Дядя Седрик не участвовал в экскурсиях по Плимуту. Поэтому Памела настаивала на том, чтобы девочки посещали его каждый вечер, чтобы рассказать ему о том, как прекрасно они провели свое время.

– Мы были на том самом месте, где стоял Дрейк! Я хочу сказать, что мы находились именно на том клочке земли. Вы только представьте себе это!

Как только Памела переставала ходить по комнате, Седрик начинал заглядываться на нее. Она была такой же энергичной, как Миранда и Мускатный Орешек до смерти тети Мэгги. Подумав об этом, он залпом осушил стакан, протянув его девочке для того, чтобы она вновь наполнила его.

– Да, вы знатный пьянчужка! – восхищенно сказала она вполне дружеским тоном. – И что нам с вами делать? – Танцующей походкой она подошла к столу, чтобы взять новую бутылку вина. – Вы, погрязнув в тоскливых мыслях, проводите взаперти все дни напролет. Да-да, именно погрязнув.

Снова протанцевав по комнате, она остановилась у окна, за которым надвигались сумерки.

– Почему вы никогда не выходите с нами на прогулку?

На минуту задержавшись у дядюшкиного телескопа, она, приложив глаз к окуляру, произнесла:

– О, да отсюда абсолютно все видно!

Печальным голосом дядя Седрик заметил:

– Дорогая Памела! Мне уже почти семьдесят лет. Сейчас уже не то время, когда Мэгги жила тут и возила меня по всему городу на своей машине.

– Ну вот вы снова об этом! – воскликнула Памела, остановившись за его спиной и поглаживая пальцами его лысину. – На самом же деле вы просто жалеете сами себя!

Почувствовав, как слезы начали течь по щекам, он поспешил объяснить:

– Ты, детка, мало чего понимаешь, и надеюсь, что никогда многого и не поймешь.

С видом раскаявшейся грешницы Памела покачивала стул, на котором сидел дядя Седрик, и, держась за его клетчатую полотняную рубашку, ухитрялась гладить ему голову.

– Я вас очень хорошо понимаю. Я чувствую, что могу быть с вами совершенно искренней, дядя Седрик, так как я нахожусь в очень тесных отношениях с членами всей вашей семьи. Я могу говорить обо всем, что думаю. Я знаю, что это может прозвучать как комплимент, но мой отец говорит, что я не по годам здраво рассуждаю и поэтому могу говорить все, что думаю.

Дядя Седрик рассмеялся до слез, а Памела продолжала:

– Да-да, я действительно так думаю. – Забрав из его трясущихся пальцев стакан, она начала отпивать маленькими глотками вино. Это было очень противно, но она сумела побороть в себе отвращение. – Ну что? Видите? – спросила она, быстро поставив стакан на боковой столик. – Если я постоянно нахожу для вас какие-то слова, то почему же вы не скажете мне что-нибудь в ответ? Поведайте мне о том, что вы сейчас чувствуете. Только искренне.

Все это напоминало сцену из спектакля «Правда и отвага». Она ему грубит, а он обязан открывать ей всю свою душу. В этот момент она уселась к нему на колени.

– С некоторых пор девочки отдалились от меня, – хрипло проговорил он.

Памела понимающе закивала головой. Она уже успела заметить то, что и Мэг, и Миранда замкнулись в себе после тяжелой утраты. Но ведь им было проще: они ведь были вдвоем!

– Послушайте, дядя, я приехала сюда затем, чтобы всем здесь было хорошо. – Памела сказала эту фразу так, как будто она представляла себя, по меньшей мере, лучом света, осветившим царство вечной тьмы. – Сейчас я близко к вам. Неужели вы не видите, как я стараюсь вам угодить?

Неожиданно всхлипнув, он опустил свою голову на ее хрупкое плечо. У нее были мягкие, как у птички, кости, которые так напоминали тело Миранды. Но как бы там ни было, старик хорошо знал и то, что сестры были здоровы как лошади и намного сильнее его самого. И конечно же, сильнее бедной, дорогой Мэгги. Обвив талию Памелы руками, он держался за нее так крепко, будто боялся упасть.

Памела почувствовала свою невероятную власть. В минуту назревшей необходимости она выполняет долг перед дядей вместо Миранды и Мэг. Она успокаивает старика, которому, по-видимому, осталось не так уж долго жить. Только что она уже спасла его от этого дьявольского зелья, отпив часть жидкости из его стакана, а затем и вовсе отодвинув его. Крепко прижимая к груди его голову, она целовала его ужасную, лоснящуюся от пота лысину, думая о том, как все это невинно выглядит. А в это время правая рука дядюшки, отцепившись от ее талии, сползала все ниже и ниже.

Мэг и Миранда играли с маленьким сыном миссис Дженкинс, которая отлучилась в кино. Несмотря на страшную жару, мальчик умудрился так простудиться, что каждый раз, когда он пробовал сосать свой палец, он совершенно не мог дышать. Мэг натирала ему грудь камфорным маслом, в то время как Миранда читала вслух свою собственную детскую книжку. Обе девочки очень хорошо вошли в роль: Мэг представляла маленького Адриана отверженным сиротой, а себя и Миранду сестрами по сиротству, вынужденными прозябать в этом жестоком мире. А Миранде все происходящее напоминало сцену из спектакля «Флорентийский соловей» и мешало сосредоточить свое внимание на пациенте.

Мальчик почти было заснул, когда неожиданно из комнаты дяди Седрика послышались душераздирающие крики. Ребенок, мигом проснувшись, уселся на кровати, выпрямившись, как струна, и заорал. Выронив книгу, Миранда воскликнула:

– Это же дядя Седрик!

Как бы продолжая начатую мысль, Мэг подхватила:

– Неужели и он тоже умирает!

Бросив Адриана на произвол судьбы, девочки, выскочив из комнаты, столкнулись с Памелой, которая, рыдая, поднималась вверх по лестнице.

Если бы Мэгги была жива, то, возможно, такого бы никогда не случилось. А уже если бы и случилось, то она непременно бы все уладила. Ни Миранда, ни Мэг, ни дядя Седрик не поняли, из-за чего поднялся такой переполох. Когда приехал отец Памелы, дядя Седрик, всплакнув, сказал:

– Но ведь я только обнял ребенка! Она пришла меня успокоить и…

– Это так вы обнимаете ребенка? – свирепо спросил отец Памелы. – Гладя ладонями голые ягодицы девочки, не так ли? А может быть, вы всегда так…

В эту минуту Миранда, стараясь выручить из беды дядю Седрика, закричала:

– Но ведь он и нас так гладит, правда, Мэг? И что в этом такого? Мы даже не возражаем.

На этот раз отец Памелы пришел в неописуемую ярость. Не тратя лишних слов, он настоятельно потребовал, чтобы девочек отвезли прямо к нему домой уже сегодня вечером. А на следующее утро он позвонил в попечительскую службу.

ГЛАВА 2

И тогда на помощь пришел мистер Брэкнел.

Спустя некоторое время девочки позвонили дяде Седрику и узнали о том, что старик совершенно неожиданно умер в самый разгар поднявшейся шумихи.

При таком раскладе мистер Брэкнел оставался единственным опекуном девочек. Мистер Брэкнел вместе с дядей Седриком нес ответственность за состояние дел, касающихся наследства девочек. А теперь мистер Брэкнел стал еще и душеприказчиком дяди Седрика. Это случилось вскоре после того, как был продан дом и уплачено по всем счетам, а девочкам в наследство надлежало получить по достижении двадцати одного года оставшиеся от дома пожитки. Мистер Брэкнел сразу четко и ясно объяснил им, что на оставленные в наследство деньги (пятнадцать сотен на каждую) далеко не разбежишься. Но зато вместе с долей наследства по завещанию тети Мэгги они могли помочь девочкам хотя бы на первых порах устроить свою жизнь. Мистер Брэкнел считал, что сестры слишком молоды, чтобы сейчас иметь перед глазами ясную картину того, как они будут обустраивать свою жизнь в будущем. Но он очень ошибался. Девочки хорошо знали, чего бы им хотелось сделать на деньги, полученные в наследство. Миранда, например, мечтала поступить в драматическую школу, а Мэг – купить маленький домик в Кихоле, там, где они были так счастливы, и целыми днями рисовать картины.

После случившегося скандала у Мэг полностью расстроились нервы, а Миранда, разозлившись, вела себя просто вызывающе. Им надлежало находиться под опекой местных властей до достижения шестнадцатилетнего возраста, а взявшая их под свое крыло дама из службы социальной опеки была уверена в том, что девочки рано или поздно захотят проявить собственную индивидуальность, поэтому их нужно разлучить. Они должны жить в разных семьях, учиться в разных школах. Мистер Брэкнел никак не мог переубедить ее. Правда, ему удалось определить Мэг в общежитие, которое находилось в Хай-Комптоне в ведении таких филантропов, как Дора и Мэтью Пенвит. После этого у Мэг могла открыться возможность поступления в старшие классы, откуда, при условии получения стипендии, открывалась дорога в Плимутский художественный колледж. Имея перед собой такие перспективы, Мэг быстро успокоилась, стараясь приспособиться к новой обстановке. Она была ласкова по отношению к младшим и проявляла абсолютную сдержанность в общении со взрослыми. Дора приняла ее, как родную дочь, хотя Мэг, однако, вовсе не испытывала родственных чувств по отношению к своей «новой маме».