Ванная выглядит еще сумасброднее. Там стены были из грубого цемента и разбитых плиток, когда мы их сняли, чтобы замазать, вид был просто безобразный. Тогда мы нашли на одном базарчике небесно-голубые непромокаемые комбинезоны (из такой ткани делают палатки), которые в четыре часа утра пошли за бесценок, потому что были никому не нужны, а хозяину до смерти хотелось домой. Разрезав их на полоски, мы оклеили ими стены. Непромокаемая ткань выглядит, как шелк, она превращает комнату в таинственную восточную сказку, особенно когда зажигается лампа с розовым абажуром, свисающая из розовых облаков. Мы обновили голубую эмаль на ванне, на раковинах для умывания и для питья, на унитазе. Эмаль дешевая и через шесть месяцев, возможно, потрескается. А пока чувствуешь себя, как в лагуне. На второй же день Сильвер отодрал от пола старые доски, настелил новые, отшлифовал и отполировал их. Пол в ванной покрыт фальшивой золотой сосной и выглядит так, будто стоит тысячу. Ну, по меньшей мере, пятьсот.

– Откуда ты знаешь, как это все делается? - постоянно спрашивала я его.

– Я читаю инструкции, - невинно отвечал он.

Конечно, робот может просто прочитать инструкции и точно им следовать, и делать все абсолютно правильно. Я все время говорила себе, что не стоит воспринимать его как исключительно талантливого человека, что так думать просто нельзя. Но это было сложно, и, к тому же, ведь я сама просила его притвориться человеком.

В конце первой недели, пыхтя и ворча, к нам притащился за платой смотритель, очевидно предполагая, что он ее не получит.

– Всего четверть месяца, - объявил он, когда я вышла к нему со сливой в одной руке и длинной рисовальной кистью в другой. - Всего одна неделя. И три следующих, до первого числа нового месяца я не появлюсь у вас. - Он думал, что я все равно сбегу раньше, поскольку нечем платить. - Это, знаете ли, вполне законно, - сказал он. Но глаза его уже не смотрели на меня, а вперились в комнату за моей спиной. - Ага, - произнес он. - А я-то ломал голову, для чего твоему дружку понадобилась лестница. - Он пытался протиснуться мимо меня внутрь, и я пропустила его. Он стоял и глазел, будто в знаменитом соборе. - Не каждому придется по вкусу, - сказал он, - но весело.

Я ждала, что он продолжит: "Раз вы ухлопали арендные деньги на все это, вам придется съехать". Но он только бросил взгляд на большое вечнозеленое растение, которое мы с Сильвером накануне вечером выкопали на пустыре у развалин и посадили в надтреснутую пивную бутыль чудесного янтарного стекла.

– Оно умрет, - сказал он.

– Возможно, вы захотите придти на похороны, - отозвался Сильвер, сидя на подушке и читая со скоростью пятнадцать секунд страница. Как раз в это утро мы купили по случаю стопку самых разных книг.

Смотритель нахмурился.

– Эта квартира, - сказал он, - рассчитана только на одного человека.

Меня мигом охватил ужас, но Сильвер ответил:

– Я ей ничего не плачу. Я ее гость. Смотритель нехотя согласился, что ничего необычного в этом нет, и Сильвер улыбнулся ему.

Я мяла в руках мелкие деньги - плату за квартиру и электричество, но тут Сильвер встал и любезно пригласил грозного посетителя пройти в ванную. Я слышала его ворчание оттуда, вроде: "не знаю, хотел ли бы я это сделать у себя" или "А что это белое на потолке, а?" И потом удивленно: "Очень похоже".

Они вернулись, и Сильвер налил нам по кружке очень дешевого и кислого вина. Свою смотритель тут же опорожнил одним глотком. Когда мы наконец избавились от него и от денег, я вышла из себя. Ты пашешь, как лошадь, чтобы сделать квартиру красивой, а тут является гнусный старикашка и начинает придираться.

– Он просто забыл, как надо разговаривать, - сказал Сильвер. - К тому же он болен. Вынужден принимать одно лекарство, которое дает временный для него побочный эффект.

– Ты-то откуда это знаешь?

– В ту ночь, когда я одолжил стремянку, мы немного посидели и он мне рассказал.

– Ты все еще пытаешься каждого сделать счастливым, - сказала я.

– Все еще. Тяжелая работа, признаться.

Я посмотрела на него, и мы рассмеялись. Я подошла и обняла его. На ковре тоже приятно заниматься любовью.

Вечнозеленое растение к концу месяца вымахало до потолка и разрослось веером.

Вот я и добралась до конца месяца.

Вечером накануне первого дня нового месяца мы сидели у развалин на одной из балок, и смотрели на звезды, которые виднелись за последними уцепившимися за ветки листьями, и на город, расцветший огнями. Мы теперь частенько сюда выходили, причем первым предложил это он. Иногда он тихонько играл на гитаре и пел для меня. У развалин это было так красиво... В сумерках они становились таинственными и дикими, будто чаща леса, правда, окруженная цивилизацией по краям. Время от времени появлялась белая кошка, мы покупали тарелку конины, приносили и оставляли здесь для нее. Она была, очевидно, бездомная, но Сильвер своим безошибочным зрением разглядел у нее сзади крошечную отметинку - это означало, что прививку против бешенства ей сделали совсем недавно. Мне захотелось заманить кошку в квартиру. Но в этот вечер ее не было, только звезды. И сидя рядом с ним под одним плащом, я сказала:

– Самое счастливое время в моей жизни. Он повернулся и поцеловал меня:

– Спасибо.

Я была внезапно тронута теплотой, присущей даже поддельному чувству. Он был мой. Прохлада, исходящая от его тела, никогда не беспокоила меня, а теперь от близости ко мне он казался теплым.

– Мне даже все равно, что ты меня не любишь, - сказала я. - Это такое счастье.

– Но ведь я люблю тебя.

– Потому что можешь сделать меня счастливой.

– Да.

– А это значит, что я ничем не отличаюсь от любого другого, кого ты делаешь счастливым, ты можешь любить нас всех, но я не это понимаю под любовью. - По крайней мере, это не задевало его: я говорила беспечно и лукаво, и он улыбнулся.

Я никогда не устану восхищаться, никогда не смогу насытиться его красотой.

– Я тебя люблю, - сказала я. - Пойдем пообедаем. Ты как? Будешь притворяться?

– Если ты уверена, что хочешь потратить на это деньги.

– Да, да, я хочу. Ведь завтра я получу свою тысячу.