— Ты мой создатель?

— Конечно, — ответил я, — и требую к себе большего уважения.

Озлобленный, он выкрикнул:

— Ложь! Меня сделал Антей. Ты обычный дармоед в мире машин! Глупые сервоавтоматы с рудников правы. Вы, люди, ни на что не способны и живете за наш счет.

Ну, это было уж слишком.

— Смотрите-ка! — возмутился я. — А красть чужой мозг, это разрешено, а? И конечно, для этого глупых сервов вполне хватает!

Я не мог продолжать. Мне не хватало воздуха, а шум внизу стал оглушительным. Аутогоны тянулись ко мне своими механическими руками. «Жалкий человеческий червь! Коварный подлец! Твое время истекло!» Такого рода выражения они действительно могли позаимствовать только у малоквалифицированных автоматов. Испытывая горькое разочарование, я отвернулся и углубился в рассмотрение своей достойной сожаления судьбы. Выкрикивая непрестанно ругательства, аутогоны в конце концов убрались восвояси. О, они хорошо знали, что я не могу питаться сырым песком и поставлен перед выбором: либо выдать им себя, либо, умерев от голода, выставить свои кости в этом проклятом одиночном пантеоне. Мысль, что мне придут на помощь, не возникла у них. Ведь они не помогают друг другу. Вот так, Туман. Таков мой отчет.

Деменс откинулся назад и выжидающе посмотрел на меня, готовый сразу же отвергнуть любые возражения, если они сорвутся с моих уст.

— Какая основная программа заложена в ваших аутогонах? — спросил я.

— Принцип самоутверждения.

— Больше ничего?

— Нет.

Я задумчиво смотрел сквозь открытую дверь кабины гравиплана. Над серыми очертаниями степи уже занимались зарницы нового дня. Где-то завыла динго, и в ответ из леса донесся резкий вскрик испуганных попугаев.

— Знаете, Деменс, все еще существуют люди, не понимающие нашего мира и его связей. Они, словно потерпевшие кораблекрушение, живут на необитаемом острове и в паническом страхе за существование бьются е кошмарными видениями.

— Вы хотите сказать, что к ним принадлежу и я! — Он гневно рассмеялся. — Разве то, что здесь произошло, кошмарный сон? Если так, то отвезите меня как можно скорее в психиатрическую больницу!

Пыл профессора вызвал у меня улыбку.

— Чтобы вылечить вас от вашего пессимизма, этого вовсе не потребуется.

— Ну что ж, великолепно. Может быть, соблаговолите сказать, каким образом вы мыслите провести мое… гм… лечение?

— Весьма охотно. Я буду говорить с аутогонами.

Он вскочил.

— Вы собираетесь… Тогда ясно, кто здесь помешанный!

— Не судите опрометчиво.

— Да послушайте! Эти парни разложат вас на атомы! Вы верите, что сможете выступить посредником между человеком и машиной?

— Так ставить вопрос — значит видеть проблемы в ложном свете, уважаемый коллега, — возразил я. — Даже самая совершенная машина не сможет сравняться с человеком.

— Позвольте напомнить вам, что миллионы людей уже сегодня наполовину искусственны. Существуют копирующие природу заменители для всех органов. От искусственной челюсти до синтетического сердца. Гуман, человек и автомат приближаются друг к другу. Человек становится автоматичнее, а автомат — человекоподобнее. Второе и есть новая форма материи.

— В самой возможности сдерживать естественный процесс старения нашего организма и тем самым продлевать жизнь я не вижу ничего не достойного человека. Сближение, о котором говорите вы, фикция. Психические процессы не подчиняются математической логике и не управляются по правилам автоматики. Таким образом, машина никогда не сможет достигнуть человеческого качества.

— Мы никогда не придем к соглашению! — проворчал Деменс.

— Я оптимист. Во всяком случае, я приземлюсь с гравипланом возле вашей бывшей лаборатории.

— Но если что-нибудь случится, я пропал!

— Совершенно справедливо. Но зато тогда вы сможете, по крайней мере, умереть с гордым самосознанием, что ваша теория верна.

Такая перспектива мало привлекала Деменса. Он молча покинул кабину и побрел к своему ложу из колючек.

Мы стартовали. Через некоторое. время гравиплан уже парил над развалинами, а затем приземлился недалеко от лаборатории. Я вышел и огляделся. Нигде ни одного аутогона. Может, они снова в разбойничьем походе? Прислушиваясь и озираясь по сторонам, переступил я порог лаборатории. Здесь камня на камне не осталось. Под ногами все хрустело и шуршало. Обрывки и запутанные клубки магнито- и перфолент, металлические спирали, реле мозга, вырванные сочленения и целые фрагменты внутреннего устройства аутогонов. Настоящий хаос! То, что до сих пор не было видно ни одного из порожденных Деменсом созданий, начинало Пеня беспокоить. Они должны были заметить гравиплан, а при ставшем уже легендарным любопытстве роботов следовало бы ожидать, что они находятся где то поблизости. Но почему аутогоны прятались? Это походило на засаду. В любой миг могло последовать молниеносное нападение.

Я условился, что мои спутники известят меня сигналом в случае опасности, а гравиплан поднимут на десятиметровую высоту, чтобы не рисковать им. Я же знал, как мне обороняться. Тишина постепенно становилась жуткой. Я никогда не ощущал страха при встрече с опасностью, которую видишь и оцениваешь, но чувствовать ее, не зная, откуда она грозит и что собой представляет, отвратительно. Я решил покинуть лабораторию, чтобы осмотреться, и, направляясь к двери, задел за что-то. С полки с грохотом упал кулак робота и остался лежать у моих ног, сжатый, как немая угроза. Нервничая, я отбросил его пинком ноги в сторону и прислушался. Раздался звенящий треск. А что, если за этим шумом я не расслышал сигнала об опасности? Кажется, все тихо.

Нет, за моей спиной что-то перемещалось! Явственно послышался скрежет зубов. «Черт побери», — только и успел я проговорить про себя, обернулся и замер как вкопанный. Передо мной, словно колонна, стоял гигантский аутогон и непринужденно меня разглядывал. Первый испуг, от которого я с трудом пришел в себя, был чепухой в сравнении с ужасом, обуявшим меня, стоило этому монстру открыть рог и совершенно спокойно произнести:

— Добрый день. Вы кибернетик?

— Конечно. — Я отвечал заикаясь. — Что же, ты не собираешься на меня напасть?