Я решаю задобрить папу, соорудив для него еще одну чашку кофе, хотя уже приближается время чая. Непонятно, куда девались Анна с Моголем? Мне необходимо поговорить с Анной наедине — пусть она пообещает не рассказывать, как я в пятницу потихоньку ездила на несостоявшееся свидание с Расселом. Если папа узнает, что я нарушила его приказ, он может совсем запретить мне встречаться с Расселом. А мне просто позарез нужно с ним увидеться!
Я представляю, как он ходит из дома в дом и расспрашивает обо мне. Как в сказке! Рассел — прекрасный принц, выполняющий волшебную задачу: трижды постучаться в каждый дом на этой улице, и еще на соседней, только тогда найдешь принцессу и сможешь ее поцеловать…
Я сижу у себя в комнате, погрузившись в чарующие мечты наяву, пока меня не отвлекает хлопанье входной двери.
Я кричу:
— Анна, это ты?
— Нет, это только я, — отвечает папа. — Я выходил посмотреть, не видно ли их. Не понимаю, куда они пропали.
— А куда они ходили? В магазин? — Я перевешиваюсь через перила, чтобы разглядеть папу.
— Элли! Как будто Анна пойдет в магазин с Моголем. Ты же знаешь, как с ним бывает трудно. Нет, ей позвонила мама Надин. — Папа делает гримасу.
Я хихикаю. Мама Надин — из тех женщин, которые, кажется, утром встают с постели уже накрашенные, с волосами, залитыми лаком, так что прическа напоминает шлем, вооруженные тряпкой и пылесосом.
— Не смей смеяться! Она до сих пор смотрит на меня сверху вниз из-за того, что ты так поздно вернулась домой в четверг, и волнуется, как бы ты не стала плохо влиять на Надин.
— О боже, неужели она опять об этом вспоминала?
— Да, какое-то время. Но кроме того, она рассказала Анне, что сегодня во второй половине дня собирается тащить свою младшенькую, которая так любит покрасоваться, на съемки в местной фотостудии, и спросила, не хочет ли Анна тоже пойти с Моголем.
— Что? С Моголем?
— Знаю, знаю. Я лично плохо себе представляю нашего малыша в изящной позе перед камерой, но, оказывается, на этот раз фирме нужны типичные маленькие мальчики — грязные, чумазые безобразники. Это для рекламы стирального порошка, где показана маленькая девочка, такая нарядненькая, в чистеньком праздничном платьице…
— Наташа!
— И тут прибегают мальчишки и тащат ее играть в футбол, а потом ее толкают в лужу, и она вся перемазывается.
— О-о, вот это Моголю в самый раз!
— Анна тоже так подумала. И он сам, кажется, оценил эту идею. Да за это еще и платят! Вот они и пошли. А теперь их все нет и нет.
— Наверное, Моголь слишком воодушевился и закидал Наташу грязью с ног до головы. Ее небось пришлось поливать из шланга и заново наряжать для каждого снимка, на это уходит бездна времени.
— А у нас тут пока бурчит в животе от голода. Пойти, что ли, пошарить на кухне, сварганить что-нибудь на ужин…
В папином голосе совсем не слышно энтузиазма. Теоретически он понимает концепцию Нового Мужчины, но по характеру и степени лени он самый что ни на есть старый мужчина.
— Я что-нибудь приготовлю, пап, — жизнерадостно предлагаю я, по-прежнему стремясь его задобрить, чтобы он хоть чуточку подвинул свой дурацкий «комендантский час».
Я развожу на кухне бурную деятельность, и в итоге мы садимся ужинать подгорелым омлетом и размокшей жареной картошкой.
— Замечательно! — восхищается папа, собрав всю силу воли. — Только, понимаешь, Элли, я начинаю всерьез беспокоиться за Анну с Моголем, от этого у меня как-то пропал аппетит.
Это, конечно, предлог, но только наполовину. Папа в самом деле начинает слегка дергаться.
— Ничего с ними не случится, пап. Наверное, съемки затянулись. Слушай, я позвоню опять Надин, спрошу, долго ли продолжаются такие штуки.
Я звоню Надин, но к телефону на этот раз подходит ее мама. Она не особенно радуется, услышав в трубке мой голос.
— Ах, это ты, Элли. Надеюсь, ты раскаиваешься в том, как вела себя в четверг. Бедные твои родители, они были в таком состоянии! И кроме того, мне очень не нравится, что ты втянула в обман мою Надин.
Она распинается в этом духе целую вечность. Я отодвигаю трубку подальше от уха и вздыхаю. Наконец, возникает маленькая пауза.
— Мне правда очень жаль, но я вообще-то хотела только спросить…
— Нет, сейчас Надин не может с тобой разговаривать, она ужинает. Вот ведь девчонки! Каждый день встречаетесь в школе и все равно без конца висите на телефоне. Что? Нет, Надин, вернись за стол немедленно! Что такое, Наташа, золотце мое?
— Вы с Наташей только что вернулись со съемок? — быстро встреваю я.
— Нет! Мы были дома уже в пять часов. Съемки прошли довольно быстро, хотя этим мы обязаны отнюдь не твоему братцу, который совсем одичал и никак не хотел вести себя нормально. В конце концов его даже не стали снимать.
— А где же тогда Анна и Моголь? — спрашиваю я.
— Вот уж не знаю!
— Разве они вернулись не с вами?
— Нет. Я предложила подвезти их, но Анна заговорила с каким-то незнакомым мужчиной, и они уехали с ним.
— Анна уехала с незнакомым мужчиной? — переспрашиваю я.
Папа мигом подскакивает к телефону. Отнимает у меня трубку и засыпает маму Надин вопросами.
— Я вам повторяю, мистер Аллард, я понятия не имею, что это за человек, я ничего о нем не знаю. Я занималась своей Наташей. Возможно, это был кто-то из родителей — хотя я не заметила при нем ребенка. Во всяком случае, он не из съемочной группы, потому что с ними я со всеми знакома. Может быть, это кто-то из представителей фирмы, производящей стиральный порошок — правда, по виду непохоже. На нем была черная кожаная куртка. Какой-то он был грубоватый, вроде байкера. Я немного удивилась, что ваша жена поехала с ним.
— Почему же вы ее не остановили? — кричит папа.
— Ну, знаете! Я не отвечаю за поведение вашей жены. Как и за поведение вашей дочери! Будьте так любезны не беспокоить меня больше звонками, как будто я виновата, если та или другая пропадает неизвестно где!
И она бросает трубку. Мы с папой растерянно смотрим друг на друга.
— Не волнуйся так, папа. Не обращай на нее внимания, ты же знаешь, какая она.
— Во всяком случае, она не лгунья. Она сказала, что видела, как Анна уехала с каким-то незнакомым человеком. И еще с Моголем! Господи боже, Элли, что с ними случилось?
— Может, мама Надин ошиблась, — говорю я, хотя мама Надин, настоящий сурикат с глазами-бусинками и вечно вытянутой шеей, видит абсолютно все. Такие не ошибаются. Но ведь Анна — не из тех, кто может ни с того ни с сего уехать с незнакомым байкером.
— Анна никогда в жизни не поехала бы куда-то с незнакомым экстремалом, тем более если с ней был Моголь, — говорю я.
— Я знаю, — говорит папа несчастным голосом. — В этом-то и беда.
Ах, Элли, может быть, она знает этого человека.
— Что?
— Может быть… может быть, он ее знакомый. Больше чем знакомый.
— Ох, пап…
— Ведь со мной не так-то легко ужиться. И еще… иногда я позволяю себе безобидный легкий флирт с кем-нибудь из студенток. Ничего серьезного, клянусь тебе, но, возможно, Анну это мучает. Да еще тогда, в четверг, ты практически обвинила меня в том, что я завел себе подружку на стороне…
— Папа, я просто старалась тебя достать.
— Я знаю, и это тебе удалось. Между прочим, у меня нет никакой подружки. Может быть, в прошлом я не всегда был безупречно чист, но, надеюсь, сейчас я немного повзрослел. Я знаю, какая у меня замечательная жена…
— У тебя их было две, — выпаливаю я, неожиданно приходя в ярость.
— Да, Элли, прости. Никто никогда не сможет заменить тебе маму. Мы это понимаем. Анне было очень трудно. А я не ценю ее так, как нужно. Я забываю, как она молода. Когда мы с ней познакомились, она была совсем другая…
— Папа, не надо…
— Как ты думаешь, вдруг этот парень в коже — какой-нибудь ее приятель? Может, она с ним познакомилась на занятиях итальянским?
— Конечно, нет, — твердо отвечаю я, но папа в таком состоянии, что я и сама невольно начинаю задумываться. Какая-то часть меня прекрасно сознает, что все это — полный бред, что моя добрая, разумная мачеха ни за что на свете не ударится в бега на «Харлее» с тайным возлюбленным, да еще прихватив с собой Моголя, — но с другой стороны, совсем непохоже на Анну задержаться так надолго и даже не позвонить.