В один миллион фунтов определяют стоимость покупки, которую Юлиан должен был отработать. Но если принять за достоверное обещанные 200 фунтов, то окончательная сумма была непременно больше. Со времен Вителия преторианская гвардия насчитывала 16000 человек, то есть стоимость покупки превосходила три миллиона фунтов.

Остальная часть истории напрашивается сюда только ради полноты повествования. Септимий Север, командующий легионами в Паннонии[100], узнал о подробностях выборов и тоже поднялся на вершину положения. Он пообещал своим солдатам по 400 фунтов каждому, т.е. еще столько же против того, за сколько Дидий Юлиан приобрел империю. В армии воспрянул старый римский дух, солдаты, воодушевившись, решили пойти против гвардии и аннулировать унизительную куплю. Скорым маршем легионы подошли к Риму, гвардия склонилась, сенат провозгласил Септимия Севера императором, последовали новые присягания. Юлиана загнали в дворцовую баню и там отсекли ему голову как обыкновенному злодею.

Он правил шестьдесят шесть дней.

Это не стоило таких денег.

Путник останавливается посреди женевской Ке-дю-Монблан и засматривается на восток, где вздымаются скалы короля снежных вершин. Переполненный чудесным зрелищем, он оборачивается, и тут его повергают в изумление нагромождения памятника некоему князю земному. Кто же тот властитель, что покоится здесь, в одной из самых прекрасных точек мира, навечно противу вечных снегов Монблана?

Карл II, герцог брауншвейгский, — сообщает надпись на памятнике.

Путник восторженною душой предается мечтам перед памятником. Все-таки это прекрасно, когда благодарное потомство увековечивает память своих великих с такой требующей жертв помпой. Хотя, собственно говоря, этот брауншвейгский герцог даже не был швейцарцем, значит, у него, должно быть, были большие заслуги к тому, чтобы чужая земля хранила его прах с таким великолепием.

В действительности же на царственном троне еще никогда не рассиживался человек бесполезнее этого.

Он достиг трона в девятнадцатилетнем возрасте, и с тех пор его действиями руководил лишь один принцип: как выкачать поболее денег из страны и народа. Он повышал налоги, продавал с торгов казенные имения, а денежки отправлял в собственный кошелек. После семи лет шантажа, насилия и разбоя у него не осталось ни одного верного человека, и в 1830 году революция вымела из страны и его. Но ему хватило чутья, чтобы не быть застигнутым врасплох, переправить через границу огромное состояние и знаменитые бриллианты.

Он осел в Париже и там жил, предаваясь приятному времяпровождению и любуясь своими бриллиантами. Он хранил их в тайной комнатушке за надежными стенами и железными дверьми и составил их каталог.

В нем дал точное описание каждого из них, а также когда что было куплено, где куплено, сколько уплачено. После падения французской империи у него пропала охота к парижской жизни. Он переехал в Женеву, прожил еще несколько лет, и, наконец, для его родни наступил долгожданный день 19 августа 1873 года: герцог пытался открыть железные двери, но уже на том свете. Великосветская родня собралась в Женеве для оглашения завещания. Кому же из них он оставил это огромное состояние? Кто получит акции и золотые слитки на многомиллионную сумму? на груди какой герцогини засверкают всемирно известные бриллианты?

А пока только искры сверкали из глаз сородичей от оплеух, раздаваемых рукой душеприказчика покойного. Герцог объявлял своим наследником город Женеву с тем условием, что город обязан позаботиться о погребении и увековечении его памяти. Похороны должны происходить достойным его августейшего происхождения образом, гроб поместить в мавзолей, выстроенный в общественном месте. Надгробный памятник должен быть копией готического чуда в Вероне, arche degli scaligeri, дополненной мраморными портретами его предков и собственной его конной статуей в бронзе.

Благородный герцог своим завещанием заказал собственное бессмертие.

Размеры наследства убедили городской совет в величии души усопшего, и он разрешил бессмертие. Тело помесили в саркофаг из литого серебра, на который водрузили еще колпак из палисандрового дерева, затем под колокольный звон и грохот орудий, под сень приспущенных знамен поместили во временную могилу. Над памятником трудилось шесть скульпторов, не жалели ни мрамора, ни бронзы.

Они могли это позволить — размеры наследства составили двадцать два миллиона швейцарских франков.

В противовес художникам и дилетантам расточительства скупец развязывает мешок с деньгами только затем, чтобы набить его битком.

Из этой вечной истины, сформулированной Ювеналом, следует, что по-настоящему скрягой может быть только тот, у кого есть деньги — больше всего скупых бывает там, где больше всего денег. До расцвета Америки самым богатым государством новых времен была Англия, значит, там и надо искать, если мы хотим наколоть на булавку древнейшие типы скряг. Долго искать не придется, старые английские газеты в то время уделяли много места известным подвигам скупердяев, имевших худую славу.

Осенью 1852 года лондонские газеты сообщили, что на 72 году жизни скончался Джон Камден Нильд, эсквайр, известный сквалыга. Согласно данным его биографии учился в Кембридже, сдал экзамены на адвоката, словом начинал как нормальный человек. В возрасте тридцати четырех лет унаследовал от отца громадное состояние в 250000 фунтов и стал на путь сквалыжничества. Он был настоящим скрягой: не любил платить, торговался за каждый грош, никому не делал добра и был счастлив, если ему удавалось прокатиться на дармовщинку. Однажды морозной зимой случилось ему ехать почтовым дилижансом среди всякого скудного люда. Пока меняли лошадей, пассажиры с малыми средствами пошли в пивную и грелись там за стаканчиком бренди; экономный господин, напротив, оставался дрожать в экипаже. Те пожалели его, сбросились и отослали рюмочку "бедному господину". Бедный господин поблагодарил и выпил.

Как всякий чистокровный скупердяй, он и к себе-то относился, как к противной стороне в сделке. Не давал ему есть, держал на сухом хлебе, крутых яйцах и небольшом количестве молока. Клал спать на голые доски и отпускал как можно меньше мыла для умывания. Он не позволял чистить щеткой свое платье, потому что сукно так скорее износится. В 1828 году его постиг тяжелый удар: на бирже неожиданно упали ценные бумаги. С огорчения он опять же начал мстить, конечно же, самому себе: перерезал себе горло и наверное бы истек кровью, если бы не жена его квартиранта, та самая миссис Нил; она прибежала ему на помощь и спасла ему жизнь, чтобы он прожил ее в скаредности.

Всего этого еще однако недостаточно, чтобы газеты вдруг стали исписывать про него целые колонки: в Англии встречается много подобных жадюг. Огромный сюрприз ждал во время вскрытия завещания. Выяснилось, что Нильд приумножил отцовское наследство до 500000 фунтов и, насряжничав эти несметные деньги, он оставил их королеве Виктории. Он не желал никакого возмещения, просил королеву принять наследство и обратить его на собственные цели. Как и можно было предвидеть, Виктория приняла наследство. Достойно похоронила старого скрягу, привела в порядок церковь в его имении и назначила пожизненную ренту той самой миссис Нил, которая спасла жизнь господину Нильду после попытки перерезать себе глотку и открыла возможность перед этим достойным господином еще целые четверть века наслаждаться радостями экономии и преумножать наследство.