Джордж: «Кажется, нам предлагали выступления в Южной Африке, но мы отказались, и из-за этого там запретили наши пластинки».
Джон: «Как правило, музыкантам нет дела до того, на какой улице они живут, — сгодится любая. Главное, чтобы была возможность встречаться с другими музыкантами. Значение имеет только музыка. Но в обществе нет такого общего знаменателя, как в музыке» (68).
Пол: «Поскольку таких взглядов придержтвался каждый из нас, а значит и вся группа, нам никогда не хотелось выступать в таких местах, как Южная Африка, или там, где чернокожих отделяют от белых. Нам рассказывали как-то, что даже если они оказываются вместе в одной компании, то чернокожие держатся сами по себе, а белые — в кругу белых. Никто не объединяется только потому, что к этому кто-то призывает, — каждый держится ближе к себе подобным. Ладно, пусть так, но мы не хотели, чтобы на наших концертах проявлялась сегрегация. Мы придавали большое значение правам человека. Мы вовсе не стремились казаться паиньками, просто думали: «Зачем отделять чернокожих от белых? Глупо, правда?»
Пол: «Нам нет дела до тех, кто невзлюбил нас из-за этого высказывания. Мы предпочитаем выступать для тех, кто нас любит. Мы узнали, что тип, с которого все началось, перепечатал слова Джона в качестве бесстыдного рекламного трюка».
Джон: «Нет ничего страшного в том, если людям не нравятся наши пластинки, наш вид или наши слова. Они имеют право недолюбливать нас, а мы имеем право не обращать на них внимания и даже не думать о них. У всех у нас есть свои права…» (64).
Ринго: «Благодаря всему этому мы поняли, каковы люди в своей массе: сначала они любят «Битлз», а потом, стоит случиться чему-то подобному, миллионы начинают сжигать наши пластинки. Их сжигали публично, на кострах, что тоже пошло нам на пользу, потому что потом этим людям пришлось покупать эти же пластинки снова. Но мы понимали, что с нами обошлись слишком жестоко.
Главная проблема была в том, что нам часто приходилось выступать перед агрессивно настроенной публикой. Ку-клукс-клан пользовался значительным влиянием, и это было страшно. В Америке мы всегда были начеку, зная, что у многих там есть оружие.
По-моему, вопрос о том, стоит ли отменять турне, вообще не стоял. Мы никогда ничего не отменяли. Брайан говорил: «Вы уезжаете». А мы отвечали: «В путь — так в путь». Кажется, иногда мы начинаем ныть: «Ну сколько можно!» Но таков был заведенный порядок: «Осенью вы записываете пластинку и выпускаете ее к Рождеству». Раз они были, эти странные правила, значит, надо было придерживаться их. Но положение с поездками становилось слишком серьезным. Нас так и подмывало сказать: «Хватит!»
Джордж: «Стрессы и приключения, через которые нам пришлось пройти, были нам ни к чему. Мы задумались о том, стоит ли вообще ездить в турне, потому что каждая поездка была сопряжена с угрозами.
Мы подумывали, например, отказаться от концерта на Юге, в Мемфисе, — именно там происходило действие в шедшем тогда фильме, где парень из Ку-клукс-клана говорил: «У нас есть способы решать эти проблемы». Но, видимо, балахонщиков, собравшихся у стадиона, оттеснили фаны. И хотя нам было страшновато (помню, в каком настроении я ехал на концерт в микроавтобусе), но мы отыграли концерт, и ничего не случилось. А потом мы уехали оттуда, вот и все».
Пол: «К тому времени, как мы добрались до «библейского пояса» на Юге, люди начали колотить в наши окна. Особенно мне запомнился мальчик лет одиннадцати или двенадцати, барабанивший что есть силы в окно нашего автобуса. Если бы он смог до нас добраться, наверное, он убил бы нас — его воспламенил дух Господа. А мы твердили им: «Нет, мы вас любим, все в порядке».
Это заставило нас вновь задуматься о поездках. Во всем должна быть мера. Как говорится, хорошего понемножку. Каждое турне было великолепным, замечательным, но нам эти поездки порядком поднадоели, потому что мы слишком долго колесили по свету и вымотались, переезжая из одного «Холидей-Инна» в другой. А потом на это наложилась еще и Манила, и угрозы — и все из-за чего? Из-за того, что кто-то решил, что мы антихристы!»
Джон: «Мы не осмеливались выходить на улицы. Просто сидели в номере отеля, пока не приезжала машина или автобус, чтобы везти нас на концерт. Мы мало что видели, но, надеюсь, когда-нибудь мы наверстаем упущенное.
Насколько я помню, в августе мы всегда отправлялись в турне. Это были ежегодные поездки. Обычно турне длилось не больше трех недель, а самыми продолжительными всегда были поездки по Америке. Три недели, если ты занят, пролетают мгновенно, и ты не успеваешь опомниться, как оказываешься дома» (66).
Нил Аспиналл: «Американское турне было повторением прошлогоднего и потому довольно скучным. Они опять попали все в ту же старую добрую волнующую Америку, но теперь она казалась такой же, как любая другая страна: стоит побывать там один или два раза — и на третий все приедается.
Их новое выступление на стадионе «Шей» слилось для меня с первым, хотя говорили, что на него пришло немного меньше народу, чем год назад. По какой-то причине я не попал в полицейскую машину, в которой нас должны были доставить на концерт. Я вернулся за чем-то в номер и, прежде чем успел вскочить в машину, дверцу захлопнули, и она умчалась прочь. Я остался у отеля, поэтому взял такси, но в Гарлеме машина сломалась. Второе такси довезло меня до стадиона, но его обступили тысячи людей, и я подумал: «Да, так они меня и впустят… Что делать? Колотить в дверь и кричать: «Пустите меня, я один из сопровождения «Битлз»?" А потом я увидел всех четверых, выглядывающих из окна, они увидели, как я брожу возле автостоянки, и, как по команде, закричали: «Вон он! Вот он! Впустите его!»
Во время концерта в Вашингтоне прошла демонстрация куклуксклановцев — шестеро человек в белых балахонах и остроконечных колпаках расхаживали с плакатом. Она прошла почти незамеченной. Но угрозы из Мемфиса казались страшнее».
Джон: «Однажды вечером на концерте где-то на Юге [в Мемфисе] кто-то пустил шутиху прямо к нам на сцену. Нас угрожали убить, клановцы сжигали пластинки „Битлз“ на улице возле здания, к ним присоединялась молодежь. Кто-то взорвал петарду, и все мы — кажется, этот момент был заснят на пленку — переглянулись, потому что каждый из нас решил, что застрелили кого-то из остальных. Да, все было настолько серьезно» (74).
Джордж: «В Цинциннати концерт проходил под открытым небом, сцену установили в центре стадиона и устроили над ней парусиновый навес. А потом погода испортилась, полил дождь, а когда Мэл начал расставлять аппаратуру, он спросил: «А где здесь розетки?» — и один из тамошних ответил ему: «Вы имеете в виду электричество? А я думал, они играют на гитарах…» Он даже не знал, что мы играем на электрогитарах.
Было так сыро, что мы не смогли выступать. Электричество в конце концов подвели, но сцена вымокла, мы опасались замыкания и отменили выступление — это был единственный концерт, который мы отменили. Тем не менее мы отыграли его на следующее утро. Нам пришлось встать пораньше и отыграть концерт в полдень, затем мы собрали вещи и отправились в аэропорт, чтобы вылететь в Сент-Луис, расставить аппаратуру там и отыграть концерт, намеченный на тот день. В те времена мы возили с собой только три усилителя, три гитары и ударную установку. А представьте себе, что это же нужно было бы проделать теперь!»
Мэл Эванс: «Концерты в Штатах под открытым небом были ужасны. Когда во время выступления начинался дождь, я каменел от страха. Стоит воде попасть на проводку, и всех ударит током, а если концерт прекратят, зрители все перевернут вверх дном».
Пол: «Во время одного из концертов шел ливень, а сцену накрыли листами ржавого железа. Худшего выступления у нас не было с тех пор, как мы создали группу. Мы боялись, что вода попадет в усилители, и невольно вспоминали времена клуба «Кэверн» — но на этот раз все было гораздо хуже. Кажется, даже аншлага не было.