Юрий Мухин раскопал и привел в своей книге воспоминания полковника КГБ Н. П. Новика, который был в то время заместителем начальника Главного управления охраны. И тот рассказал эпизод с баней, из которого видно, как охрана действовала в подобных ситуациях на самом деле. По субботам Сталин ходил в баню, которая была построена тут же, на территории дачи. Обычно он парился час с небольшим, но однажды в назначенное время из бани не вышел. Через двадцать минут охрана доложила Новику, тот связался с министром госбезопасности Игнатьевым, последний – с Маленковым. И через пятнадцать минут охрана получила команду: ломать дверь бани. Но едва они подошли с фомкой, как дверь открылась сама и вышел Сталин… Именно так обязана была действовать охрана, и так она действовала всегда. За одним-единственным исключением: 1 марта 1953 года.
Теперь о том, насколько охрана боялась Сталина. Все вспоминают, что он был чрезвычайно прост в обращении с обслугой и охраной, которые души в нем не чаяли и нисколько его не боялись. Тот же охранник Старостин вспоминает другой эпизод. На поминках по Жданову, которого Сталин очень любил, «вождь народов», против обыкновения, крепко выпил. И, уезжая домой, Молотов велел Старостину: если Сталин соберется ночью поливать цветы, из дома не выпускать, поскольку он может простудиться. Что делает Старостин? Он загоняет ключ в скважину так, что его заклинивает и дверь не открыть. Сталин пробует выйти из дома. Ничего не получается. Тогда он просит Старостина:
«– Откройте дверь.
– На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, – возразил Старостин.
– Повторяю: откройте дверь!
– Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.
– Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! – вспылил Сталин. – Вы мне больше не нужны.
– Есть! – козырнул Старостин».
Дверь, правда, он так и не открыл. Еще немного повозмущавшись, Сталин ушел спать. А наутро вызвал Старостина и велел забыть о ночном инциденте… Как видим, охрана чрезвычайно «боялась» Сталина, да и он был «свиреп» необычайно. Если даже за явное неповиновение максимум, что могло грозить охраннику, так это откомандирование, то уж за несанкционированное вторжение в комнаты генсека с целью удостовериться, все ли с тем в порядке, ничего бы не было, кроме «спасибо». А вот за то, что охрана упустила время и ее нерасторопность могла обернуться смертью объекта – тут бы ей мало не показалось.
Итак, чему можно верить в рассказе Лозгачева? Тому, что охранники легли спать? Ни одной секунды не верим! Они не имели права спать на дежурстве. Значит, и не ложились. Точно так же нельзя верить и тому, что поняв, будто в комнатах нет движения, они ждали до восьми вечера. Самое позднее, в полдень дня начальник охраны должен был позвонить своему прямому начальству и доложить ситуацию, следовательно, позвонил и доложил. И так было, и иначе не могло быть, потому что не могло быть никогда. А самое трогательное – это, конечно, эпизод с часами. Агата Кристи в своем «Восточном экспрессе» высмеивала этот трюк как дешевый прием из плохих детективов, но авторы версии, вероятно, Агату Кристи не читали.
Почему же Лозгачев врет? И что на самом деле произошло 1 марта на Ближней даче?
Еще более странное поведение соратников
Итак, охрана в десять часов вечера обнаружила Сталина лежащим на полу – с ним явно было что-то очень и очень не так. Что же происходило дальше? Вспоминает охранник Старостин:
«В первую очередь я позвонил Председателю МГБ С.Игнатьеву и доложил о состоянии Сталина. Игнатьев адресовал меня к Берии. Звоню, звоню Берии – никто не отвечает. Звоню Г.Маленкову и информирую о состоянии Сталина. Маленков что-то промычал в трубку и положил ее на рычаг. Минут через 30 позвонил Маленков и сказал: “Ищите Берию сами, я его не нашел”. Вскоре звонит Берия и говорит: “О болезни товарища Сталина никому не говорите и не звоните”. Положил трубку».
Что охранник делает дальше? Сидит и ждет. «В 3 часа ночи 2 марта около дачи зашуршала машина. Я оживился, полагая, что сейчас я передам больного Сталина медицине. Но я жестоко ошибся. Появились соратники Сталина Берия и Маленков… Стали соратники поодаль от Сталина. Постояли. Берия, поблескивая пенсне, подошел ко мне поближе и произнес: “Лозгачев, что ты панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин спит. Его не тревожь и нас не беспокой”. Постояв, соратники повернулись и покинули больного».
Тем временем взбунтовалась обслуга дачи, требуя немедленного вызова врачей. Тогда охранники вновь позвонили Маленкову и Берии, около 7 утра. И только после этого появились медики…
Странно, очень странно вели себя соратники, вы не находите? Впрочем, на Берию к тому времени можно было валить все грехи мира. Вот и валили…
О чем находившийся в доме охранник Лозгачев не знал? Немногим раньше, вечером в воскресенье, на дачу приезжал и Хрущев. По крайней мере, так рассказывает сам Никита Сергеевич. По его словам, около полуночи позвонил Маленков, он вызвал машину, и, взяв с собой Булганина, приехал на дачу. Однако в дом они почему-то не пошли. «Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: “В чем дело?” Они: “Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в одиннадцать вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было”. (Заметьте, ни слова о том, что они не видели Сталина с самого утра! – Е. П.) Послали мы на разведку Матрену Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина. Ограниченную, но честную и преданную ему женщину.
Чекисты сказали нам, что они уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит. А под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там были малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении. Мы разъехались по домам».
То есть, попросту говоря, надрался товарищ Сталин до совершенно неприличного состояния (это с виноградного-то сока!), пьяный упал и обмочился, и желательно было бы, чтоб он не знал, что кто-то его в таком положении видел. (Все логично увязывается, если вспомнить, что Хрущев – единственный из многих – утверждал, что Сталин пил.)
Ну, то, что рассказ Хрущева не стыкуется с версией охранников по многим пунктам – неудивительно. Это как с арестом Берии. Спустя много лет после событий от их участников потребовались подробности, о которых они тогда не договаривались – вот и лепят теперь кто во что горазд, в меру ума сообразуясь с теми версиями, что бродили все эти годы. И в первую очередь с запущенной в обращение Хрущевым и приобретшей статус общеизвестной истины байкой, что все они, и партийные, и даже охранники, так боялись Сталина, ну так боялись, что аж коленки тряслись…
И, на закуску, еще одна версия – заместителя министра и будто бы начальника правительственной охраны Василия Рясного, записанная Ф. Чуевым:
«Беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина:
– Что-то не просыпается…
Было уже часов девять утра. А он обычно вставал рано». И какой же совет дает своему починенному начальник правительственной охраны?
«– А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! – посоветовал Рясной Старостину.
Над дверью в спальню было стеклянное окно. В комнате стояли диван, стол. Маленький столик для газет и рядом с ним мягкий диванчик, покрытый шелковой накидкой. Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал с диванчика по шелковой накидке.