Платформа плавно причалила к вершине храма прямо напротив исписанных иероглифами колонн, и девушка внутренне содрогнулась, увидев, кто их встречает.
Высокий лысый мужчина с пронзительным, бросающим в дрожь взглядом черных, как ночь, глаз, облаченный в темно-синюю мантию. Меж его тонких бровей виднелся ромбовидный прозрачно-алый камень, словно вплавленный в кожу. На груди висели точь в точь такие же, как у Рэйсли, ножны с кинжалом, только камень на конце рукоятки был алым.
–– Поттан, –– чуть склонил он голову перед Аленой и, раздвинув блеклые губы в улыбке, больше похожей на ухмылку аллигатора, со значением посмотрел на Рэя и махнул ладонью, приглашая внутрь.
Мавзолей был небольшим, но помпезным - выложенным из слитков золота. Ровные кирпичики, тускло поблескивая, раздвинулись, открывая проход, и посетители шагнули внутрь.
Первое, что удивило Алену, когда они миновали небольшой квадратный коридор с темными, мерцающими стенами, это несоответствие масштабов наружных и внутренних.
Взору открылся колоссально большой зал, с высоким потолком, укрывающий помещение куполом, никак не меньше, чем на уровне 20 метров от пола. Два ряда ромбовидных колонн, из перемежающихся красно-сине- оранжевых кирпичей, уходили вглубь и вели к подножью огромной фигуры - клыкастого монстра с выпученными глазами, сверкающими в полумраке, как софиты.
Алена чувствовала, как ее сердце замирает по мере приближения к этой удивительно реалистичной фигуре жуткого, ядовито ухмыляющегося идола, а в груди растет даже не страх - паническийужас. И дело было не только в атмосфере или тревожном количестве крепких лысых мужчин с равнодушно - отсутствующими лицами, в алых и малиновых шортах стоящих меж колоннами на возвышении, и даже не в фигуре божка, застывшей с каменным лицом, подстать ему, Фэйре, а в пяти вздыбленных фигурах, висящих меж столбами. Они приближались к ним, и шорох шагов в мертвенной тишине будил в Алене ощущение жуткого ужаса. Все ее существо дико завыло, как только она поняла, кто висит меж столбами, но из горла не вырвалось и стона. Она, как марионетка, прошагала за мужчинами и встала, где ей указали –– спиной к изваянию Модраш, лицом –– к распятой меж столбами фигуре, так что жертва оказалась в паре метров от нее.
Это был Петр. Узнать его было сложно: нагое тело безвольно висело, подтянутое вверх за локти –– до середины предплечий руки были отрублены, а культи залиты словно воском, как и пах, который оскопили. Лицо было землисто-серым, на побелевших губах запеклась кровь и коркой спускалась к подбородку. И все же, как ни странно, парень был жив. Он поднял голову, посмотрел на девушку обвиняюще и умоляюще одновременно и вдруг замычал, задергавшись на цепях. Во рту зияла пустота. Ему отрезали язык.
Это было невыносимо.
Это было из ряда вон.
Это было выше ее понимания и абсолютно недоступно осознанию.
Она, как увидела его, так потеряла связь с миром вообще. Ей хотелось убежать или зажмуриться, зажать уши, но все это было невозможно, Рэй наказывал ее, приговорив безвольно взирать на муки другого.
Это было самое худшее, что она могла представить, что Лоан мог придумать. Алена в те минуты искренне пожалела, что не находится на месте Петра - ей было бы проще страдать самой, чем видеть страдания других и осознавать себя их виновницей. Она не чувствовала обиды на парня, более того, за эти дни совершенно забыла о том, что случилось в сеприше Иллана. Время здесь текло неумолимо быстро, и каждый день казался годом.
‘Зачем?!! Отпустите их!!’ –– кричало все ее существо, но мысли ее никого не трогали.
Поттан скинул мантию и оказался в том же одеянии, что и другие - алые шорты да ножны на груди, но тело его –– спина, грудь, плечи были сплошь покрыты яркой татуировкой, в виде надписей и непонятных рисунков, и оправлены каменьями, впаянными прямо в кожу.
В зале приглушенно зазвучали голоса, монотонно взывая к каменному монстру, появился запах каких-то благовоний, терпкая смесь нескольких масел и трав. В хор голосов вклинился голос Поттана, запахи становились более отчетливыми и неприятно резкими.
Рэй вытащил кинжал из ножен и посмотрел на Алену - в глазах читался приговор, и она в ответ мысленно закричала, останавливая, но он не внял. Подошел к парню, приподнял за волосы голову и, глядя прямо в глаза девушке, резко вскрыл клинком сонную и трахею. Кровь рванулась наружу, обливая бьющееся в конвульсиях тело, и стекала вниз, в зияющее под ногами отверстие. Потом оно увеличилось, и плита пола, исчезнув, открыла огромную мраморную нишу прямоугольной формы. Двое мужчин сняли затихшее тело с цепей и сбросили туда.
Алену мутило. Она смотрела, как вскрывают шеи остальным, и видела лишь отточенные движения мужа, его спокойное лицо и руки, залитые кровью. Он, казалось, не чувствовал и малейшей душевной дрожи по поводу содеянного и, словно, выполнял рутинную работу, нудную, но необходимую.
Это было выше ее понимания, внутри уже не было криков, только тоненькое поскуливание, даже не от страха или омерзения, а от безысходности, обреченности на эту пытку- видеть муки других и смотреть, как тот, к кому готова была привязаться и признать своим мужем, подобно мяснику, разделывает людей, как туши животных.
Пять тел бесформенной кровавой массой лежали внизу, у ее ног, словно иллюстрация криминальной хроники, но никто, никогда не воздаст по заслугам их убийцам, не призовет к ответу. Эта чудовищная несправедливость, как клеймо, отпечаталась в ее душе и наделила виной непомерной и не менее смертоносной, чем клинок Лоан.
В нише зашипело, в нос ударил запах крови, и тела, зашевелившись, стали таять на глазах. Минута, и они исчезли в розоватом тумане, а с краев появились две треугольные чаши, наполненные густой, дымящейся кровью. Поттан почерпнул ее сферической плошкой из золота и, подойдя к Алене, смочил ею лоб и губы, гортанно выкрикивая свои молитвы. Это было уже слишком. Девушка 20 раз за эти пять минут готова была упасть в обморок, но не могла и пошатнуться - тело одеревенело и совершенно не подчинялось ей, а сознание было бессильно. В голове было стерильно –– ни мысли, ни вздоха, ступор, полное оледенение.
Произошедшее далее девушка восприняла, как плохо смонтированную киноленту: частями, кадрами. Из-за колонн выводили девушек и ставили на колени перед нишей, взмах кинжалов, кровь и полет бьющегося в агональных конвульсиях тела вниз. Рэй слева от нее, Поттан справа, за ними другие: смертоносный конвейер. Крики, плач, хрипы, предсмертные судороги, брызги крови –– все это смешалось в рассудке девушки в одну сплошную кровавую кашу. Бесконечность происходящего воспринималось уже, как нечто само собой разумеющееся. Когда Поттан предстал перед ней с новой чашей, она и мысли не допустила, что это конец трагедии. Цепочка тех девушек, что выбрал Рэй в служанки, прошла пред ней чередой, и Алена решила, что их постигнет та же участь что и других. Девушки произносили какие-то слова, кланялись, обмакивали пальцы в кровь, прикладывали ее к губам госпожи, а потом к своим губам, снова склонялись в почтительном поклоне и отходили.
Последнее, что она запомнила - лицо Рэйсли с каплями крови, холодный, жесткий взгляд. Он повернул ее к клыкастому богу, сунул чашу с кровью в руку и приказал вылить у подножья статуи, в испещренную синими иероглифами золотую полусферу. Густая темно-красная масса хлынув вниз, брызнула на Алену….