– Пиви, это вода с красным пищевым красителем, – шепнул Джек на ухо шоферу. – Это реквизит. Я не порезался, со мной все порядке.

– Черт, ну у вас тут и порядочки, так что мне с тобой теперь делать?

– Кланяйся.

Пиви и поклонился, не выпуская Джека из рук.

В понедельник после спектакля мистер Рэмзи осведомился, нельзя ли попросить Пиви присутствовать и на всех других представлениях, но Пиви отказался – этот опыт он не желал переживать заново. Много лет спустя он признался Джеку, что так никогда от того вечера и не оправился.

Джек заметил, как рядом с мамой из воздуха возник Серый Призрак, несгибаемая полевая медсестра, но даже ее усилия не могли привести маму в чувства. Всхлипы Алисы снова исчезли за общим гулом восхищения, но Джек все равно видел ее лицо и читал по губам – она без конца повторяла его имя и просила за что-то прощения.

Джек думал после спектакля спросить маму, а не станут ли они с ней жить «на всем готовом» у миссис Оустлер, а заодно – сделала мама ей бесплатную татуировку или нет. Но, увидев, как Алиса рыдает в первом ряду, Джек сразу понял – нет, сегодня лучше ее ни о чем не спрашивать. Не понимая еще до конца сути отношений мамы и миссис Оустлер, Джек как-то догадался, что ничто в этом мире (ничто по-настоящему ценное и важное) нельзя получить ни «готовым», ни бесплатно.

Несмотря на аплодисменты, Джек едва снова не закричал – ему помешало только падение занавеса. Неожиданно между ним и залом встала стена, он словно очутился за кулисами (продолжая находиться на руках у Пиви, который поначалу принял падение занавеса за очередную непредвиденную катастрофу). Окруженный океаном девиц – партнерш Джека, Пиви успокоился, поздравил мальчика с успехом и наконец вернул его на твердую землю.

– Джек Бернс! – провозгласил мистер Рэмзи. – Все невесты по почте должны лежать у твоих ног! Они у тебя в неоплатном долгу!

Мистер Рэмзи держал в руках фотоаппарат, он снял Джека в костюме Дженни.

– Можешь палить в меня столько, сколько тебе захочется, – громыхнула Джинни Джарвис Джеку на ухо, а Пенни Гамильтон, услышав это, добавила:

– Готова поклясться, Джек, что стрелять ты будешь, и отнюдь не холостыми!

Она не забыла, что ее лоб стал мишенью его «не-до-конца-смертельной» эякуляции.

– Чего?

– Ладно, хватит его терзать, – сказала, обняв Джека, Эмма Оустлер, пробравшаяся незаметно за сцену.

Пробралось за сцену и еще одно лицо – оно будет преследовать Джека всю жизнь. Издали на него смотрела Бонни Гамильтон – казалось, ее сердце разорвется, если она подойдет ближе. Она больше не подсказывала ему реплики, но Джек четко понимал, что говорят ее губы.

– Видишь? – шепнул он на ухо Эмме. – Вон, смотри на Бонни – она точно так на меня смотрела, теперь ты понимаешь?

Но за сценой бушевало слишком много эмоций, и Эмма не расслышала Джека – или же была слишком занята защитой его от других девочек.

– Знаешь что, конфетка моя? Может быть, не так уж и плохо, что ты отправляешься в школу для мальчиков в Мэне, – сказала она.

– Почему вдруг?

Теперь нужно было снять грим, смыть помаду, не говоря уже о крови. Мистер Рэмзи, режиссер-победитель, все никак не мог успокоиться – подпрыгивал, словно ему в подошвы вставили пружинки.

– Подумайте только, мисс Вурц, – говорил он появившейся за сценой дважды коллеге, – а я уже было начал считать, что Абигайль Кук устарела.

Мисс Вурц, вся в слезах, в ответ лишь поздравляла его с успехом.

За кулисы проникли и подружки Эммы Венди Холтон и Шарлотта Барфорд.

– Джек, если бы у меня хоть раз в жизни была такая вот менструация, я бы концы отдала! – сказала Венди, а Шарлотта смотрела на него, словно он самый вкусный десерт на столе.

Пиви тем временем незаметно испарился; никто этого не заметил, хотя в конце пьесы рослый шофер привлек к себе всеобщее внимание. За сценой и вокруг царил такой счастливый хаос, что Джек позволил себе забыть про расстроенную маму. Но была у него и совесть в школе Св. Хильды, и звали ее миссис Макквот. Грандиозный успех Джека не застил ей глаза, как всем остальным, и она, как обычно, возникла будто из воздуха рядом с мальчиком, и у того словно руки отнялись; если бы у него и правда были раны, то снова начали бы кровоточить; если бы он не потерял голос после последней сцены, он бы снова завопил как резаный, только еще громче, чем на суде.

Джек собирался домой с Эммой, та была на седьмом небе.

– Подумай, Джеки, мы впервые будем спать под одной крышей! – объявила Эмма и удалилась в поисках мамы, которая ни на шаг не отходила от Алисы. На несколько мгновений Джек каким-то чудом оказался за сценой один, исчез даже его верный суфлер.

Вот в этот-то миг как из-под земли и появился рядом с ним Серый Призрак и взял Джека за руки, в том самом месте, где они были связаны веревкой в последней сцене.

– Великолепно сыграл, Джеки, – выдохнула миссис Макквот. – Но у тебя еще много… очень много работы… и вовсе не на сцене… понимаешь, о чем я?

– Нет, – сказал Джек.

– Джек, тебе нужно быть ближе к маме… тебе нужно смотреть за ней… ты долго будешь корить себя… если не станешь как следует смотреть за ней… не упусти ее…

– Вот оно что.

Что она хочет сказать? Как смотреть за мамой? Зачем смотреть за ней? Как не упустить ее?

Но Серый Призрак, как полагается, уже растворился в воздухе.

Позднее Джек снова откроет для себя это ощущение – как одиноко и пусто на сцене, когда зрители и партнеры ушли. Нет, Джек никогда не был и не стал «невестой по почте», но именно его роль в кровавой мелодраме мистера Рэмзи легла в фундамент жизни сына Уильяма Бернса. В тот день он сделал свой первый шаг, в тот день зародилась его слава.

Глава 14. Миссис Машаду

Как правило, мальчики из школы Св. Хильды не появлялись на собраниях одноклассников после ее окончания. В самом деле, такие собрания для выпускников, а мальчики покидали школу после четвертого класса, и никаких торжественных проводов им не устраивали.

Встречи старательно организовывала Люсинда Флеминг. Самой регулярной их участницей была Морин Яп, за ней – сестры Бут, всегда появлявшиеся вместе. Джек про все это узнавал из открыток Люсинды, которая, правда, умалчивала, производят близнецы свои любимые сосательные звуки или нет (а Джеку было любопытно).

Каролина Френч, напротив, никогда не приезжала (поэтому никто не знал, топает она ногами по полу до сих пор или нет). Ее нелюбимый брат Гордон утонул, катаясь на лодке, вскоре после четвертого класса (они с Джеком пошли в разные школы). Новость о Гордоне открыла Джеку глаза – оказывается, тебе может очень не хватать людей, которых ты почти не знал, и даже тех, к которым ты относился с большой прохладцей.

В последний свой день в школе Св. Хильды весной 1975 года Джек отправился после уроков домой в необычной компании – до лимузина его проводили и Эмма, и миссис Оустлер. За рулем сидел все тот же Пиви – миссис Уикстид на смертном одре пожелала, чтобы он возил Джека в школу до самого конца учебы.

Эмма и Джек сели на заднее сиденье с таким видом, словно для них ничего не меняется. Пиви же рыдал, его жизнь уже изменилась – сразу после смерти миссис Уикстид и отбытия Лотти восвояси на остров Принца Эдуарда. В открытое окно заглянул Серый Призрак и погладил Джека по голове своей холодной как лед рукой – этакое дуновение зимы посреди лета.

– Джек, если хочешь… пиши мне, – сказала миссис Макквот. – Нет, даже так… я тебе очень советую… пиши мне.

– Непременно, миссис Макквот, – ответил мальчик. Пиви, всхлипывая, нажал на газ.

– Ты мне тоже пиши, конфетка моя, а то я разозлюсь, ты же знаешь, – сказала Эмма.

– А вы, сэр, следите получше за своей задницей, – проговорил Пиви. – Отрастите себе на спине глаза, если сможете, – чтобы следить за ней получше!

Джек сидел на заднем сиденье и молчал – точно так же, как на похоронах миссис Уикстид. Мама все время повторяла ему, что «летом каникул не будет», Джеку предстоит готовиться к отъезду в школу.