Мэл Эванс: «Во время американского турне каждый из них потерял по нескольку килограммов веса».

Нил Аспиналл: «Мы много смеялись, и это было здорово, и, несмотря на напряжение и усталость, нам не бывало скучно. В целом мы неплохо проводили время, а если кто-нибудь все-таки вдруг взрывался, то доставалось прежде всего мне».

Джон: «Мы вели себя, как ублюдки. Под таким давлением иначе невозможно, и мы срывались на Ниле, Дереке и Мэле. Им приходилось многое терпеть от нас, потому что мы оказались в таком паршивом положении. Работа была тяжелой, и кому-то приходилось расплачиваться за нее. И выяснилось, что мы просто ублюдки. Ублюдки, так нас растак, — вот кем были „Битлз“. На такое способен только ублюдок, это факт. А „Битлз“ были самыми худшими из ублюдков на земле. Мы вели себя, будто Цезари. Еще бы! Кто посмел бы упрекнуть нас, когда предстояло заработать миллион фунтов! Разве ради этого жаль денег на рекламу, взятки, содержание полиции и организацию шумихи?» (70)

Дерек Тейлор: «К концу американского турне, в сентябре, мы с Брайаном начали отделяться друг от друга. Мы чисто ссорились, потому что я по натуре независим. Я говорил, ему о правах членов профсоюза, о том, что полагаются отпуска, я говорил, что люди имеют право выбора, и обо всем остальном. Но я понимал и то, что в нескольких случаях непростительно подставлял ребят, взяв на себя то, что мог делать только менеджер. Вот пример такого рода. «Да, — говорю я, — Джон может демонстрировать южноавстралийский опал перед камерой». — «Но это же конкретные обязательства», — парирует Брайан. — «Как вы могли пообещать, что Джон, сделает это перед объективом камеры?» — «Я не подумал…» — «А должны были подумать! Вы превысили, свои полномочия, я нанимал вас не для этого, а совсем для другого, вы должны, работать не с ребятами, а со мной». — «Ну это уж слишком, тогда я ухожу!»

Я ушел. Это было в Нью-Йорке, я уволился в конце турне, в сентябре, но Брайан заставил меня отработать еще три положенных месяца, до самого Рождества. Он отправил меня в турне с Томми Куикли и песней «The Wild Side Of Life», и это было пыткой.

Он заставил меня отработать положенное время, но он же просил меня остаться: «Дерек, мы ведь с тобой ладим, когда хотим». — «Может быть, Брайан, но…» В общем, я ушел с облегчением, я уже не понимал, почему мне когда-то так хотелось работать с ними. Пока мы были друзьями, все было прекрасно. Ну а теперь — прочь, пора вернуться в газету.

Так я стал работать в «Дейли Миррор» репортером, почти обычным репортером, и был счастлив».

Джон: «Спокойной ночи и спасибо за хлеб» (64).

Ринго: В Нью-Йорке мы познакомились с Бобом Диланом. В тот раз я впервые попробовал марихуану и смеялся без остановки. Это было потрясающе. Боб был нашим кумиром. Я услышал о нем от Джона, который дал мне послушать его записи. Он был классным парнем, и песни его были замечательными, ритмичными, поэтичными и глубокими».

Пол: «Боб появился однажды вечером, когда мы были в Нью-Йорке. Мы считали его своим кумиром. Еще в Ливерпуле мы видели первые программы телеканала «Гранада» о нью-йоркских поэтах-битниках, где он пел вместе с Алленом Гинсбергом. Мы любили его как поэта, у каждого из нас был его первый альбом, где на обложке он изображен в шляпе с обвисшими полями. Уверен, поэтому и Леннон носил такую же. Джон особенно восхищался им. Это видно по таким песням, как «Hide Your Love Away».

Джон: «Когда я познакомился с Диланом, я был ошеломлен. В каком-то смысле я принадлежу к числу людей с психологией фанов. Я перестал быть фаном, когда у меня самого появились поклонники. Я никогда не собирал автографы и не занимался прочей чепухой. Но если кто-то мне нравился, то нравился по-настоящему (71).

«You've Got To Hide Your Love Away» («Нужно прятать свою любовь») — песня моего дилановского периода (74). Она из тех, что надо печально напевать про себя: «Вот я стою, обхватив голову руками…» Я начал думать о моих собственных эмоциях. Не знаю, когда точно это началось. Кажется, с песен «I'm A Loser» («Я неудачник») или «Hide Your Love Away». Вместо того чтобы проектировать на себя ту или иную ситуацию, я попытался выразить свои чувства, как делал в своих книгах. Думаю, осознать это мне помог Дилан — нет, мы с ним ничего не обсуждали, я просто слушал его песни.

У меня было своего рода профессиональное отношение к сочинению песен; мы разработали вполне определенные критерии для сингла и абсолютно иные для каких-то других вещей. Существовал некий Джон Леннон, который писал песни на потребу, я не пытался сделать их (стихи) хоть сколько-нибудь глубокими. Чтобы выразить себя, я писал «A Spaniard in the Works» или «In His Own Write». Это были личные истории, которые выражали мои личные чувства. Потом я начал становиться собой и в песнях, я начал писать не абстрактные песни, а нечто сугубо личное» (70).

Пол: «Музыка и стихи Дилана оказали на нас огромное влияние. Как поэт он и сейчас один из лучших. Некоторые из его длинных поэм, положенных на музыку, в которых он перескакивает с одной темы на другую, до сих пор остаются моими любимыми.

Помимо прочего, он познакомил нас с марихуаной. Конечно, мы слышали все эти шутки о том, как группа Рея Чарльза выступала в «Хаммерсмит Одеоне». Уборщица якобы сказала кому-то: «А он, наверное, скуп, этот Рей Чарльз, — двое его музыкантов курят в туалете одну сигарету!» Мы решили, что это не для нас. А потом Боб пришел к нам в отель и сказал: «Вот, попробуйте это». Не знаю, нужно ли говорить об этом — неизвестно, рассказывал ли сам Боб о том, как он пристрастил «Битлз» к марихуане. Но это было клево».

Джон: «С наркотиками мы были знакомы давно. Все джазовые музыканты употребляли их годами — об этом газеты писали еще в шестидесятых. В Ливерпуле курили марихуану, когда мы были еще детьми, хотя в то время я лично с ней не сталкивался. Там было много чернокожих с Ямайки, и раздобыть марихуану было несложно. Движение битников тогда только начиналось. Помню, один парень показал нам марихуану в Ливерпуле еще в 1960 году. Мы курили ее, не зная, что это такое. Мы были пьяны» (75).

Джордж: «Впервые марихуану нам дал барабанщик из другой ливерпульской группы. Но по-настоящему мы попробовали ее после возвращения из Гамбурга. Помню, мы курили ее в гримерной во время концерта в Саутпорте, все мы в тот вечер научились сворачивать популярные в то время косячки. Мы хотели проверить себя. Все твердили нам: «От этого ничего не случится». Есть такая старая шутка: на вечеринке два хиппи парят под потолком, и один говорит другому: «Не действует твое барахло, парень».

Джон: «Боб Дилан услышал слова одной из наших записей: «I can't hide» («Мне не спрятаться») — и понял их как «I get high» («Я под кайфом»). Он прибежал и заявил: «Ребята, я достал отличную травку». Разве можно было не восхищаться таким парнем? Он думал, что мы сидим на наркотиках.

Мы курили и смеялись всю ночь. На телефонные звонки отвечал он: «Битломания слушает». Это было так смешно!» (69)

Джордж: «У нас был общий друг — Эл Ароновиц, с которым мы познакомились в 1963 году, когда он работал в „Saturday Evening Post“. Эл Ароновиц и Боб были из среды битников. Нам всегда нравились богема и битники. Мне они нравятся до сих пор, как любые незаурядные личности. В числе прочего Эл привозил записи „Битлз“ и Боба Дилана в Россию и пытался вести там подрывную деятельность. Он был близок с Бобом, и вот как-то он позвонил нам и сказал, что Боб у него и что мы могли бы встретиться. Эл привел Боба к нам в отель. Классная получилась вечеринка. Мы быстро поладили, долго болтали и смеялись от души».

Пол: «В тот вечер, когда мы познакомились, мы устроили сумасшедшую вечеринку. Я пришел к выводу, что наконец-то понял, в чем смысл жизни. Я твердил Мэлу: «Принеси мне карандаш и бумагу, я все понял». Но Мэл, который тоже был не в себе, долго не мог найти бумагу и карандаш. Наконец он раздобыл их где-то, и я написал «Послание Вселенной» и попросил: «Положи это к себе в карман». На следующее утро Мэл сказал: «Пол, хочешь взглянуть на это?» Там было написано: «Есть семь уровней». Возможно, все это и не говорит ни о чем, но время мы провели отлично.