– Нет. Джуниор спит без задних ног в моем доме, – успокоил ее Дуэйн.

Сюзи с серьезным видом наблюдала за тем, как он надевает носки, и Дуэйн почувствовал себя глупо. Почему-то все женщины считали, что должны следить за тем, как он надевает свои носки после занятий любовью. Это случалось так часто, что он не раз давал себе слово оставаться в носках (в конце концов, они не мешают), но всякий раз забывал об этом.

– Мне надо ехать в Бриджпорт за близнецами, – сказал он. – Их выкинули из церковного лагеря.

Сюзи откинулась на подушке. Она снова была в хорошем настроении. Наблюдение за тем, как он надевает носки, вероятно, вернуло ей жизненный оптимизм Ее пальцы опять заскользили по соскам.

– Пожалуй, я останусь в кровати и буду думать о тебе, мой сладенький.

– Не забывай о празднике. Нам необходимо протащить это предложение о спиртных напитках через городской совет сегодня вечером, пока Дж. Дж. не очухался.

– Как хорошо, что вечером мы увидимся снова, – мечтательно проговорила Сюзи. – Пять лет я ничего подобного не ожидала. Дженни хорошо играет в софт бол, не то, что я.

– Ты хорошо играешь в другие игры.

Сюзи ослепительно улыбнулась и провела рукой по своей груди. Когда он наклонился, чтобы перед уходом поцеловать ее, она схватила его руку и больно укусила.

– Будь осторожен на дороге, милый.

ГЛАВА 27

Перед тем как отправиться в Бриджпорт, Дуэйн на минутку заскочил в офис, чтобы узнать, не поступили ли какие-нибудь чеки.

– Пришел один, – обрадовала его Руфь. – На двадцать две тысячи. Их хватит ненадолго. Когда ты обанкротишься, что случится с моей пенсией?

– Я буду рыть траншеи двадцать четыре часа в сутки до конца жизни, чтобы ты не лишилась ни одного цента, Руфь, – заверил секретаршу Дуэйн.

В офисе находился также Эдди Белт, пребывавший в отличном настроении, который встретил шутку Дуэйна раскатистым смехом.

– Я рад, что ты такой благородный, – заметил Эдди.

– Если ты уволишь всех наркоманов, работающих на тебя, тебе не будет грозить банкротство, – сказала Руфь.

Она держалась жесткой линии в отношении Эдди и Бобби Ли, хотя те из кожи вон лезли, чтобы ей понравиться.

Лицо Руфь выражало раздражение, которое появлялось всегда, когда в приемной оказывались люди. Положив руки на клавиши пишущей машинки, она давала понять, что ждет не дождется, когда они уйдут, чтобы приняться за работу.

– Будь это нормальное время, все было бы хорошо, – проговорил Дуэйн, кладя чек на двадцать две тысячи долларов в карман рубашки.

– Время не бывает нормальным или ненормальным, – заметила Руфь. – Время всегда остается нейтральным.

– Я тоже остаюсь нейтральным, – подхватил Эдди Белт. – Это потому, что я долго не занимался сексом.

– Разве ты все еще не женат на Джерри? – спросил Дуэйн.

– Вроде бы женат, но мы живем не при рабовладельческом строе, – кисло улыбнулся Эдди.

– То, как вы шутите, лучше всего характеризует вас, – сказала Руфь. – Это может подтвердить любой психиатр.

– Ни один из этих мудаков не скажет этого мне, поскольку я обхожу их стороной, – отчеканил Эдди Белт, прославившийся своими резкими переменами настроения. Вот и сейчас на их глазах он с высот маниакального восторга впадал в глубокую депрессию.

– Надо что-то делать, – заметила Руфь. – Заставь его работать, Дуэйн.

Дуэйн вывел Эдди на залитую ярким солнцем улицу, надеясь, что смена обстановки поможет ему. Наблюдать за резкими сменами настроения у Эдди было так же мучительно, как следить за человеком, выпавшим из самолета. Ни тому, ни другому окружающие ничем не могли помочь.

Эдди остановился посередине улицы, уставившись себе под ноги.

– Почему ты всегда смотришь под ноги, когда на тебя накатывает депрессия? – спросил Дуэйн.

– Когда впадаешь в депрессию, уже без разницы, куда смотреть, – ответил Эдди.

– По крайней мере, у тебя есть хорошая работа, – сказал Дуэйн, стараясь придумать какие-то слова утешения.

– Пока ты не разорился. А потом останется подыхать с голоду, – мрачно возразил Эдди.

Дуэйн оставил его стоять на солнце, а сам отправился в банк и отдал чек Лестеру, волосы которого как всегда торчали в разные стороны.

– Возможно, я опять лягу в больницу ближе к вечеру, – пожаловался банкир. – Сил совсем не осталось.

– Пообедай от души, – предложил выход Дуэйн.

– Мне кажется, что сегодня сюда нагрянут федеральные аудиторы, – продолжал канючить Лестер. – Они могут потребовать, чтобы я слился с каким-нибудь крупным банком, вроде «Чейз Манхэттен».

– Эти аудиторы, скорее всего, нежатся на пляжах Калифорнии, – попытался подбодрить его Дуэйн.

Он поехал к «Молочной королеве», чтобы глотнуть на дорогу коктейль, и встал в очередь как раз за машиной Дженни Марлоу, которая сразу заметила его и подошла, осторожно слизывая языком сливочное мороженое.

– Ты куда держишь путь? – спросила она. Ее глаза были подведены все теми же яркими тенями.

Дуэйн подумал, почему так получилось, что перед ним оказалась именно машина Дженни.

– В Бриджпорт. Вызволять близнецов, – ответил он. Либо ее глаза, либо эти тени гипнотизировали его, и он не мог с ходу придумать какую-нибудь ложь.

– Я поставлю машину и поеду с тобой, – заявила Дженни. – Хочется проветриться, а то этот паршивый город мне осточертел.

– Шорти, тебе не повезло, – сказал Дуэйн, дожидаясь, когда ему приготовят молочный коктейль. Собака с виноватым видом посмотрела на машину Дженни. – Ты тут ни при чем, – успокоил ее Дуэйн, пересаживая собаку в грузовое отделение. Шорти, без вины виноватый, чтобы загладить свой позор, попытался забраться под запасную шину.

– Я такая несчастная, что готова даже сидеть на собачьей шерсти, – сказала Дженни, усаживаясь рядом с Дуэйном на плотную подстилку, связанную из голубоватых волос Шорти.

– Мне кажется, что если бы проводился конкурс на самый несчастный город на земле, то Талиа можно было бы смело включить в него, – произнес Дуэйн, пытаясь завести разговор.

– Нам ничего не светит, – возразила Дженни. – Первый приз достанется тому городу в Колумбии, который накрыл грязевой оползень.

Дженни высунула руку из окна, шевеля пальцами. Она совсем не производила впечатление несчастной женщины. Более того, она производила впечатление женщины самоуверенной.

– Твой сын, вообще-то, подонок, – спустя некоторое время произнесла она. – Хочешь узнать, как он соблазнил меня и разрушил мою жизнь?

– Что-то не хочется, – ответил Дуэйн. – Плохих известий сегодня у меня больше чем достаточно.

– Одной больше, одной меньше… какая разница.

– Не забывай: последняя капля может переполнить чашу, – заметил Дуэйн.

Дженни не убирала руку из окна и загадочно улыбалась, очевидно, воскрешая в памяти сцены разрушения своей жизни.

– Так вот, – продолжала Дженни. – Однажды после игры он подошел ко мне, схватил мою руку и сунул ее себе в карман. Тебе известно, что он разрезал карманы, чтобы играть в «карманный биллиард»?

– Знаю, – ответил Дуэйн. Эта особенность в поведении Дики была известна всем в его семье. Только Минерва делала вид, что пребывает в неведении относительно назначения таких странных брюк.

Предпочтение, которое Дики отдавал джинсам «Леви», еще сказывалось на том, что в годы своего полового созревания он потерял, должно быть, сотню комплектов ключей от машины. Ему нравилось запускать руки в карманы без дна и находить там удовольствие, но он всегда забывал, что дырявые карманы имеют еще одно, менее приятное, свойство.

– Он просто сунул мою руку себе в карман, – повторила Дженни. – Ощущение было такое, словно я прикоснулась к раскаленному обрезку трубы.

– Слушай, перестань, а? – поморщился Дуэйн. Он начал думать о том, что скажут его дети, когда он появится в лагере с Дженни, и как на это прореагирует Карла, когда узнает, что он ездил в Бриджпорт не один, о том, что сказать детям на обратном пути.