Рассказанная выше новелла приводит мне на память другую – о богатом флорентийце, но более жалком и скупом, чем Мидас, который, желая надуть сборщиков податей менее, чем на шесть динариев, заплатил за это в ущерб себе и с немалым позором большую сумму, хотя и прикрыл свое седалище броней из яичной скорлупы.

Итак, это был дурной человек, богач с состоянием в двадцать тысяч флоринов, имя которого было Антонио (прозвище же я не хочу назвать из уважения к его родственникам). Однажды, когда он находился в деревне и желал послать во Флоренцию две дюжины или три десятка яиц, слуга сказал ему: «Придется вам заплатить пошлину, потому что за каждые четыре яйца взимается по динарию».

Когда Антонио услышал это, он взял корзину, позвал слугу, пошел к себе в комнату и сказал: «Бережливость хороша всегда! Я хочу сберечь эти деньги».[403]

Сказав это, он поднял спереди полу и начал засовывать себе в штаны яйца, беря их по четыре сразу.

Слуга спросил: «Куда это вы их кладете? Ах, вы не сможете таким образом идти».

Антонио ответил: «Не смогу? Мои штаны такие глубокие, что в них поместятся не то что яйца, но и куры, которые их снесли».

Слуга отвернулся и перекрестился от изумления, а Антонио, упрятав все яйца, которые у него были, в штаны, двинулся в путь И шел, широко расставляя ноги, точно у него в штанах находились два гребня для расчесывания пакли. Когда он подошел к городским воротам, то сказал слуге: «Иди вперед и скажи сборщикам, чтобы они попридержали немного ворота».

Слуга это исполнил, но не смог удержаться от того, чтобы не рассказать одному из сборщиков обо всем, под величайшим секретом. Сборщик же рассказал это остальным: «Вот вам самая забавная история, которую вы когда-либо слышали; сейчас пройдет мимо такой-то, который идет из своей усадьбы, и штаны у него полные яиц».

Один из сборщиков говорит: «Ах, предоставьте это дело мне, и вы увидите забавные вещи!»

Остальные отвечали: «Делай как хочешь!»

И вот подходит Антонио: «Добрый вечер, честная компания и т. д.».

Сборщик этот говорит: «Антонио, подойди-ка сюда и отведай хорошего винца».

Тот отвечает, что не желает пить.

– «Ты это, конечно, сделаешь». Сборщик тянет его за плащ, ведет куда нужно и говорит: «Присядь-ка!»

Тот отвечает: «В этом нет надобности» – и ни за что не хочет сесть.

Тут сборщик говорит: «Я могу и усадить человека насильно, желая оказать ему честь». И все понуждают Антонио сесть на скамью.

Когда тот садится, то всем кажется, что он сел на мешок со стеклом.

Сборщики спрашивают тогда: «Что это под тобой, что так сильно затрещало? Привстань-ка немного!»

Старший говорит: «Антонио, тебе следует желать, чтобы мы исполняли наши обязанности. Мы хотим посмотреть, что находится под тобой и что производит такой треск».

Антонио отвечает: «Подо мной нет ничего», и он поднял плащ, говоря: «Это, должно быть, заскрипела скамья».

– «Какая там скамья? Это не похоже на скрип скамьи. Подними-ка плащ, причина должна быть иная». И они заставляют его потихоньку поднять плащ. Коротко говоря, они видят нечто желтое, стекающее по его чулкам, и спрашивают: «Что это такое? Мы хотим осмотреть штаны, откуда как будто течет эта жидкость».

Антонио слегка передернуло. Другой сборщик быстро встает и говорит: «У него штаны полны яиц».

Антонио отвечает им: «О, не сомневайтесь: все яйца были битые, и я не знал, куда их положить, а что касается пошлины, то это сущий пустяк».

Сборщики спросили: «Их, должно быть, было несколько дюжин?»

Антонио ответил: «Честное слово, их было всего только три десятка».

Сборщики тогда сказали: «Вы как будто порядочный человек и даете честное слово, но как нам верить вам? Если вы обманываете город по такому пустячному поводу, то можете это сделать и в крупном деле. Знаете, как говорится: „Если собака лижет золу, ей нельзя доверить муки!" Ну, ладно, оставьте нам залог, а завтра утром вам придется сходить по начальству и рассказать о случившемся».

Тут Антонио воскликнул: «О, боже мой, я буду опозорен! Возьмите все, что хотите».

Тогда один из сборщиков предложил: «Ну, хорошо, не будем позорить граждан. Плати вместо одного динария тридцать».

Антонио опустил руку в кошелек и заплатил восемь сольдо, а затем дал им один гроссо и прибавил: «Берите и выпейте на него завтра утром, но я прошу вас об одном: ничего и никому не говорите».

Они обещали так и сделать, а Антонио отправился с седалищем, вымазанным яичницей.

Когда он вернулся домой, жена спросила его. «Что ты делал там столько времени? Я думала, ты остался в городе».

– «Черт возьми, – ответил тот, – я сам не знаю», и он стал поддерживать себя внизу руками и пошел, широко расставляя ноги, словно у него была грыжа.

Жена спросила: «Уж не упал ли ты?»

Тогда Антонио рассказал о том, что с ним приключилось. Когда жена услышала это, то принялась восклицать: «О жалкий неудачник, слыхали вы что-нибудь подобное, будь то в сказке, будь то в песне? Дай бог здоровья сборщикам, которые тебя опозорили, как ты того заслуживал».

Антонио же сказал ей: «Ну, замолчи».

Но она продолжала: «Что тут молчать! Будь проклято все твое богатство, когда оно доводит тебя до такого срама! Ты, верно, хотел высиживать яйца, как курицы, когда они выводят цыплят. Разве тебе не стыдно, что эта новость обойдет всю Флоренцию и ты останешься навсегда опозоренным?»

Антонио же ответил: «Сборщики обещали мне молчать».

Жена на это сказала: «Вот еще новая интересная новость. Мы не доживем до завтрашнего вечера, как вся округа будет знать об этом». (И так и случилось, как она сказала).

А Антонио ответил ей: «Ну, так вот, жена, я ошибся. Будет об этом твердить. Разве ты сама никогда не ошибалась?»

Она ответила на это: «Разумеется, я, вероятно, ошибалась, но – чтобы класть себе в штаны яйца, – этого не бывало».