Гриднь ухватил полянина за волосы и с силой потянул вниз. Безымян отмахнулся и угодил кулаком в лицо прихлебателя. Гриднь полетел назад и с лязгом рухнул на пол, распластавшись во весь рост. Он ошеломленно посмотрел на полянина и, смахнув рукавом кровь, схватился за меч.

— Довольно! — Подскочив с трона, заревел князь.

Дружинник замер.

— Пускай стоит. — Приказал Лютослав.

Не понимая странной реакции князя, гриднь убрал меч и попятился к двери.

— Ты тоже хорош, герой. По что ратников калечишь?

— Не люблю, когда меня принуждают. — Отозвался полянин. В его голосе не было и тени страха.

— Значит, свободу любишь. Неплохо. Да ты не стой, садись. В ногах правды нет.

Полянин придвинул стул и опустился на самый краешек, готовый в любую секунду вскочить и принять бой.

— Через лес прошел. — Продолжил Лютослав. — Молодец, коли не врешь.

— Не вру.

— Войско печенежское видел?

— Колдуна видел, оборотней и нетопырей видел, а войско не видел.

Князь помрачнел. Было видно, что сказанное ему не по душе.

— Правду сказал. — Прошептал князь. — Бахвалиться не стал.

Старик поднялся и принялся мерить шагами светлицу.

— Если б сейчас соврал, не сносить тебе головы, а так слушай. Может, многое для тебя само собой прояснится. Уже второй месяц в изоляции живем. Осадили нас. Загнали как зверя в нору. Никто из города выбраться не может. Так и живем. Не войти, не выйти. Вроде бы никто не штурмует, но держать народ в узде с каждым днем все сложнее. В лоб нас не взять, вот степняки и решили одолеть хитростью. В окрестности шаман пришел печенежский. Поднял нежить, а может, свою, степную за собой привел. Он один, изловить его сложно. Войско поведешь, — степняки нагрянут. Не удержим город. По одиночке раз двадцать пробовали пробиться — без толку. Люди за ворота почти не выходят, если только нужда припрет. Каждый день одного — двух теряем. Расчет у шамана правильный: продержать нас до весны, а там, когда печенеги подойдут, сами сдадимся. Запасы через пару месяцев кончатся. Тогда поминай, как звали. Если степняки возьмут Выборг, им и на Киев дорога открыта. Допустить этого нельзя.

Князь задумался и, погладив бородку, протянул:

— Странно, что ты смог к нам пробраться. В городе уже забыли, как пришлые выглядят.

— Может, он умрун? — Подозрительно прищурившись, спросил воевода.

— Еще чего скажешь, я тебя самого умруном сделаю. — Пригрозил Безымян, показывая пудовый кулак.

Гордята в страхе отдвинулся за спины стражников. Дюжие дружинники угрюмо расправили плечи, положив ладони на рукояти мечей. Их каменные лица не обещали чужаку ничего хорошего.

— Правда, что в телохранители нанимаются те, кто в детстве смеяться не научился? — Развернувшись в пол оборота, чтобы было время увернуться, если набросятся, спросил Безымян. Гридни стерпели. Они разом повернули головы и вопрошающе посмотрели на воеводу, но тот дал отбой.

— Сможешь до Киева добраться? — Спросил Лютослав.

— Я вообще-то туда иду. — Спокойно отозвался полянин. — В Выборг я на ночь забрел. Погреться и отмыться. Меня за лесом друзья ждут.

Князь потер руки и, пристально глядя на путника, выпалил:

— Знаешь, какая награда тебя ждет?

— Слышал, когда в терем волокли.

— Согласен?

— Извини, князь. — Почти шепотом проговорил Безымян. — Без обид. Другая мне люба.

Лютополка передернуло. Не будь полянин дорогим гостем, болтаться ему в петеле. Безымян выдержал долгий, полный ненависти взгляд возмущенного отца и, не поколебавшись, попросил:

— Обещай мне другую, если только она не занята.

— Кого?

— Девушку, которая меня от этих мордоворотов отбила. — Полянин указал на гридней и воеводу.

— Кто такая? — Свирепея, процедил Лютослав. В другой обстановке он бы радовался, что не нужно отдавать дочь за простолюдина, но сейчас в нем взыграла уязвленная княжеская гордость.

— Так ведь это она и есть. — Запинаясь, ответил Гордята. — Снежана.

Князь удовлетворенно хмыкнул.

— Видишь, как обернулось? — Скрывая смешок, выговорил он. — Хорошо. Не на престол позарился, а на красоту. Впрочем, дурак. Совсем жизни не видел.

Безымян не обиделся. Он все еще переваривал услышанное, а Лютослав продолжил, не давая ему опомнится:

— Когда выступаешь?

— На рассвете.

— Правильно. Утро вечера мудренее. Я тебе грамоту дам. Передашь Князю Владимиру, а если не пустят, — кому-нибудь из приближенных. Придешь с войском, сыграешь свадьбу. Княжеское слово.

Хоть и слышал Безымян, что у князей память короткая, торговаться не стал. Не купец.

— Какую тебе грамоту давать: берестяную или кожаную?

— Лучше кожаную. Я сюда через реку вплавь добирался. Боюсь, что обратно тем же ладом придется. Как бы не размокла твоя береста.

— По рукам. — Согласился Лютослав и протянул могучую длань.

Безымян впервые жал руку благородных кровей, но трепета он не испытал.

— Займись им. — Приказал князь воеводе. — Разместишь в тереме, в отдельных покоях. Накормишь, напоишь, спать уложишь. И еще, организуй-ка герою баню. Он, поди, месяц не мылся. Пожалуется, своими руками удавлю. Все понял?

Гордята прикусил язык и кивнул. На седых висках часто пульсировали надувшиеся от напряжения жилы. Было видно, что покорность давалась ему с трудом.

— Я к нему охрану приставлю. — Прохрипел он.

— Боитесь, — убегу? — Спросил полянин.

— На всякий случай. — Успокоил Лютослав. — В последнее время здесь неспокойно.

Безымян с улыбкой согласился. Выходя из светлицы, он надеялся встретить взглядом Снежану, но княжны не было. Гордята заметил, что чужак ищет свою спасительницу. Воевода проводил гостя долгим любящим взглядом, а когда того завели за угол, не удержался и плюнул вслед.

— Гуляй, веселись. — Прошипел, как змея, выборгский воевода. — До утра ты не доживешь. Это я тебе обещаю.

Он двинулся уверенным шагом к гриднице, что располагалась в пристройке, возле западного крыла княжеского терема. Разогнав младших дружинников, Гордята вошел в опочивальню. Ратники развлекались игрой в кости. Заметив командира, они вскочили с лавок. Незаметным движением один из них опрокинул камни и ставку.