— А потом? — Спросил Безымян.

— Всякое бывает. — Отмахнулся Степан. — Даже до драки доходит. Только дело не в этом. Пару стрелок князьям забьешь, столько отвалят. Целый год жить можно.

Безымян только восхищенно тряхнул головой.

— Интересная жизнь у тебя, Степан.

— Подожди. — Остановил Безымяна охотник. — Заболтались. Уже деревня кончилась. Это оттого, что мы по ошибке не в ту сторону двинули.

— Слышите? — Подняв палец вверх, произнес Безымян. — Кто-то на дудочке играет.

Путники замолчали. Перекрывая скудный хор ночной живности, из-за пригорка доносилась едва различимая мелодия.

— Пойдем, послушаем. — Потянул спутников Безымян.

Не нужно было разбираться в музыке, чтобы понять: играл мастер. Тихая и грустная мелодия лилась по равнине, наполняя морозный воздух невидимыми узорами. Веселье исчезло. Странники зачаровано слушали переливы свирели, не в силах сдвинуться с места. Боль и тоска сжимали душу, оставляя на ней кровоточащие раны. В песне не было слов, но они бы только помешали. Безымян ожидал увидеть умудренного сединами старца, но за пригорком, на камне сидел молоденький парнишка. Простая, холщовая рубаха певца полоскалась на ветру, а тот, казалось, не замечал холода. Понял Безымян: хоронит себя парень, за грошик жизнь продает. Подходи, бери. Словно, вся жизнь человека в этой песне пролегла. Пронеслась, как один миг. А певец играл, не замечая усталости, черпая силу от самой земли. Теперь в воздухе повеяло замогильным холодом. Полянин вздрогнул.

— Все там будем. — Невпопад произнес он, но все его поняли. Заметив, что не один, певец испуганно оглянулся, спрятав дудочку под рубаху. Он подскочил на ноги и попятился, словно его застали, когда он делал что-то худое. Безымян в два прыжка преодолел спуск и настиг певца.

— Не бойся. Не обидим. — Успокоил парнишку полянин.

— Я и не боюсь. Дудочку не ломайте. — Попросил певец.

— Ты с головой дружишь? Кто ж на такое руку поднимет?

— Находятся. — Насупившись, произнес парень, высвобождая руку из захвата. Неуловимым движением он извлек на свет свирель и, погладив ее, произнес:

— Цела.

— Сам делал? — Поинтересовался полянин.

— А то кто же?

— Молодец. — Искренне похвалил Безымян. — Красиво играешь. Аж душа заходится.

— Как зовут-то тебя, певец? — Спросил подоспевший стрелок.

— Васильком кличут. — Притупив взгляд, ответил парень.

— От чего такие песни грустные играешь, Василий?

— Чему веселиться? Не мил мне белый свет. Совсем житья здесь не стало. Гонят отовсюду в три шеи. Староста играть запретил. Как увидят, что я за дудку взялся, сразу отнимают, а самого побьют для острастки.

— Почему не уйдешь? Мир большой. Наверняка, найдутся слушатели. — Задумчиво произнес Безымян.

— Не могу. — Тихо ответил Василек и поник. — Девушка есть одна…

— Любит тебя? — Помог Степан.

— Любит, и я люблю. Только завтра свадьба у нее. Видно, не жить мне на белом свете.

— Ты чего? Руки на себя наложить захотел? — Возмущенно произнес Безымян.

— А хоть и захотел? — Со злостью ответил певец. — Кому до этого дело?

— Мне! — Рассвирепев, крикнул полянин и грянул кулаком о камень, расколов его надвое. — Рассказывай.

— А чего тут рассказывать? Людмила сыну старосты приглянулась. Вот старик и постарался. Подговорил народ, отца любимой запугал. Чтоб по честному все было, договорились состязание устроить. Кто ивовый прут с трехсот шагов собьет, тому Людмилу под венец вести. Только справедливостью здесь и не пахнет. Из Киева Негод, сын старосты, стрелка привел, который промаха не знает. Я хоть лук в руках не держал, не хуже местных бы стрельнул. А сейчас и пробовать нечего. Предупредили еще изверги, чтоб до завтрашнего утра убрался из деревни. Иначе, забьют до смерти.

«Не за что человек пропадает, — подумал Безымян. — Жаль парня. Сила в нем великая заложена. Он, как искра. Вроде маленькая и проку от нее никакого, однако, большой огонь разжечь может. Нельзя его в беде бросить». Полянин посмотрел на Степана и сухо спросил:

— Поможем?

Стрелок кивнул.

— Не горюй. — Потрепал он Василька по волосам. — Я за тебя стрелять буду.

— А ты умеешь? — С недоверием спросил певец.

Степан не ответил. Вместо этого он опустился на расколотый камень и задумчиво произнес:

— Чтоб самим впросак не попасть, сейчас все хорошенько обмозговать нужно.

— Долгая дума будет. — Подхватил Безымян. — А ты пока сыграй. Только, чтоб жилы не вытягивало. Другие песни знаешь?

Парнишка кивнул и, нежно погладив дудочку, поднес к губам. Вот загадочная русская душа. Безымян прибодрился, чувствуя, как разгорается в теле кровь. Если б попросили, гору сейчас свернул да на мелкие камешки разбросал. Колдует музыкант. Не иначе как силушку богатырскую в тело вдохнул. Полянин посмотрел на спутников. Не ему одному помогло. Карп и тот плечи расправил. На подвиги потянуло. Побольше бы таких певцов, и не было бы в мире народа, что русичам поперек дороги встать смог. Степь бы одолели. Да что там степь! Весь мир бы от края до края исходили.

Тем временем на пустоши обо всем договорились.

— Ну, бывай. — Попрощался с певцом Степан.

Василек хотел броситься в ноги, но Безымян остановил его.

— После благодарить будешь. И не бойся, в обиду не дадим.

— Думаешь, получится? — Спросил Безымян, когда Василек скрылся из виду.

— Завтра точно знать будем. Мне кажется, лиходеи сами себя перехитрили. Нет бы, без шума девку сосватать, так им еще народ за нос поводить захотелось. Смотрите, мол, все по честному. Правильно рассчитали. Кто за певца встанет? Не от мира сего человек. Изгой. Только, по себе людей судить — дело неблагодарное.

— Да. — Озадаченно протянул Безымян. — Такого, как Василек на руках носить, а они его извести захотели.

— Бывает и такое. — Рассудительно сказал Степан. — Однако, пора. Припозднились мы. Как бы завтра не проспать.

Возвращались далеко заполночь. Мимо, тихо скрипнув калиткой, прошмыгнула старуха, волоча наполненные до краев жбаны молока.

— Не надорвешься, бабушка? — Поинтересовался Безымян.

Ведьма скривилась и, прошамкав беззубым ртом, плюнула им вслед.