатыми стволами.

Питер первый нарушил молчание.

— Пошли, — сказал он и мотнул головой в сторону деревни.

Питер Гутман — мой заместитель. Он мастер глубокого бурения. Ему за тридцать, на его счёту сотни тысяч метров буровых скважин, пробурённых на всех шести континентах…

Джо горестно вздыхает:

— Шесть месяцев… Сто восемьдесят четыре дня… Кажется, он нытик, этот Джо Перкинс. Уже считает дни до возвращения. Впрочем, в свои двадцать шесть лет он превосходный моторист и шофёр и запросто поднимает на плечи стокилограммовый ящик. Но на островах Полинезии Джо впервые…

— Месяца через два будет почтовый пароход…

Это сказал Тоби, долговязый, молчаливый Тоби Уолл, которого Питер зовёт “штангой”. Видно, Тоби хочется утешить Джо, а заодно и самого себя.

— Выше головы, мальчики, — советую я. — Скучать не придётся. За полгода надо продырявить остров насквозь. Четверо на такую скважину — это немного…

— Ещё бы, — ворчит Питер. — Тут и восьми парням из Штатов хватило бы дела. Наше начальство экономит, шеф.

— Наймём туземцев, — обещаю я.

— И возможно скорее. С этим, — Питер кивает на ящики, — мы одни не управимся.

— Надо сначала получить согласие местной власти.

— Кто она? — деловито осведомляется Питер.

— Вождь Муаи. Его зовут Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих волн Великого моря.

— Когда?

— Что когда?

— Когда он вышел оттуда? — Питер презрительно сплёвывает вслед откатывающейся волне.

— Британский резидент на Такуоба говорил, что Справедливейший правит тут не менее десяти лет. Никто из европейцев его не видел, и, кажется, никто толком не знает, откуда он и когда появился на острове. Корабли заплывают сюда редко. Здесь до сих пор нет ни врача, ни колониальных чиновников. А миссионера, присланного с островов Фиджи, Справедливейший отправил обратно.

— Они язычники? — удивляется Джо. — А может, они и людоеды, — добавляет он, встревоженно глядя на нас.

— Только по большим праздникам, — успокаивает Питер, призывно взмахнув рукой.

Шоколадные мальчишки точно ждали сигнала. Они мгновенно окружают нас.

— Тебя как звать? — строго спрашивает Питер самого старшего.

Питер свободно владеет удивительным языком, на котором разговаривает большинство жителей островного мира в экваториальной части Тихого океана. Это “эсперанто” южных морей — единственный способ договориться с обитателями сотен островов, где в ходу не менее пятисот местных наречий.

Англичане называют этот невообразимый жаргон “пиджин инглиш” — “английский пингвиний”. Но это не просто исковерканный язык потомков Шекспира.

Конечно, в нём немало слов, похожих на английские, но ещё больше немецких, малайских, французских, наконец, местных словечек и выражений, почерпнутых из пятисот островных наречий Полинезии, Меланезии и Микронезии.

Мальчишка, которому задан вопрос, отвечает не сразу. Он критически разглядывает нас по очереди и наконец, прищурившись, говорит:

— Лопана Намабу Ку Мар.

— Это длинно, — морщится Питер. — Будем называть тебя просто Комар. Согласен?

Мальчишка сосредоточенно скребёт курчавую голову и недоверчиво смотрит на Питера.

— Ку Мар, Ку Мар! — восторженно кричат остальные и наперебой чтото объясняют нам.

— Понятно, — объявляет Питер. — А теперь рассказывайте: как поболтать с вашим вождём?

Мгновенно становится тихо.

Парнишки смущённо глядят друг на друга, потом на нас, потом опять друг на друга. Молчание прерывает Ку Мар.

— Тебя как зовут? — спрашивает он поанглийски.

— Ну, Питер…

— Ты наиглавный?

— Нет… — Питер явно обескуражен. — Вот наш начальник… Он — самый главный, — Питер кивает в мою сторону.

— Зачем тебе вождь? — деловито осведомляется у меня Ку Мар.

— Надо поговорить о разных делах, — возможно серьёзнее объясняю я.

— О, — говорит Ку Мар. — Оо, — повторяет он, презрительно надувая толстые губы. — Нельзя…

— Что нельзя?

— Нельзя видеть вождь Муаи. Совсем нельзя разговаривай вождь Муаи. Он не разговаривай белый человек. Никакой белый человек… Совсем, совсем, совсем…

— Почему? — недоумеваю я.

— Такой закон Муаи.

— Гм… — это сказал Питер.

— Такой закон, — серьёзно повторяет Ку Мар.

— Слушай, парень, — шепчет Питер, страшно вытаращив глаза. — Знаешь, зачем мы приехали?