Сайрус даже не стал читать предобеденной молитвы, и его жена, густо покраснев, прочла ее за него едва слышным голосом. Когда Эсма в начале обеда уронила на пол вилку, все, кроме Сайруса, подскочили от испуга — так натянуты были нервы. Сайрус же вперился в Эсму бешеным взглядом выпученных глаз, но не сказал ни слова. Потом он обвел тем же взглядом сидящих за столом, окончательно лишив их всех дара речи. Когда бедная миссис Тейлор положила себе на тарелку немного хрена, он и на нее бросил разъяренный взгляд, долженствовавший напомнить ей про ее слабый желудок. После этого миссис Тейлор не посмела съесть ни капельки хрена, хотя ужасно его любила и считала, что малое количество ее желудку не повредит. Но дело не ограничилось хреном — у нее вообще пропало всякое желание есть. У Эсмы тоже пропал аппетит, и обе они только вяло ковырялись в своих тарелках. За столом стояла гробовая тишина, лишь изредка прерываемая вымученными замечаниями о погоде, которыми обменивались Энн и Трикси. Трикси умоляюще смотрела на Энн, но та впервые в жизни не могла придумать хоть какую-нибудь тему для разговора. В голову приходили лишь совершенно идиотские фразы, которые просто невозможно было произнести вслух. Что такое? Околдовал их всех Сайрус, что ли? Подумаешь, какое дело — старый упрямец отказывается разговаривать! Энн просто не представляла себе, что это может ввести в транс стольких людей. И Трикси была права — он явно наслаждался тем, что испортил настроение всем присутствующим. Интересно, что он при этом думает? И что он сделает, если ему воткнуть в спину булавку? Энн хотелось дать ему пощечину, стукнуть линейкой по руке, поставить в угол, наказать, как избалованного ребенка. Ведь таковым он и был, несмотря на седые волосы и задорно топорщившиеся усы.

А главное, ей хотелось заставить его заговорить. Это будет для него самым чувствительным наказанием. Чем бы его ошарашить, чтобы он нарушил свой обет молчания?

Может, взять эту жуткую старомодную вазу, облепленную венками из роз, которая стоит на столике в углу, — какое мучение, наверное, стирать с нее пыль! — и шваркнуть об пол? Энн знала, что эту вазу дружно ненавидит вся семья, но Сайрус и слышать не хочет о том, чтобы отправить ее на чердак, а настаивает содержать ее в безукоризненной чистоте, так как она когда-то принадлежала его матери. Энн не колеблясь сделала бы это, если бы была уверена, что гнев Сайруса найдет словесное выражение.

Но почему молчит Леннокс Картер? Если бы он заговорил, то и она сумела бы поддержать разговор, а Трикси и Хью, возможно, тоже освободились бы от чар, которые связали им языки. Но Леннокс ел молча. Вероятно, он опасался, что любое замечание еще больше накалит обстановку.

— Мисс Ширли, возьмите маринованного чеснока, — едва слышно проговорила миссис Тейлор.

И тут в Энн взыграл какой-то чертик. Она взяла чеснок и, не давая себе времени одуматься, произнесла спокойным голосом, обращаясь к Ленноксу Картеру:

— Вы бы, наверное, удивились, доктор Картер, если бы узнали, что на прошлой неделе мистер Тейлор вдруг оглох?

Швырнув эту бомбу, она откинулась на спинку стула, ожидая, какая последует реакция. Может быть, сообщение, что хозяин, оказывается, вовсе не гневается, а просто ничего не слышит, развяжет язык гостю? Но если Энн надеялась заставить Сайруса Тейлора заговорить или закричать, ее надежды не оправдались. Он только бросил на нее испепеляющий взгляд и ничего не сказал.

Но зато замечание Энн оказало совершенно неожиданное действие на Трикси и Хью. За секунду до того, как Энн бросила свою бомбу, Трикси увидела, что Эсма тайком утерла слезинку, скатившуюся из ее полных отчаяния глаз. Все погибло… Леннокс Картер никогда не сделает ей предложения… и теперь уже не имеет никакого значения, кто что скажет. И Трикси вдруг ощутила жгучее желание разделаться со своим извергом-отцом. Слова Энн вдохновили ее на невообразимо наглую выходку, с восторгом подхваченную Хью, в котором проснулся вскипавший вулкан озорства. Последующие кошмарные четверть часа никогда не изгладятся из памяти Энн, Эсмы и миссис Тейлор.

— Бедный папочка, — сказала Трикси, обращаясь к доктору Картеру, — оглохнуть, когда тебе всего шестьдесят восемь лет!

Скулы Сайруса Тейлора побелели, когда он услышал, что ему приписали лишних шесть лет. Но он не проронил ни звука.

— Как приятно наконец как следует поесть, — отчетливо произнес Хью. — Доктор Картер, что вы скажете о человеке, который заставляет свою семью питаться исключительно яйцами и фруктами — потому что, видите ли, он сам любит яйца и фрукты?

— Разве ваш отец?..— изумленно начал доктор Картер.

— А что вы скажете о человеке, который укусил свою жену, когда она повесила гардины не того цвета… взял и укусил за ухо? — спросила Трикси.

— До крови, — хладнокровно вставил Хью.

— То есть как…

— И который изрезал в клочья платье своей жены, потому что ему не понравился фасон? — добавила Трикси.

— А который не разрешает жене завести собаку? — осведомился Хью.

— А ей так хочется собачку, — меланхолично произнесла Трикси.

— А о человеке, — продолжал Хью, который давно не получал такого наслаждения, — подарившем жене на Рождество галоши — пару галош и больше ничего?

— Да, галоши как-то не согревают душу, — признал доктор Картер.

Он встретился глазами с Энн и улыбнулся. Энн подумала, что до сих пор ни разу не видела его улыбки. Она поразительно меняет его лицо. Что там Трикси еще затевает? Кто бы мог подумать, что она способна на такие выходки?

— А попробуйте себе представить, доктор Картер, каково маме жить с человеком, который, если ему не понравилось жаркое, хватает мясо со сковороды и бросает его в лицо горничной?

Доктор Картер с опаской поглядел на Сайруса Тейлора, словно ожидая, что сейчас в него полетят куриные кости. Но потом, вспомнив, что хозяин дома ничего не слышит, успокоился.

— А что вы скажете о человеке, который верит, что земля плоская? — улыбнулся Хью.

Тут Энн показалось, что Сайрус сейчас взорвется. По его красному лицу пробежала судорога, но он и на этот раз сдержался.