– Да. Трое детей. Ты, должно быть, сбиваешься с ног.

– Нет, по правде говоря. Но у меня в Рождественские праздники произошел выкидыш. Вот почему я так похудела.

– Ах… дитя мое…

– Все уже хорошо. Действительно. Я жива и здорова. Миранда сглотнула комок в горле и спросила:

– Как Брет?

Мисс Пак пожала усталыми плечами:

– Как можно и ожидать. Труппа сейчас в Бристоле. В Королевском театре. Олли часто звонит. Он волнуется за них.

– Королевский? Неплохой ангажемент.

– Да. Столько хлопот и забот, ты удивишься, когда узнаешь. С тех пор как мистер Брэкнел вложил часть своих средств, их дела видимо пошли в гору.

– Мистер Брэкнел?

– Он поддержал мистера Сент-Клэра материально в те далекие годы. Ввел его в компанию с участием в прибылях и тому подобным. Посоветовал ему постоянно брать учеников и взимать умеренную плату. Понимаешь… Ты же знаешь мистера Сент-Клэра. Любая мать может спокойно доверить ему свою дочь.

Миранда следила за огрубевшими руками, которые выставляли на стол чашки и блюдца. Бедный старик Брэкнел. Влюбленный в тетушку Мэгги и постоянно старавшийся уладить неприятные ситуации, которые, казалось, постоянно возникали вокруг ее племянницы.

– Как дела у Оливера Фрера? – заставила себя поинтересоваться Миранда.

– Он сейчас во главе труппы. Месяц назад, когда дела пошли плохо, мистер Брэкнел попросил его взять руководство в свои руки.

– Понимаю.

Миранда и сама не знала, что ожидала услышать. Отказа от Оливера и провозглашения подлинной любви к самой Миранде? Она почти улыбнулась подобной наивности.

Мисс Пак продолжила:

– Сначала я думала, что он хочет с тобой попрощаться, дорогая. Поскольку ты дочь Терри Пэтча и его особая протеже или как ни назови… – Мисс Пак улыбнулась, сама себя прерывая, затем продолжила: – Но, мне кажется, за этим стоит нечто большее. Он что-то обсуждал с мистером Фрэром и с Олли, пытался изложить на бумаге… Но я не знаю, в чем там все дело.

Миранда потягивала крепко заваренный чай.

– Я немедленно поднимусь наверх, как только покончу вот с этим. – И она улыбнулась своей прежней широкой улыбкой. – О, я чувствую себя так, словно не было этих двенадцати лет – с тех пор никто не готовил такого чая, как вы!

Мисс Пак, очень довольная похвалой, улыбнулась.

Ступени лестницы недавно покрыли новыми ковровыми дорожками, и окраска стен изменилась от старинно-коричневой к чисто-белой. Миранда поднималась очень осторожно, отлично понимая, что эти ступени, возможно, составляли гордость и радость Глэдис. Она заглянула в комнату, которую разделяла вместе с Дженнифер, и увидела, что ее нынешние жители были такими же беспорядочными, как и она в свое время, затем постучалась в дверь, располагавшуюся в конце коридора, как часто это делала в далеком прошлом, и медленно, с волнением отворила ее.

Сначала Миранда подумала, что Брет спит. Несмотря на теплую погоду, он был укрыт лучшим пуховым стеганым одеялом мисс Пак, лицо обращено к стене, а его знаменитая львиная голова, так напоминавшая голову Тайрона Пауэра, а теперь внезапно ставшая походить на череп, покоилась на краю подушки. Однако он не спал, чуть слышный голос произнес:

– Она уже приехала?

Из-под одеяла показалась рука с явным намерением помочь телу перевернуться, чтобы посмотреть на вошедшую.

Мэг поспешно обошла вокруг кровати и подошла с другой стороны.

– Я здесь, Брет. Не шевелись!

Она взяла его за руку и зажала ее между своих ладоней. Его рука напоминала руку скелета. Она обдумывала множество различных вариантов, как она поздоровается с Бретом; все, что она могла сделать сейчас, это опуститься на колени подле его постели, чтобы их лица оказались на одном уровне. Глаза Миранды наполнились слезами. Единственное, что она смогла вымолвить:

– О, Брет!..

Он сумел улыбнуться. Он все еще оставался красивым, высыхающая кожа натянулась на крупных, выступающих костях.

Он проговорил тем же странным, слабым голосом:

– Ну же, Пэтч. Покажи, что ты актриса. Прекрати плакать.

Миранда прижалась лбом к его пальцам.

– Не могу, Брет, извини. Мне очень жаль.

Она хотела сказать, что ей было жаль, что он лежит вот здесь, в таком состоянии, измученный болезнью и умирающий. Однако он проговорил:

– Не о чем сожалеть, Пэтч. Ты любила меня, потом решила причинить мне боль. Все это совершенно естественно. Ты всегда отличалась естественностью.

Его пальцы коснулись ее волос, словно даруя благословение.

– Я очень рад… очень рад видеть тебя.

Миранда подняла глаза, пораженная тем, как он сумел отсечь все остальное и добраться до сердцевины их раздора.

Она просто ответила:

– Я все еще люблю тебя, Брет.

– Я рад. Рад, что ты тоже это знаешь.

Он вновь улыбнулся, но больше не хотел развивать эту тему: эмоции, прошлая боль, теперь они не имели для него былой важности. Миранда видела это со всей отчетливостью; склонив голову, она прильнула губами к его пальцам.

Брет сказал:

– Все зафиксировано на бумаге, но лучше, если ты узнаешь обо всем от меня. – Он еще раз попытался улыбнуться. – Это моя последняя воля и завещание. Старый Брэкнел теперь действительно стар. Он бы разъяснил тебе, в чем дело, но вдруг он умрет раньше меня, кто знает? Кроме того, когда дело касалось его, ты становилась ужасно скверной девчонкой. Ты никогда не прислушивалась к его советам.

Миранда ничего не ответила, стараясь изо всех сил, чтобы не дрожали губы, а слезы на глазах высохли.

– Ты станешь новым владельцем труппы «Третейский судья», Миранда.

Брет закрыл глаза, останавливая этим жестом ее протесты, и пальцы его, зажатые у нее в ладонях, шевельнулись.

– Ничего не говори. Я уже сообщил об этом Оливеру, ему это не нравится, но, если ты захочешь, он будет у тебя менеджером. Знаю, пока ты не можешь посвятить себя этой работе – семья и все такое, – но, после того как Брэкнел отошел от дел, мне хочется, чтобы все средства попали в руки того, у кого часть труппы лежит в… в…

– Я понимаю Брет, что ты хочешь сказать. О Господи Боже мой, Брет, но у меня не хватит сил для этого.

– Ты дочь Терри. И будешь связью между «Уэссекскими актерами» и «Третейским судьей», можешь переименовать труппу и возвратить ей былое наименовение «Уэссекские актеры».

– Никогда!

– Отлично. Значит, ты справишься!

– Брет…

– Нет. Я не спрашиваю тебя, у тебя просто нет выбора в этом вопросе. Он еще раз болезненно улыбнулся. – Могла бы ты приподнять мне голову и дать несколько глотков этой дряни из глюкозы? От этих разговоров у меня пересохло во рту.

Для Миранды это было непростым делом. Она всегда заявляла о своей «бесполезности» в комнате, где находились больные, доверяя подобного рода заботы Питеру или Мэг. Наконец, присев на кровать, она очень осторожно приподняла голову Брета и опустила на свое плечо, свободной рукой взяла стакан и поднесла к его губам. Подобная интимность сперва показалась ей отвратительной. От потревоженных простыней исходил едва уловимый аромат роз, который мог быть запахом лепестков роз, хранимых мисс Пак в своем сушильном шкафу, или же оказаться зловонием болезни. Миранда пыталась заставить себя не обращать внимания на запах и сдерживать любые признаки дрожи. Затем, когда зубы Брета стукнули о край стакана, произошло нечто странное. Ощущение огромной умиротворенности заполнило всю комнату, но, может быть, оно возникло в глубинах самой Миранды. Взгляд ее продолжал контролировать каждое свое движение, но улыбка сделалась менее напряженной, она почувствовала, как расслабилось плечо, поддерживавшее голову Брета, а руки сами нашли более удобное положение.

Сделав еще пару глотков, Брет повернул голову в сторону.

– Достаточно, – скорее выдохнул, чем произнес он, изможденный предпринятыми усилиями.

Миранда отставила стакан в сторону, осторожно опустила его голову обратно на подушку и вновь опустилась на колени.

– Хочешь, чтобы я ушла? – спросила она. Глаза Брета оставались закрытыми. Он прошептал: