Вот пока то, что произошло за последние дни. Как только я узнаю что-то новенькое, я обязательно тебе сообщу.

Всех тебе благ и поцелуй от меня малышку.

Твоя подруга Полина.

Глава восьмая

Да не совмести приятное с обедом…

Меню обеда, данного в честь его сиятельства, графа Викентия Григорьевича Кобринского вдовой статского советника Марией Игнатьевной Рамзиной.

1. Суп-пюре с трюфелями, шампиньонами и вином. Суп Виндзор с кнелью. К ним — пирожки: слоеные с мозгами, с раковым фаршем, пончики с мясным фаршем, фарш грибной в раковинах, пирожки на дрожжах, жаренные во фритюре, пирожки из рассыпчатого теста с телячьим ливером, жаренные в кляре (из расчета на 12 человек). Крепкие вина: мадера, херес, портвейн белый.

2. Говядина-филей, нашпикованная шампиньонами и трюфелями. После говядины: портер, медок, сан-жюльен, шато-лафит подогретый, портвейн красный.

3. Заливное из форели и судака. К рыбе подать белые вина: сотерн, рейнвейн, мозельвейн шабли.

4. Марешаль из рябчиков. Гарнир: зеленый горошек и цветная капуста под голландским соусом. После зелени: малага, мускат-люнель, токайское, рейнвейн, шато-д'икем.

5. Жаркое-индейка, фаршированное грецкими орехами; к нему салат из маринованных вишен и яблок. Шампанское холодное. Пунш-гласе из фруктового сока.

6. Пломбир сливочный. Крем ореховый с фисташками.

После сладкого подаются на салфетке сыры.

7. Разные фрукты.

Черный кофе и чай, к ним: коньяк, ром и разные ликеры, как-то: бенедиктин, шартрез, кюрассао, пепермент, мараскин и пр.

(Взято из книги «Подарок для молодой хозяйки» Елены Молоховец. Раздел «Званые обеды первого класса по 50 рублей серебром без вина» издание 1861 года)

Штабс-капитан Николай Сомов — поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Красновскому, Москва.

Алеша, друг мой, ты спрашиваешь, не надоело ли мне здесь в захолустье? Не тянет ли обратно, в белокаменную? Что тебе ответить? И да, и нет. Очень хочу вернуться, соскучился по друзьям и по нашему трактиру на Моховой, куда мы частенько хаживали. Но здесь Полина! Как оказалось, она для меня важнее всего на свете. Я полюбил ее, Алексей, и открыл ей свои чувства в письме — боялся, да-да, боялся высказать ей, глядя в глаза. Никогда со мной не случалось ничего подобного. Ощущение — словно один в атаку иду безо всякого прикрытия с тыла и флангов.

Прочитав письмо, Полина позвала меня к себе, и мы долго говорили обо всем. Она, так же как и ты, спрашивала, не собираюсь ли я вернуться в Москву, что намереваюсь делать в ближайшем будущем и каковы мои намерения по отношению к ней. Удивительная женщина! Разделала меня, как расстегай у Тестова.

Алеша, я решил предложить ей руку и сердце, и начал издалека. Спросил: если бы ей предстояло повторное замужество, согласилась бы она на него? Полина ответила, что еще не оправилась от смерти любимого мужа, который ее холил и лелеял, что не думала пока еще об узах брака и что самое интересное, в положении обеспеченной вдовы есть свои преимущества.

Нечего сказать, я получил полный афронт по всем статьям, но не потерял надежды. Полина сейчас отказывается выходить замуж, но посмотрим, что она скажет, когда я приду к ней с официальным предложением руки и сердца.

Слава Богу, что она не запретила навещать ее и сопровождать на разные церемонии. Вот об одной из них я и хочу тебе рассказать.

Ее тетка по отцу, Мария Игнатьевна Рамзина, устроила обед в честь ее старинного друга, графа Кобринского, прибывшего в N-ск. Мой злой гений, волею судеб, и не без помощи которого я был заброшен в это провинциальное захолустье, приехал в три часа пополудни, и остановился в доме г-жи Рамзиной.

Приглашения уже были разосланы, и вечером я заехал в дом Лазаря Петровича, чтобы с ним и Полиной отправиться к их родственнице, статской советнице.

За столом собрались старинные друзья Марии Игнатьевны — помещик Рукоятников Федор Ильич, лысый старик с орденом св. Владимира, полученным им за военные заслуги. Он прибыл с супругой, полной дамой в чепце, которая троекратно расцеловалась с хозяйкой. Приехал заводчик Окунев, нестарый еще мужчина, которому Мария Игнатьевна продавала лес и съестные припасы — его завод находится на границе с имением статской советницы. Был доктор Коробов, пользующий хозяйку. Ожидали губернатора с супругой. Они подъехали через четверть часа после того, как все собрались, Вера Федоровна, губернаторша, и Мария Игнатьевна расцеловались, губернатор поприветствовал собравшихся. Нас пригласили за стол.

Все было изумительным: блюда, вина, сервировка! Все точно как в Москве. За каждым гостем следил нанятый на этот вечер лакей — подливать вино в опустевающий стакан.

— Граф! Выпьем за тебя! Я так рада, что ты, такой занятый человек, нашел время и посетил нас. Будь здоров! — подняла бокал хозяйка дома. Все зашумели и принялись чокаться с графом.

— Спасибо, Мария Игнатьевна, — ответил Кобринский. — Подняла меня, старика. Давно намеревался приехать, да все недосуг было. Хорошо, что настояла, письмо прислала. Я уж испугался, прочитав, думал, что на одре лежишь — все бросил и прискакал резвым конем. А ты обманщица, — он улыбнулся, обнажая желтые крупные зубы, и погрозил ей пальцем, — мне сто очков вперед дашь!

«Лучше бы ты мне дал сто очков, когда у меня в фараон выигрывал, выжига!» — подумал я про себя и тоже поднял бокал, но не чокнулся, так как сидел далеко от него.

— Что нового в столице? — спросил густым басом губернатор, отправляя в рот пирожок.

— Ах, расскажите, какие роли сейчас играет Ермолова? — внесла свою лепту его супруга. — Мы четыре года назад были на ее бенефисе — она играла Марию Стюарт. Вся в красном. Это было так прелестно! C'est grand![13]

— Матушка, мы ее в Москве смотрели, а его сиятельство из Санкт-Петербурга к нам.

— Ничего, ничего, — Кобринский галантно наклонил голову в ее сторону, — несравненную Марию Николаевну я видел в прошлом месяце в расиновской «Федре». Она меня потрясла!

Переменили блюда. За марешалью из рябчика говорили о преступлениях, потрясших N-ск.

— Наслышан об убийстве попечителя. Преступник еще не найден? — спросил граф. — Имеются ли какие версии?

— Мы нашу дочь забрали из института, — вдруг сказал молчавший до сих пор помещик Рукоятников. — Она у нас единственная, ненаглядная, и учиться там, где убийца разгуливает, мы ей не позволим.

— Не позволим, — подтвердила его жена и мелко перекрестилась. — Упаси Господи душу раба твоего. Говорят, попечитель Григорий Сергеевич был большой души человек. Много помогал, жертвовал институту.

— Огромная потеря, — покачал головой заводчик. — И мы жертвуем, но все больше по подписному листу, а он в каждую мелочь входил, душу вкладывал.

— Вам случалось знать его? — спросил Лазарь Петрович графа.

— Не имел чести.

— Господа, не хотите ли пройти в зимний сад? Туда подадут фрукты и десерт, — предложила Мария Игнатьевна.

Все задвигали стульями, граф предложил руку Полине, мы с ее отцом пошли вслед, и я услышал, как Кобринский спросил:

— Вы, вероятно, догадываетесь об истинной цели моего путешествия сюда.

— Конечно, ваше сиятельство, — невозмутимо кивнула Полина. Мы уже сели вчетвером за небольшой круглый столик, а лакей в черном фраке споро накрывал его. Он умело держал в больших руках по четыре бокала и вполголоса по-французски перечислял названия ликеров. Я отказался, так как не люблю эту сладкую и липкую жижу, а Полина взяла бокал с кюрассао и немного отпила. — Я уже подготовила для вас дневник моего мужа. Как вам будет удобно, приехать к нам с визитом, чему мы с отцом будем рады, или мне завести его вам? Мне бы не хотелось передавать его с посыльным — я слишком дорожу этим наследством моего покойного Владимира Гавриловича.