Канакаридес: У меня с этим никаких проблем.

На этом диалог завершился. Вот тебе и вся беседа.

Сегодня вечером мы должны были оказаться выше. Весь день мы неутомимо поднимались вверх и все же остались в нижней части северо-восточного ребра, так что предстояло хорошенько постараться, если мы хотели взобраться на эту гору и благополучно спуститься вниз за отведенные нам две недели.

Все эти термины типа «Лагерь Номер Один» и «Лагерь Номер Два», которые я заношу в дневник наладонника, весьма стары и остались с прошлого века, когда попытки подняться на восьмитысячники требовали буквально армий: более двухсот человек тащили снаряжение первой американской экспедиции на Эверест в шестьдесят третьем году. Некоторые из пиков были почти неприступными, но тыл и снабжение работали, как часы. Под этим я подразумеваю, что десятки носильщиков волокли бесчисленные тонны оборудования и припасов: в Гималаях это были шерпы, в Каракоруме, в основном, — балти. Бригады женщин и мужчин вручную поднимали эти тонны на горы, работая посменно, чтобы раскинуть лагеря, увеличив продолжительность подъема, размечая дорогу, натягивая стационарные веревки на целые мили вверх. Они помогали командам альпинистов взбираться выше и выше, пока, после нескольких недель, а то и месяцев постоянных усилий, очень немногие, самые удачливые и лучшие, получали возможность совершить восхождение из наиболее высоко расположенного лагеря, обычно под номером шесть, а иногда и семь, начиная где-то в Зоне Смерти, выше восьмитысячной отметки. Выражение «штурмовать гору» было в ходу в то время, тем более, что для него требовалось целое войско.

Гэри, Пол, жук и я поднимались в «альпийском» стиле, то есть несли все необходимое, сначала сгибаясь под тяжестью, потом, по мере подъема, все больше распрямляясь, в надежде через неделю или менее того оказаться на вершине. Никаких постоянных лагерей, только временные ниши, вырубленные в снегу и льду для наших палаток, по крайней мере, кроме того лагеря, который мы назначим исходным пунктом попытки атаковать вершину. Там мы оставим палатки, большую часть снаряжения, и станем молиться всем богам, чтобы погода не испортилась, пока мы будем в Зоне Смерти, чтобы мы не заблудились, спускаясь в темноте в наш высотный лагерь, и чтобы ничего серьезного не произошло ни с кем из нас во время последней попытки, поскольку мы вряд ли сможем помочь друг другу на этой высоте, но, в основном, будем заклинать высшие силы, чтобы ничто не омрачило час нашего торжества.

Однако все это возможно лишь при условии, что мы возьмем ровный темп. Сегодня, к сожалению, он был не таким ровным.

Мы вышли рано, за несколько минут свернув Лагерь Номер Один, быстро нагрузились и стали подниматься: первым я, за мной Пол, потом жук и последним Гэри.

Есть такой на редкость поганый траверс[7] : крутой, бритвенно-острый, начинающийся примерно на уровне 23 000 футов, самая тяжелая часть нашего маршрута на этом ребре. Мы хотели заночевать в безопасном месте, перед тем как приступать к нему. Не вышло.

Я уверен, что записал сегодня несколько реплик Канакаридеса, в основном, междометия, отнюдь не открывающие каких-то сенсационных тайн жуков. Выглядит это примерно так:

— Кана… Канака… эй, Ка, ты уложил запасную плиту?

— Да.

— Хочешь сделать перерыв на обед?

— Было бы неплохо.

И:

— Мать твою, кажется, снег пойдет.

Последняя реплика, естественно, принадлежит Гэри. Все щелчки и вздохи в диктофоне издает Канакаридес, отвечающий на наши вопросы. Все ругательства — наши.

К полудню разразился сильный снегопад.

До этого дела шли неплохо. Я по-прежнему шел впереди: сжигал калории с неправдоподобной скоростью, прокладывая путь и вбивая шипы «кошек» в крутой откос для тех, кто шел следом. В этот раз мы были не в связке. Если один поскользнется или застрянет подкованными ботинками в скале, а не во льду, придется срочно прерывать падение, воткнув в скалу ледоруб, в противном случае, бедняга получит бесплатное развлечение на ледяном аттракционе, пропахав лед на тысячу футов вниз и отправившись в свободный полет на три-четыре тысячи футов, прежде чем приземлится на леднике.

Лучше всего не думать об этом и побольше внимания уделять маршруту, как бы вы при этом ни устали. Смотри, куда ставишь ногу — вот главный закон. Не знаю, боялся ли Канакаридес высоты: лично я сделал мысленную заметку спросить его, но его стиль подъема отличался тщательностью и осторожностью. Его обувь была сделана по заказу: ряд острых шипов, похоже, из пластика, прикрепленных к нелепым стреловидным ступням; он явно умел пользоваться ледорубом и не допускал ни малейшей небрежности. В этот день он поднимался на двух ногах: задние были уложены в удлиненный проторакс, так что, не знай вы, где искать, ни за что бы не заметили.

К десяти тридцати или одиннадцати утра мы достигли значительной высоты, откуда был ясно виден пик Стейркейз, или Лестница Богов, — его восточный гребень изрыт ступеньками, словно специально вырубленными для сказочного индусского гиганта. Находится он на северо-восточной стороне К2. Гора эта также называется Скианг-Кангри и отличается необычайной красотой, ослепительной в солнечном свете, на фоне синего восточного неба. Далеко внизу простирался ледник Годуин-Остен, расплывшийся вдоль подножия Скианг-Кангри до девятнадцатитысячного перевала Седло Ветров. Теперь мы могли легко бросить взгляд по другую сторону перевала — десятки миль тянулись до коричневых гор того, что когда-то было Китаем, а теперь стало мифической страной Синкьянг, за которую шла непрерывная война между Гонконгом и китайскими военачальниками различного толка.

Но для нашего дела куда важнее был взгляд наверх и на запад, по направлению к прекрасной, но почти смехотворной громаде К2, с ее непокоренным, острым, как кинжал, ребром, до которого мы надеялись добраться к ночи. Я еще подумал, что при такой скорости особых проблем не возникнет…

Именно в этот момент и послышалось знаменательное восклицание Гэри:

— Мать твою, кажется, снег пойдет.