— Он — номер третий в моем списке любимых гитаристов.

— Вот видишь! Чего ж тогда от меня требовать?

— Допустим, требуется прояснить, где мог появиться на свет такой неординарный человек, как ты?

— Сейчас попытаюсь удовлетворить твое любопытство. Значит так. Я родился в городе Гаврилов Посад. Это в Ивановской области. 12 октября 1964 года, если быть до конца точным. Но я прожил там в несознательном возрасте всего месяц, после чего мои родители переехали в Муром, где я уже обретался в течение трех лет. При этом наш папа жил в Москве, а в Муром наведывался по делам, связанным с его работой. Так что все детство я провел практически с маманей. Потом отец получил очередное ответственное направление — и я до третьего класса школы оказался в Белгороде. Наконец, спустя несколько лет, отец решил вернуться на свою историческую родину, и наша семья осела в Сергиевом Посаде, откуда рукой подать до Александрова.

— Того самого Александрова, откуда родом Александр Манякин?

— Того самого. Но мы никогда в жизни, ни разу, вместе не играли, хотя город, казалось бы, маленький. И я, и Саша играли в свое время на танцах в разных клубах и, естественно, друг друга знали; вместе нам довелось поиграть только тогда, когда я появился в «Арии».

— Но ведь в юности ты не помышлял о музыке. Насколько я знаю, ты учился в художественной школе и много рисовал.

— Художественная школа началась у меня еще в Белгороде, а потом, когда мы перебрались в Сергиев Посад, я продолжил свое обучение. Я мнил себя художником и презирал музыкантов. Как назло, художественная и музыкальная школы находились в одном здании, поэтому в туалете я часто писал в адрес музыкантов разные нехорошие слова. Я же не знал, что стану музыкантом! Не знал, что это не менее увлекательно и интересно, чем быть художником. Словом, пока суд да дело, я поступил в Загорское училище по специальности резьба по дереву. Там-то я и сломался. Где-то на третьем курсе я понял, что мне очень хочется играть на гитаре. Я снимал и копировал «Deep Purple», джаз… — все что угодно, винегрет был конкретный!

Мы постепенно переключаемся на воспоминания о делах не так давно минувших дней. К слову, с Сергеем Терентьевым я познакомился в 1991 году, когда он только появился в составе замечательной группы «Новый Завет», игравшей христианский — насколько это вообще возможно — рок, и главной достопримечательностью которой был лидер и вокалист со скандальной фамилией Горбачев, удивительно похожий одновременно на Йена Гиллана и Оззи Осборна. «Новый Завет» репетировал в то время на базе т/о «Автограф», располагавшейся в обширных подвальных помещениях кинотеатра «Волгоград», неподалеку от метро «Выхино» (тогда еще «Ждановская»). Там же репетировала и «Ария», так что музыканты «Арии» могли два раза в неделю видеть Терентия, а Терентий, соответственно, их. Но все не так просто. Сергей утверждает, что начал общаться с Холстининым и Дубининым только на записи своего первого сольника на студии' «Aria Records». Может статься — я не стану оспаривать этот факт, зная, насколько «деловыми» были репетиции и той, и другой группы. Они запросто могли и вовсе не замечать друг друга. Интересно другое: будучи в составе «Нового Завета», Сергей Терентьев выглядел довольно скучным парнем, сидел в обнимку с гитарой, поджав под себя ноги, и совершенно не походил на того Терентия, весельчака и балагура, хорошо известного уже по «Арии». Скажу больше, рискуя навлечь на себя гнев двухметрового гиганта: Сергей даже гитарной техникой особенно не блистал, играя сплошные риффы в духе раннего «Black Sabbath» и изредка позволяя себе развлечься солячком приблизительно в том же ключе. Наверное, все-таки сказывалось влияние Вячеслава Горбачева, подгонявшего гитариста под стандарты своей группы, потому что сольный альбом Терентьева «Up To Thirty», записанный им в 1994 году, показал, что ему по силам не только заунывные риффы «Нового Завета».

Свою профессиональную деятельность на сцене Сергей Терентьев начал в группе «Слайды», которая официально числилась в Дагестанской филармонии. Последнее обстоятельство, впрочем, отнюдь не помешало Терентию ни разу не посетить этот солнечный край. А впервые он взял гитару в руки лет в пятнадцать, будучи студентом художественного училища, не избежав общего увлечения «Машиной Времени» и подъездными песнями.

Групп, более или менее заметных на российской рок-сцене, в творческой биографии Сергея было несколько. Это «Родмир» и уже упоминавшийся «Новый Завет». В составе «Нового Завета» Сергей записал их последний альбом «Апокалипсис». Этот «шедевр» так надавил на психику музыкантов «Нового Завета», что группа распалась сразу же после его записи, а сам Терентьев остался без работы. Долгое время сидел Терентий дома и плевал в потолок, пока его не разыскал известный энтузиаст и рок-просветитель Сергей Задора, обратившийся к нему с совершенно неожиданным предложением — записать сольный гитарный альбом. Терентьев поначалу подумал, что все это либо шутки, либо проекты в стиле «сделаем ракету, полетим на Марс», однако, поскольку от него кроме собственно гитарной игры ничего не требовалось, дал свое согласие. Дальнейшие действия Задоры показали, что он слов на ветер не бросает. Новоявленный продюсер нашел и спонсоров, и выпускающую контору, и аккомпанирующий состав. Единственная накладка вышла именно с аккомпанирующим составом, — ангажированные музыканты из группы «Страйкъ» на репетиции являлись нерегулярно, а потом и пропали вовсе. Но главное для нашей правдивой истории — это тот факт, что Сергей Терентьев со своим альбомом «Up To Thirty» стал первым клиентом студии «Aria Records», где, попивая пивко и водочку, сдружился с Холстининым и Дубининым, а затем, к немалому удивлению последних, незаметно стал штатным работником студии. «Долго к нам подбирался, — ядовито прокомментировал всю эту историю Дубинин, — аки змей».

«Змей» на самом деле очень пригодился «арийцам», когда после самостоятельного «увольнения» Сергея Маврина у них возникли проблемы с записью сольных гитарных партий. Терентьев сразу же стал кандидатом № 1. В качестве испытания ему предложили сыграть некоторые куски, отведенные под маврин-скую соло-гитару. Сергей не стал долго ломать голову и практически сходу записал свои первые же «мысли», которые он трактует как импровизации. Как оказалось впоследствии, он не прогадал. «Куски» встали на место, а Терентьев был принят в состав самой именитой тяжелой рок-группы России.

— Теперь, если ты не против, расскажи о своем участии в записи альбома «Ночь Короче Дня».

— Ну что тебе рассказать? Все свои соло я готовил здесь, на репетиционной базе в ДК «Чайка». У меня были минусовки, и я периодически показывал Холстинину и Дубинину все, что мне удалось наваять. Холст отечески хлопал меня по плечу и говорил: «Молодец, все здорово!». И тут же добавлял: «Только вот здесь надо, по-моему, — так, а здесь — вот так». То есть, я хочу подчеркнуть, что Владимир делал достаточно конкретные замечания по «драматургии» импровизации, и, как я теперь осознаю, по большей части совершенно справедливые. Холсту за это отдельное большое спасибо.

— Вообще, насколько быстро получилось у тебя адаптироваться к группе «Ария»?

— Не могу сказать, что все это происходило легко и непринужденно. Например, сказывался тот факт, что я в течение долгого времени практически не записывался. Студия сковывает человека, который к ней не привык. Достаточно не побыть на студии с полгодика, как начинается мандраж. Это сейчас, когда я каждый день сижу за пультом, лампочка включенного микрофона уже не действует на мою психику.

— Так все-таки твои соло на «Ночь Короче Дня» — это импровизации или тщательно подготовленные партии?

— На 90 % — импровизации. Времени было в обрез, и подготовиться более основательно я бы вряд ли успел. Мне на самом деле не нравится, что я там сделал. Слушаю сейчас и все время думаю: «Что-то неправильно, что-то не так…». Единственно это не относится к соло, которое я придумал в песне «Зверь».