Существенно для нашей темы наблюдение Д. Н. Воскресенского над структурой судебных повестей. Они содержат пролог, две основные части: в первой рассказывается о преступлении (часто предполагаемом), во второй - о расследовании и выяснении его обстоятельств, - а также концовку, содержащую назидание. "Заключительная часть - морализующая концовка - в судебной повести играет особую роль, так как общественная деятельность людей, их поступки, оценка этих поступков и вообще квалификация всего нравственного облика человека чрезвычайно важны для авторов" [5, 111] .
Близкие по характеру произведения можно найти и в корейской, в японской литературе.
В ранней западноевропейской литературе судебная проза, оформившаяся в столь самостоятельный жанр, как это имело место в Китае, отсутствует. Однако с античных времен рассказы о судах можно найти у самых разных авторов[xxx] . В баснях Эзопа, Федра, Лафонтена, Крылова мы встретим много знакомых сюжетов: тут и щука, брошенная в реку, и трутни, которые притязают на мед пчел, и многие другие. Чаще всего основа этих сюжетов - также фольклорная. То же можно сказать и о теме суда у крупнейших европейских писателей разных веков - от Шекспира и Сервантеса до Брехта и Томаса Манна. В фольклоре широко распространена знаменитая история о ростовщике, захотевшем вырезать у должника фунт мяса (см. аварскую сказку "Ростовщик и бедняк"); в научной литературе этот мотив известен как "мотив Шейлока" (AaTh 890) - по имени героя драмы Шекспира "Венецианский купец" (1600). Ростовщик Шейлок дает взаймы крупную сумму денег купцу Антонио и берет с него расписку, что в случае неуплаты долга в срок он, Шейлок, имеет право вырезать фунт мяса из тела должника. Разорившийся Антонио не может уплатить долг, взятый им для своего друга Басанио, в назначенный срок, и Шейлок неумолимо требует выполнения договоренности. Невеста Басанио, переодетая адвокатом, доказывает на суде, что Шейлок имеет право только на фунт мяса из тела Антонио, но ни на каплю его крови; если он прольет хоть каплю крови, то ответит за убийство. Шейлок проигрывает иск.
Богатейший набор историй о судах предлагает Сервантес в "Дон Кихоте". Это знаменитые суды Санчо Пансы, получившего пост "губернатора" на острове Баратария. Один из них имеет соответствие в нашем сборнике: это спор заимодавца и должника. К Санчо явились два старика; один из них утверждал, что дал другому взаймы десять золотых; второй заявил, что если и брал когда-либо эти деньги, то давно их возвратил. Оба клятвой подтверждают свои слова (клятва во многих системах судопроизводства считалась достаточным доказательством); однако, произнося присягу, должник на время передавал свой посох первому старику. Санчо догадался, что в этом посохе и находятся деньги.
В нашем сборнике аналогичный сюжет имеет бирманская сказка "Волшебные щипцы из Патана", но здесь он связан с темой "божьего суда": клятва произносится перед волшебными щипцами, которые должны стиснуть руку лжеца. Однако известны фольклорные тексты, более близкие суду Санчо, обходящиеся и без волшебного вмешательства. Сам Санчо говорит, что слышал о подобном случае от приходского священника. А. Н. Веселовский [4] упоминает об аналогичных талмудических легендах, а также о мусульманских легендах на библейские темы. Он приводит мнение Буслаева (подвергая его, правда, сомнению) о том, что в условиях Испании источник, из которого эта история могла дойти и до Санчо, в до священника, мог быть как раз мусульманским [4, 73] ; (см. также примеч. к сказке "Волшебные щипцы из Пагана", No 157).
Не менее интересны и другие суды Санчо. Он разоблачил женщину, утверждавшую, что ее изнасиловали: заставил обвиняемого отдать ей деньги, а потом предложил ему забрать их у нее. Мужчине это не удалось. "Как бы не так! - воскликнула женщина. - Да я скорей с жизнью расстанусь, нежели с кошельком! Нашли какую малолеточку!.. Никакие клещи и гвоздодеры, никакие отвертки и стамески, никакие львиные когти не вырвут у меня из рук кошелек: легче мою душу из тела вытрясти!"
Санчо забирает у нее кошелек, вынося свой приговор:
"Вот что, милая моя: выкажи ты при защите своего тела хотя бы половину того воинственного духа и бесстрашия, какие ты выказала при защите кошелька, то и Геркулес со всею своею силою не мог бы учинить над тобой насилия"[xxxi] .
В двух других случаях Санчо наказывает обоих тяжущихся. По делу портного, который из данной ему материи сшил, как было заказано, пять колпаков, но крошечного размера, "губернатор" постановил: материи заказчику не возвращать, но и денег портному не платить, а колпаки пожертвовать заключенным. По делу об игроке, который выиграл с помощью нечестного судьи, но не захотел с ним расплачиваться: деньги помогавшему уплатить, но самого изгнать с острова.
Из писателей новейшего времени активно пользовался фольклорными источниками Бертольд Брехт. В новелле "Аугсбургский меловой круг" и в пьесе "Кавказский меловой круг" он обрабатывает фабулу Соломонова суда. Действие "Аугсбургского мелового круга" происходит во время Тридцатилетней войны. Спасаясь от врагов, мать бросает ребенка на произвол судьбы; служанка берет его себе и с большим трудом выхаживает. Впоследствии, когда выясняется, что ребенку оставлено богатое наследство, мать находит его и предъявляет на него права. Аугсбургский судья велит начертить на полу меловой круг и предлагает женщинам тянуть ребенка к себе; кто перетянет, та настоящая мать" Родная мать тянет ребенка изо всех сил; служанка, жалеючи, отпускает его. Эксперимент, по сути, аналогичен эксперименту Соломона (ср. также кхмерскую сказку "Спор о ребенке", примеч. к No 1); результат не в пользу родной матери.
Древнеиндийская история легла в основу новеллы Томаса Манна "Обмененные головы". Сюжет писателю подсказал известный немецкий индолог Генрих Циммер, снабдивший Т. Манна и необходимым материалом. Новелла в основных чертах близка к сказочному первоисточнику, но сама история переосмыслена иронически. В одном из писем Томас Манн назвал се "метафизической шуткой"[xxxii] .