Глава пятая

Следы выводят на преступника

Блинков-младший совсем ушел в секретарское кресло, прямо по шляпку, как гвоздь, а старший лейтенант стоял над ним и смотрел. Это был самый отвратительный момент в блинковской жизни.

— Любопытно, — сказал старший лейтенант и перевел взгляд на Нину Су с виолончелью. Виолончель, конечно, немаленький инструмент, но все равно было видно, что у Нины Су каждая нога — сто пятнадцать сантиметров.

— Она моя соседка, — сказал Блинков-младший. Молчать было мучительно, а оправдываться не хотелось.

— Любопытно, — повторил старший лейтенант, и все как-то вдруг разрядилось, он сел на диван для посетителей и стал без нажима расспрашивать, что за человек Блинков-младший и где нашел галстук. О проклятом аппарате старший лейтенант как будто забыл.

А галстук, оказалось, потерял собачий проводник. У него собака взяла след и так чесанула по кустам, что стало не до галстука. Старшему лейтенанту было просто интересно, как это проводник его потом не нашел, хотя возвращался тем же путем и все время смотрел под ноги.

— Под нос надо было смотреть, а не под ноги, — сказал Блинков-младший. — Он вот так вот висел на колючках, выше моего роста.

— Любопытно, — опять сказал старший лейтенант, но было видно, что ему не любопытно. Просто он дает возможность отличиться Блинкову-младшему, который нашел этот галстук, а проводник не нашел, хотя и с собакой.

— А как собака? — спросил Блинков-младший. — Поймала кого-нибудь?

Старший лейтенант сказал, что нет, а Блинков-младший, само собой, что жалко.

И все, и закончился бы этот, по правде говоря, совсем не любопытный для старшего лейтенанта разговор, если бы он кого-то не ждал. Или если бы Эдуард Андреевич был не такой осторожный и скучный человек, что старшему лейтенанту не хотелось опять сидеть у него и выслушивать про ответственность за нормальное функционирование.

А так старший лейтенант от нечего делать спросил Блинкова-младшего про Нину Су и получил все подробности непростых блинковских отношений с фотомоделью.

Что Нине Су надо чаще мелькать в прессе, тогда ее чаще приглашают фотографироваться за деньги. А чтобы мелькать в прессе, нужен информационный повод, как говорят журналисты.

Что поэтому Нина Су наговаривает на себя информационных поводов больше, чем есть на самом деле. Едет к бабушке в деревню и привозит фотокарточку: пастух ей дал покататься на кобыле. А она сочиняет, что новый спонсор подарил ей жеребца.

Что сочинить информационный повод мало — надо, чтобы об этом написали в газетах. Но ведь не пойдешь же в редакцию и не скажешь: «Напишите, что новый спонсор подарил мне жеребца».

Что Нина Су эти информационные поводы нарочно выбалтывает своей сестрице Суворовой, с которой у Блинкова-младшего свои, тоже непростые отношения. В основном когда они с Ломакиной и Суворовой сидят за помойкой на холодильнике. А во сне отношения бывают и похлеще, но об этом Блинков-младший говорить не стал.

Наконец, что переданные через Суворову информационные поводы он под большим секретом рассказывает Игорю Дудакову, который просто счастлив, что у него такая эксклюзивная информация про Нину Су.

А если рассказать ему то же самое не под секретом, Дудаков будет не так счастлив. Журналистам больше нравится та информация, которую ну никто не мог узнать, а они смогли.

Так потихоньку Блинков-младший дошел до «Желтого экспресса» и до задания, полученного от Николая Александровича. И они со старшим лейтенантом обсудили некоторые тонкости Дела о кокнутых стеклушках уже как люди с общими интересами — криминальный репортер и оперативный работник милиции.

Само собой, Блинков-младший понимал, что старший лейтенант всего-навсего убивает время. Как же, интересно ему слушать, что там болтает какой-то Блинков-младший, держи карман шире. Но старший лейтенант держался безупречно. Никаких «что тебе, мальчик», а так чуть отстраненно, как хороший учитель — «Дима». Его звали Борис Владимирович, как дедушку Блинкова-младшего, который жил в деревне у самого Керченского пролива, между Черным и Азовским морем.

Для Бориса Владимировича главная загадка была — чем били стекла. Огромную оранжерею уничтожили минут за сорок, в обеденный перерыв. Четыре с половиной тысячи квадратных метров — это ж какой должен был стоять звон! И сколько народу должно было колотить по стеклам, чтобы справиться за сорок минут. Но никто ничего не слышал и никто никого не видел. И палку нашли одну-единственную. Не палку — грабли. Собака взяла след и потеряла.

— Они для всех, грабли, — вставил Блинков-младший. — Лежат в сарае, кому надо — берет.

Старший лейтенант кивком показал, что уже знает, порасспросил тут про грабли. Получилось, что сейчас как бы блинковская очередь рассказывать, а рассказать ему было считай, что нечего.

— Может быть, это не палками били, а камнями? — предположил Блинков-младший.

— Нет. Не нашли камней, — покачал головой Борис Владимирович, и опять Блинкову-младшему стало неловко, как будто он нарочно скрывает что-то от следствия.

И тогда он выложил буквально все, что знал. Чем богаты, тем и рады.

Что Николай Александрович считает: это бизнесмены из «Сильного хмеля» наняли исполнителей через два забора (Борис Владимирович сердито засопел).

Что уже говорят, будто бы «Сильный хмель» предложил по пять зарплат всем, кто перейдет к ним работать. На это Борис Владимирович вопросительно поднял бровь, мол, интересно-интересно, продолжай.

Но Блинков-младший ничего больше не знал. Он как у доски, когда главное — говорить, тогда уж тройку-то поставят, рассказал про погоню лысого Вити. Как он шел себе по аллее хвойных, а лысый Витя ехал на самоходном шасси, а потом ни с того ни с сего погнался за ним с граблями. И как он испугал лысого Витю машинкой, и все остальное.

— А какой оно высоты? — спросил Борис Владимирович про шасси, и когда Блинков-младший ладонью показал у себя над макушкой, зацыкал зубом и заулыбался. Наверное, считал, что это удачная шутка, но Блинков-младший такого юмора не понял.

— Так ничего и не сказал, сразу кинулся с граблями? — уточнил старший лейтенант. — Может быть, кричал что-то?

Блинков-младший хотел сказать, что ничего особенного лысый Витя не кричал, только «Поймал!». Как вдруг Борис Владимирович вскочил с дивана и быстро вполголоса сказал:

— Меня здесь не было.

Он смотрел за окно, и Блинков-младший посмотрел за окно.

Там, у крыльца конторы, стояла низкая вишневая машина — была видна только крыша. Треугольный от мышц телохранитель с бритым затылком выпрыгнул из передней дверцы, поозирался, как под обстрелом, и открыл заднюю для кого-то такого важного, что самому открыть себе дверцу он считал ниже своего достоинства.

Когда Блинков-младший отвернулся от окна, Борис Владимирович выбегал из приемной, и не в коридор, а в маленькую дверь, за которой был умывальник и туалет.

— Не туда! — сдавленным голосом крикнул Блинков-младший.

Борис Владимирович обернулся. Глаза у него были бешеные.

— Знаю, — сказал он. — Молчи.

А в коридоре уже топали. Так, что в приемной трясся пол. Старая была контора, деревянная, а там шли железные новые русские. Им все тут разнести — одно удовольствие, разминка ума, потому что свои треугольные мышцы они размять и не успеют.

Блинков-младший ухватился за машинку, как за оружие. С кресла присполз, чтобы казаться поменьше, сидит катает машинку.

Телохранитель вошел, а Блинков-младший катает, чего с него взять, с полудурка.

Здоровенный был телохранитель, кормленный женскими гормонами, чтобы нарастить мышцы. А с мышцами заодно наросла бабья физиономия с двойным подбородком, и телохранитель этой круглой физиономией водил по сторонам, как прожектором. Даже под секретарским столом у Блинкова-младшего проверил, а вдруг там бомба. К попугайчику Андреичу отнесся очень бдительно. И пошел к двери, где спрятался Борис Владимирович.