Подручный с готовностью потянулся к вощёному свёртку, но голос седого остановил руку на полпути.

— А что тут думать! С ним, гадом, поквитаться, это мы с радостью! Особливо с конём его…

— А вот это забудь! — оборвал Атаман. — Самого человечка хоть зубами изгрызи, а коняжку его не тронь! Коняжку и вещички мне. Живы останетесь, получите по полшапки золота. А не останетесь, так не обессудьте. Дрозд! Покорми хлопцев, да подбери ребятам лошадок, с нами поедут, а там поглядим, чего в деле стоят…

…Радман-хан рассматривал растущие впереди вершины. Следы чёрного коня вели к трем скалам, но терялись на каменистой почве. Ехать было некуда. Вернее можно было двигаться в любую сторону, но о поимке всадника следовало забыть. Посланные вперёд следопыты возвращались. Унылые лица говорили лучше слов. Оба отрицательно качнули головами, смотрели в глаза хана, ждали распоряжений. Несколько бывалых воинов подъехали ближе. Радман смотрел вдаль, вопрос задал, чтобы слышали все:

— Куда он может ехать?

Воины переглянулись, обратили взоры к следопытам, но те даже не шевельнулись. Молчание затягивалось и один из бывалых всё же подал голос:

— В этих землях ещё не бывали. Водопоев мало, земля плохая. Если и есть селения, то далеко. Без дороги не найдём. Если киевлянин в одиночку забрался так далеко, то либо изгой, либо по поручению.

— Изгой? — усмехнулся хан. — Когда такие, будут на Руси изгоями, я буду сидеть в Киеве!

Все согласно закивали. Послышался гомон. Гадали, с каким поручением можно так далеко ехать. Не придумав путного объяснения, смолкли. Хан перевёл взгляд на следопытов. Тушан потупил глаза, но Алибек со знающим видом заговорил:

— Поручение всегда кончается. Русичи всегда возвращаются домой. Не возвращаются когда мёртвые или… очень мёртвые. Этот живой, значит, обязательно вернётся. Дорогу, по которой ехал, знаем. Обратно поедет по тому же пути. Если вернуться и подождать, обязательно поймаем. Если обратно поедем, найдём сход дорожек, оттуда в Киев один путь. Там и надо ждать.

Радман оглянулся, поискал глазами уцелевшего лазутчика. Аман тут же подъехал ближе, замер, ловя каждое слово хана.

— Гельтулей! Возвращайся в стан. Возьмёшь ещё сотню и догонишь. Илюмджину скажешь, что начинается большая охота. Торопись.

Гельтулей быстро склонил голову и, не дожидаясь дополнительных указаний, дёрнул повод. Хан долго смотрел за удаляющимся всадником. Когда пыльный след растаял, конь Радмана медленно тронулся в обратный путь. Войско поворотило коней, поглядывая на угрюмого Хана, чья слава была продолжением чёрных крыльев усопшего Кури. Радмана Вселяющего Ужас, унаследовавшего от отца власть и поддержку нескольких племён. Радмана Непримиримого, ставшего Бешеным после потери отца и брата.

Если бы не стрела неизвестного преследователя, возглавлявшего погоню, войско Радмана могло быть вдвое больше. Теперь же с ним были только те, кто помнил славу отца, который хитростью извел самого Святослава. Другие же не поддержали Радмана, когда узнали, что великий Куря кончил жизнь в яме с крысами, а старший брат убит при побеге.

Радман на всю жизнь запомнил, как от группы преследователей оторвался всадник на чёрном скакуне и стал быстро нагонять беглецов. Братья уже проскочили спасительный мост и подрубленная переправа начала валиться в воду. Но в этот миг всадник, летящий на клочке ночи, выхватил стрелу и, не обращая внимания на выскакивающие из под моста тени, послал её точно под лопатку старшего брата. Того не спасли ни расстояние, ни скачущий от переправы конь. Вслед за первой стрелой, в беглеце остановились ещё четыре древка.

Радман оглянулся на предсмертный крик. Увидел лишь, безжизненное тело брата и, вдалеке, длинные уши коня под ловким лучником с растрёпанными русыми волосами.

Как много отдал бы Радман за то, чтобы найти того дружинника. Какие пытки изобретал он в сладостных мечтах, где ненавистный стрелок попадал в его руки живым. Теперь он был близок к исполнению самой заветной мечты…