Впереди уже можно было рассмотреть далёкую фигурку всадника и пепельную масть его скакуна. Видя лёгкую добычу, несколько горячих голов вырвались вперёд. Следом, не желая отставать, прибавила ходу и вся сотня. Толчки, в голове Амана, стали превращаться в топорные удары, но он всё ещё терпел, боясь выказать слабость. Расстояние сокращалось и скоро над серым крупом обозначились два седока.

Голову Гельтулея кололи тяжёлые удары раскалённого молота. Не в силах терпеть боль, он свистнул и крутнул рукой. Оглянувшись на свист, десяток скороходов, застегали коней чаще и вырвались вперёд. Аман потянул повод, заставив коня перейти на шаг. Тяжело дыша, смотрел как встала вся сотня. Всадники вертели головами то на Гельтулея, то на удаляющихся соплеменников. Посыльный хана перевёл дух, приблизился к ним. Не обращая внимания на злые недоумённые взгляды, проехал сквозь оторопелых воинов, остановился, глядя вслед удаляющейся погоне. Чуть погодя, небрежно бросил через плечо:

— Если до леса не догонят, то ушли урусы. Никчему всем лошадей загонять. Если же догонят, то справятся сами.

Те, кто слышал его слова, согласно закивали, передавали сказанное дальше. Там невнятно мычали, успокаивались, хвалили правильное решение. Когда же беглецы нырнули в стену зелени, по сотне пронеслось раздосадованное рычание. Преследователи рванулись в обход перелеска и рычание стихло. Когда всадники скрылись с глаз, Аман понял, что впереди не опушка, а всего лишь островок деревьев. Его войны теперь настёгивали коней, чтобы встретить беглецов с обратной стороны. Гельтулей отвязал от седла бурдюк, с удовольствием напился и терпеливо ждал возвращения погони.

Лица вокруг потемнели, когда тень от чёрной тучи внезапно накрыла отряд. Небо проткнули тонкие, ломанные прутья синего огня и землю тряхнул жуткий удар. Глаза на миг ослепли. Мгновением позже порыв ветра швырнул в степняков стену воды. Жёсткие холодные капли замолотили по запылённым лицам, кожанным наплечникам и горячим спинам коней. Гельтулей раздражённо поглядывал в сторону растаявшего в дожде перелеска. Ждать пришлось недолго. Из серой слепой мглы, будто тени далёких предков, показались промокшие насквозь охотники. По мере приближения, стали видны растерянные лица. На многих угадывался плохо скрываемый страх. Аман-Гельтулей недовольно поморщился: всё-таки упустили, но обратил внимание на испуганный вид воинов.

Кони остановились, понуро опустив мокрые головы. Десятник затравленно взглянул на ханского посыльного и попытался сморгнуть бегущие по глазам ручейки. Заговорил нервно, оглядываясь на своих воинов. Те сплёвывали воду, торопливо кивали, подтверждая каждое слово десятника.

— Мы почти догнали уруса, скакали наперерез, можно было докинуть камнем. Только это не урус совсем..

— А кто же, — насмешливо перебил Аман-Гельтулей.

— Не знаю, только конь под ним… не конь, а Скакун Иблиса. Белая как кость голова, короткий, как у барана хвост и острые, как кинжалы рога. Старики рассказывали, что к тому, кто увидит его, приходит смерть.

Отряд сдвинулся плотней, каждый силился расслышать сквозь шум дождя говорившего. Едва десятник замолчал, все взоры устремились к Гельтулею. Тот ухмыльнулся, провёл рукой по блестящему лицу. Не верил сказанному, но понимал, что десять бывалых воинов врать не будут.

— Смерть приходит? — переспросил он. — А вы до сих пор живы?!

По плотной толпе прокатился смешок, но рука Амана поднялась и все вновь утихли, ловя каждое слово.

— Упустили, так упустили! Идём дальше. Хан ждёт…

Раскат грома заглушил конец фразы. Аман развернул коня и двинулся обратно по быстро размокающей земле. Скоро, цепкий взгляд вновь выхватил ковыль, примятый Радмановым войском, и к Гельтулею вернулось благодушное настроение. Ещё немного и он успешно догонит хана. Быть может даже останется сотником приведённого отряда.

Он оказался прав. На следующий день, недалеко от виднеющейся впереди реки, догнали Радмана. Сделав преданно-суровое лицо, Гельтулей выехал вперёд. Остановившись на почтительном расстоянии, приложил ладонь к груди, склонил голову и повёл рукой назад, к застывшим за спиной всадникам. Хан кивнул и, скользнув по сотне холодным взглядом, двинулся дальше.

Аман-Гельтулей выкрикнул короткую команду, и ведомые им воины послушно двинулись следом. Гельтулей ликовал. Сомнения рассеялись. Теперь, с молчаливого согласия Радмана, он стал полноправным сотником. У Радмана около двух сотен, у него сотня. В этом походе он — второй человек, после хана. Теперь-то он удачу из рук не упустит…

…Лелька ступала по остывшему за ночь песку. Заметив створку ракушки, присела, попробовала пальцем край, бросила, двинулась дальше. Через несколько шагов подобрала наконец осколок с острым краем и, развернувшись к встающему солнцу, остановилась. Отмечая новый день, сделала маленький надрез на краю рукава, уже пятый. Отбросив скорлупку, продолжила изнурительный путь. Под палящими стрелами Ярилы темнело в глазах, но русалка была бы рада, если бы день удлинился вдвое. Тогда и ей удастся пройти больше и, быть может, ускорить встречу.

Тело, не привыкшее к долгим сухопутным переходам, отзывалось болью в каждой клеточке. А может просто начинались отголоски страшного предупреждения о тридцати трёх днях человеческой жизни. Сегодня она наконец не выдержала и некоторое время пробыла в воде. Плыла против течения, выбиваясь из сил, но несмотря на это, скоро почувствовала, как ей стало легче. Кости перестали плющиться в невидимых клещах и сухожилия больше не разрывались от невыносимого огня. С уходом боли проснулось чувство голода и ей пришлось остановиться, чтобы как-то утихомирить стонущий желудок. Три крупных перловицы* приостановили голодные спазмы, а огромный, только что полинявший рак, показался сказочным лакомством и напрочь прогнал все воспоминания о голоде.

Покончив с едой, снова пошла по суше. Сокращая извивы реки, двигалась от излучины к излучине, но скоро почувствовала, что засыпает на ходу. Кое как добрела до заросшего деревьями берега, вновь спустилась к воде и прикорнула в корнях большой ивы. Впервые за последние годы увидела сон. Пригрезилось заплаканное лицо Даны, которая что-то гневно кричала, но вместо слов слышались только плеск воды и топот далёких коней…