По дороге в Феррару она повторяла про себя его слова: «Своей славой ты обязана своему отцу. Но сейчас он мертв – как и твой брат, – и сила семьи Борджа навсегда утеряна».

Подъезжая к замку, она взглянула на одну их самых высоких его башен и подумала о двух молодых людях, пожизненно заточенных в ней.

Когда ворота замка закрылись за ней, она почувствовала, что разделила их судьбу – тоже стала узницей этих высоких, неприступных стен.

С болью в сердце она вспомнила одно дорогое, любимое лицо. Она заплакала – не о Франческо, а о Чезаре.

ЭПИЛОГ

Лукреция была беременна. Сколько раз за последние десять лет дарила она детей своему супругу! Каждый новый ребенок давался ей все с большим трудом, оставляя все меньше сил для следующего. Постепенно Лукреция старела, хотя порой выглядела хрупкой, невинной девушкой. Все эти годы она хранила такое же внешнее спокойствие, как и в тот день, когда Альфонсо привез ее обратно в Феррару и ясно дал понять, что будущее Лукреции зависит от ее способности исполнять супружеский долг.

Дети приносили ей радость. После Эркюля, который рос здоровым, крепким мальчуганом, родился Ипполит, затем – Александр. Бедное дитя! Видимо, это имя не сулило долгой жизни ее сыновьям. Александром она назвала своего первого ребенка, рожденного от Альфонсо. Тот прожил всего два месяца. Ее второй Александр умер в возрасте двух лет, и его смерть надолго омрачила ее существование. К тому времени у нее уже появились маленькие Элеонора и Франческо. Позже она с ними вспоминала юность, играла в войну и в прятки. Их игры всегда проходили вдали от той башни, где содержались в заточении два уже немолодых узника.

Она перестала тосковать о Франческо Гонзага. Тот не забывал ее до конца своих дней, и, когда папские войска выступили в поход против Феррары, намеревался увезти ее с собой в качестве пленницы. Он даже приготовил для нее один из замков и посылал пылкие письма своей бывшей любовнице, обещая ей скорое избавление от тирании супруга.

Разумеется, эти замыслы так и не осуществились. Альфонсо был слишком опытным воином, и его пушки исправно служили ему.

Умер Франческо совсем недавно. Изабелла, не простившая ему измены, праздновала смерть маркиза, как свою собственную победу. Впрочем, ее радость была недолгой. Федерико, сын Изабеллы, пожелал стать единоличным правителем Мантуи, и смерть отца дала ему такую возможность.

Сейчас, лежа в постели, Лукреция думала о своей несчастной жизни. Она вспоминала козни Изабеллы и гибель Эркюля Строцци. Вспоминала свою любовь к юному супругу, Альфонсо Бишельи, и его убийцу – человека, которого любила больше всех на свете.

Ах, если бы все было по-другому! Она хотела жить счастливо и безмятежно, а вместо этого видела вокруг себя только жестокость и насилие.

Воспоминания о пролитой крови не давали ей покоя. В своих снах она часто видела прекрасное лицо Педро Кальдеса. Днем заново переживала те времена, когда был жив Джованни Борджа. О том счастье трудно было забыть, потому что с разрешения Альфонсо в Феррару привезли Романского младенца. Маленький Джованни рос очень застенчивым мальчиком, и она боялась, что ему нелегко будет в жизни. Что касается Родриго, то Лукреция навсегда лишилась возможности увидеть его. Он умер несколько лет назад.

– Ну сколько же можно грустить из-за него? – спрашивал Альфонсо. – Разве в Ферраре у тебя нет здоровых и сильных сыновей?

Но она все равно грустила. Грустила о своей жизни, которая могла быть совсем иной – не такой, какая выпала ей.

Ее переживания доставляли ей физическое страдание, и Лукреция не сразу поняла, что начались родовые схватки. К тому же срок беременности должен был истечь лишь через два месяца.

На ее крик сбежались служанки, и через несколько часов у нее родилась девочка. Та была очень слаба. Малютку спешно крестили.

У Лукреции был сильный жар.

Ее длинные золотистые кудри разметались по подушкам. Изредка она открывала глаза и умоляла окружающих хоть как-то уменьшить ее мучения.

– Ваши волосы, мадонна, – отвечали ей. – Они слишком тяжелы. Если их обрезать, вам станет легче.

Лукреция колебалась. Она не совсем ясно понимала, где находилась. Порой ей казалось, что она отдыхает после ванны и Джулия Фарнезе собирается расчесать ее влажные локоны.

Отрезать волосы, которыми она так гордилась? Разве можно согласиться на это?

Однако жар становился невыносим. Страдания обессилили ее.

Она медленно кивнула и откинулась на подушки, прислушиваясь к щелканью ножниц.

К изголовью подошел Альфонсо. Его лицо было озабоченно.

Я умираю, подумала она.

Альфонсо отошел от постели и сел рядом с лекарями.

– Есть надежда? – тихо спросил он.

– Нет, мой господин, – ответил один из них. – Она не выживет.

Альфонсо печально посмотрел на стриженую голову своей супруги. Лукреция… недавно ей исполнился тридцать один год – еще жить бы и жить. Она подарила ему будущего герцога Феррарского и в последние годы была верной женой, но он все равно не понимал ее. Хрупкое тело Лукреции никогда не вызывало в нем сильного желания. Сейчас, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, он решил, что в следующий раз возьмет в супруги женщину, способную быть и любовницей, и матерью его детей.

Он вновь подошел к постели Лукреции. Ее глаза были затуманены. Она смотрела на мужа, но не видела его.

Сейчас она думала о тех, кого любила: о Ванноце, своей матери, умершей в прошлом году; о брате Джованни, об отце, о Чезаре, об Альфонсо Бишельи, – о тех людях, которые были ей дороже всех остальных. Трое из них пали от руки одного и того же человека. Она уже не помнила об этом.

Я ухожу к ним, повторяла она про себя. Я ухожу к тем, кого всегда любила.

Ее губы пошевелились, и Альфонсо расслышал, как она прошептала: – Чезаре…

Затем в комнате наступила тишина. Лукреция Борджа умерла.