Много Андрей мне рассказывал о себе.

Мама моя была человеком исключительной души и веры и еще до прихода Андрея последний раз говорила мне: «Мария! Матерь Божия явила этому человеку великое чудо, не тебе, а ему. Для тебя это был страх и ужас, и ты не знала, почему Господь отвел от тебя насилие. Ты верила, что тебя спасла молитва, а его сама Матерь Господа остановила. Поверь мне, плохому человеку такого явления не было бы. Матерь Божия никогда не оставит Андрея, и ты должна простить его». Андрей маме тоже все рассказал.

Сестра моя Катерина была от Андрея без ума, а у меня до самой последней встречи с ним к нему жило чувство брезгливости и даже ненависти, и продукты, которые он приносил, я старалась не есть… Когда же разговорилась с ним, то поняла многое, взглянула на него по-другому и успокоилась. Подошла я тогда к Андрею и сказала: «Андрей! Вы изменились, другим стали. Простите меня, что долго не могла я победить в себе чувство ненависти к вам», – и подала ему руку.

Прощаться стал – уезжал в батальон выздоравливающих, а после на фронт должны были отправить.

Мама сняла со своей крестовой цепочки маленький образок Божией Матери с надписью: «Спаси и сохрани», благословила им Андрея, перекрестила и по русскому обычаю трижды расцеловала. Расстегнул он ворот гимнастерки, снял ее, и мама куда-то зашила ему образок. Катька, прощаясь, порывисто обняла Андрея и поцеловала в щеку. Подошел он ко мне, низко поклонился и, как всегда, сказал: «Простите меня Бога ради и Матери Божией, молитесь обо мне», – подошел к иконе Владимирской Божией Матери, приложился к ней несколько раз, поклонился всем нам и, не оборачиваясь, вышел.

Хлопнула дверь, мама и Катя заплакали, а я потушила в комнате свет, подняла светомаскировочную штору и вижу в лунном свете, как он вышел из дома, обернулся на наши окна, перекрестился несколько раз и пошел.

Больше никогда его не видела, только в 1952 г., была я уже замужем, получила письмо от него на старый адрес, мама мне письмо передала. Письмо было коротким, без обратного адреса, но по почтовому штемпелю увидела, что оно послано из-под Саратова.

«Спасибо, спасибо вам всем. Знаю, страшен я был для Вас, но Вы не отбросили меня, а в одну из самых тяжелых минут поддержали прощением своим. Только Матерь Божия была Вам и мне помощницей и покровительницей. Ей и только Ей обязаны Вы жизнью, а я еще больше – верой, дающей две жизни – человеческую и духовную. Она дала веру и спасла меня на военных дорогах. Спаси и сохрани Вас Матерь Божия. Наконец-то я живу христианином. Андрей».

Это последнее, что мы узнали о нем.[265]

Встреча в пещерах

…Проработав несколько лет после войны в военных ведомствах, Таисия Алексеевна демобилизовалась и собралась домой, в город Киров, так тогда называлась Вятка. Утром проснулась, а поезд через реку идет, вдали крутые холмы Днепровские, на них золотятся купола. Куда же она заехала?

Переоформив билет, она, в ожидании поезда на Киров, решила посетить Киево-Печерскую лавру. С зажженной свечой она спускается в ближние пещеры, где, озаренные тусклыми лампадами, покоятся нетленные тела земных ангелов, небесных человеков. Своды озарены тусклым пламенем свечей. Таисия Алексеевна, крестясь, идет по извилистым переходам, припадает к коричневым ручкам праведников, просит их святых молитв.

Тем временем братия монастыря пошла встречать митрополита Иоанна. Послушник запер пещеры, не заметив посетительницу, и она осталась в подземной полутьме. Сначала испугалась, потом успокоилась: ей ли бояться святых угодников, если на фронте каждый день трупы видела? Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? (Пс. 26: 1 – 2). Села на приступочку, Иисусову молитву творит.

Вдруг слышит приятное женское пение – сначала приглушенное, потом все ближе. По затененным коридорам идет высокая монахиня в апостольнике, на вид молодая, но совсем особая, тоже мощам кланяется. Филина обрадовалась, что она не одна: «И вас закрыли, матушка?»

Монахиня кивнула, присела рядом, спросила: «Кто вы, откуда?» – «По военной части, на фронте была», – отвечает как есть. «А в чем вы грешны перед Богом?» – спросила Матушка. Припомнилось то, другое: сказать или умолчать? А Матушка ее уже крестит: «Милостив Бог, простит», – словно мысли ее читает. Сама не заметила, как все рассказала. И произносить ничего не потребовалось: удивительная монахиня исповедовала ее «от Адама» и все грехи отпустила.

«А вы хотите стать Христовой невестой?» – спрашивает вдруг. «Да», – кивнула Таисия Алексеевна. Она не смела об этом и мечтать. «Хорошо, Я попрошу Своего Сына». – «Такая юная, какой у Нее может быть сын?» – смущенно подумала Филина. – «Мой Сын всем отцам Отец!»

Монахиня на глазах преобразилась, стала величественнее, за спиной очертилась мантия. Протянула ей руку: «Пойдемте».

«Как же я не заметил, я двух монашек закрыл», – лязгнул засовом послушник. Он и Таисию Алексеевну увидел в иноческом образе. Они прошли наверх в Крестовоздвиженскую церковь, где над Царскими вратами в нимбе серебряных лучей парит чудотворная икона Успения Божией Матери… Пещерная Матушка вступила на солею и, легко приподнявшись в воздухе, вихрем вошла в Успенскую икону. Таисия Алексеевна глазам не поверила: стоит, терпеливо ждет. Служба окончена, храм закрывается, дежурный просит на выход. «Не могу, я Матушку жду». – «Какую Матушку?» – «Она у вас в алтаре…»

Дальше события сложились чудесным образом. В Киров Таисия Алексеевна Филина так и не попала, осталась в Киеве, приняла постриг…[266]

Явление нерукотворного образа «Избавительница» в Киеве

(Рассказ схимонахини Гавриилы)

Когда я была молодой, решила стать монахиней. Много молилась Матери Божией, прося указать мне место и путь спасения. И вот по Ее святой молитве я пришла в этот женский скит послушницей. Мы все носили мирские одежды, ведь время тогда было очень страшное…

Я была послушницей схимонахини Анании. Однажды один священник дал моей матушке старое полотно, на котором раньше была икона Пресвятой Богородицы, но в течение многих лет святая икона совсем обветшала и стерлась с полотна. Этот священник сказал, что полотно больше не нужно и чтобы схимонахиня Анания выкинула его в реку.

А моя матушка была богобоязненная и сказала про себя: «Господи, прости меня, грешную, я не могу выбросить это святое полотно». Принесла его в келью и все мне рассказала. Матушка положила полотно мне под голову и молилась Пресвятой Деве, чтобы Она не наказала ее, грешную, за непослушание священнику. Прошло время. Однажды мать Анания мне сказала: «Давай мы с тобой немножко потрудимся, сделаем деревянную рамку и натянем на нее полотно, потом повесим на стене, да будет святая воля Господа и Его Пречистой Матери!». Так и сделали. Натянули совсем чистое полотно на деревянную рамку и повесили в нашей келье между святыми. Прошло еще какое-то время.

В один прекрасный день захожу в келью. Матушка уже была там. Она, стоя на коленях, молилась и без слов позвала меня: дала понять, что с полотном происходит какое-то чудо Божие. Я посмотрела туда, где оно висело, и что же я вижу? На чистом полотне Духом Святым перед нашими глазами стал рисоваться тот крест, который виден на короне Пресвятой Богородицы.[267] Мы замерли и боялись дышать. Три дня и три ночи, не выходя из кельи, не спали, не ели, только про себя внутренне молились и славили Господа нашего Иисуса Христа и Предивную, Всехвальную и Пресвятую Богородицу за такое великое чудо.

Через три дня отдохнули. Несколько дней на полотне ничего не прибавлялось, потом стал вырисовываться лик Пресвятой Девы и Богомладенца Иисуса. Я, монахиня Гавриила, живой свидетель того великого чуда, которое соизволила сотворить Небесная Царица с нами, грешными людьми, со мной и моей духовной матерью схимонахиней Ананией. Будь сейчас мать Анания жива, она бы засвидетельствовала, что эта святая икона, которая носит имя «Избавительница», не написана рукой человека, а пред нашими глазами Дух Святой рисовал ее на чистом полотне!»[268]