– Какая у него иномарка?

– Красивый, как серебряный, шестисотый «Мерседес». Машина мощная, да не для наших сибирских дорог.

«Вот, оказывается, чей серебристый “мерс”»! – быстро подумал Голубев и сразу спросил:

– Госномера у «Мерседеса» какого цвета?

– Обычные, белые. Разве они бывают других цветов?

– У милицейских машин – синие.

– Мишка к милиции никаким боком не привязан. И машина у него частная. Как из Чечни вернулся, купил. На войне хорошие деньги огреб. Правду говорят: «Кому – война, а кому – мать родна». Друзья, какие вместе с ним воевали, тоже автомашинами обзавелись.

– Много у него друзей?

– Когда Анастасия Евгеньевна лежала дома, никого не было видно. Но как только Вера увезла мать в онкологическую больницу Новосибирска, и Мишка остался в доме один хозяйствовать, двое его сослуживцев денно и нощно стали здесь ошиваться. Последнее время дружки вместе с Мишкой неведомо куда пропали.

– Как они выглядят?

– Один вахлак по имени Николай простецким лицом на Мишку смахивает. Другой – с орлиным носом и командирским голосом вроде не русской национальности. И имя у него не русское – Юлиан. Между собой они, как пацаны, друг друга называют: Ника – Миха – Юлька.

Голубев показал ксерокопии фотографий:

– Посмотрите, кто из них кто?

Потехин, затушив окурок папиросы, ткнул пальцем в снимок Дурдина:

– Этот носатый – Юлька, – потом указал на Зырянова. – Это Ника. Ну а третий – Миха Хомяков. Чего военкомат их разыскивает. Сызнова хотите на службу призвать?

– Интересуемся, как живут бывшие солдаты. Не нужна ли им какая помощь, – увильнул от искреннего ответа Слава.

Потехин махнул рукой:

– Не надо им помогать! На водку, дорогое курево и на игральные карты у бывших солдат денег хватает.

– Здорово пьют?

– Как лошади! Под выпивку в карты напропалую режутся. Привлекали меня в компанию. Посидел с ними вечерок и закаялся. В разговоре только взрывы, стрельба да рукопашные схватки, вроде: «Боевик хотел ударить ножом, а я – очередью из Калашника в упор по нему, аж клочья со спины полетели». Здесь, на Лесопосадочной, мой старший брат Никифор Власович живет. Ветеран Отечественной войны. Большой любитель поговорить о фронтовых делах да о политике. Он, как и я, больше одного вечера в компании этих друзей не смог находиться. Сказал: «Ребята боевые, но участвовали они не в военных действиях, а в бандитской разборке. И в политических вопросах ни бельмеса не знают».

– Откуда у них средства на выпивку?

– Аналогичный вопрос я по-соседски задавал Мишке. Мол, признайся, где ты деньги берешь? Он захохотал: «В тумбочке». Наверно, за контрактную службу им продолжают платить, а?…

– По завершении контракта выплачивают всю причитающуюся сумму и никаких доплат больше не производят, – сказал Голубев.

– Ну, фокус-мокус… – удивленно проговорил Потехин. – Больше года контрактники гуляют со свистом, а деньги у них не кончаются. Неужели такую уйму денжищ получили, что им конца не будет?

Слава улыбнулся:

– Деньги, как вода, без источника пополнения утекают быстро.

– Я тоже так думаю. Вот мы с супругой, к примеру сказать, получаем ежемесячно пенсию больше четырех тысяч. Кроме продуктов питания, ничего не покупаем. А к концу месяца, считай, вся сумма уплывает.

– Наверно, Хомяков где-то работает?

– Куда-то ездит, только, кажись, не на постоянную работу. То в ночь укатит, то среди дня крутанется, а к вечеру, глядишь, и напьется.

– Не интересовались у него насчет работы?

– Спрашивал, мол, ты, Михаил, бомжуешь, что ли?… Мишка даже обиделся: «Не городи чего попало, дядя Коля. Вкалываю будь здоров». И красные корочки показал. Правда, я в них не заглядывал. По моим раздумьям, красное удостоверение личности у него для отвода глаз. Теперь, по телевизору видел, мошенники любые документы стряпают как блины.

– С соседями мирно живет?

– В этом плане к нему претензий не имеется. Молодежь на нашей улице иногда хулиганит. То музыку заведут так оглушительно, что ночью заснуть невозможно. То меж собою драчку учинят. Особо пакостят в ночь на Ивана Купалу. И скамейки возле дворов переворачивают, и в огородах с овощами бедокурят. А Мишка, когда с друзьями загуляет, без музыки обходится. У него даже исправного телевизора в доме нету.

– Всегда втроем собираются?

– Только втроем. Ну, меня да брата Никифора приглашали. Так мы быстро от них откололись.

– Женщины не участвуют в их компании?

– Ни разу ни одной девахи не видел.

– Друзья на машинах приезжают?

– Большей частью пешком приходят. Они где-то недалеко живут. Иной раз в черной иномарке или в красненьких «Жигулях» подкатывают. Но это редко бывает.

– А синие «Жигули» здесь не появлялись?

– Синих не видел.

– О намерении уехать на длительное время Хомяков вам не говорил?

– О своих намерениях Мишка мне никогда не докладывал. У него все дела тайком делаются.

– Какого числа он уехал, не помните?

– Число не помню… – Потехин задумался. – На этот вопрос скажу так: после той ночи, когда у районного ресторана застрелили мужчину и женщину, я своего соседа не видел.

Глава XXII

Утро выдалось безоблачным и теплым. Пахло весною. Ласковый ветерок слегка шевелил молодую листву буйно зазеленевших тополей. На все лады перекликались увлеченные любовным чувством птахи, согревшиеся после студеной сибирской зимы. По улицам райцентра спешили к рабочим местам люди. Молодые мамы катили в колясках своих отпрысков, которым предстояло провести весь день в детских садах и яслях на попечении нянечек. Будничная жизнь шла своим чередом.

К восьми часам в прокурорском кабинете собрались все участники группы для проведения обысков, намеченных Антоном Бирюковым. Срочная необходимость этого серьезного мероприятия диктовалась оперативной информацией; собранной за вчерашний день Славой Голубевым. Медлить было нельзя. Все трое подозреваемых явно ударились в бега, и скорое их возвращение к родным очагам не предвиделось. Ждали приезда из Новосибирска Ивана Турунтаева, который при телефонном разговоре со следователем Лимакиным заявил, что сможет опознать почти все вещи Васютиных, и обещал приехать в райцентр не позднее девяти часов утра.

– Может, все-таки запустим в розыск ориентировки на беглецов? – обращаясь к Бирюкову, спросил Голубев. – Фото всех троих у нас теперь есть.

– Прежде надо улики против них найти, – ответил Антон.

– Они и при наличии улик уйдут в глухую несознанку.

– Тем хуже будет для них. Быстрое признание подозреваемого сказывается на качестве следствия. А «несознанка» обязывает добывать обвиняющие документы с запасом. Преступление, сам понимаешь, вызывающее. Чтобы уголовное дело не рассыпалось в суде, надо провести расследование без сучка, без задоринки.

– Знаю, Игнатьич, эти азы криминалистики, но так уж хочется посмотреть в наглые глаза бандитов, что терпения не хватает.

– Раньше ты терпеливее был.

– Раньше таких дерзких плевков в наш адрес не было.

– Не заводись, – сказал Лимакин. – Подумай, что станем делать, если обыски окажутся безрезультатными.

– Не пророчь, Нострадамус районного масштаба, – огрызнулся Слава. – Мебель Беломорцева уже нашли. Ника Зырянов у нас на надежном крючке. И Ястребу, даст Бог, крылья подломаем. Обыск, Игнатьич, с Дурдина начнем?

– Конечно. Тем более, что у него, как раньше говорили, на хозяйстве родная мама осталась.

– У Зырянова хозяйничает привезенная с берега Черного моря пьяная сожительница, а Хомяков вообще бросил хозяйство на произвол судьбы. Почуяли, хищники, что порохом запахло. Теперь наверняка готовы локти кусать, да укусить никак не удается.

– Что-то я не услышала ни слова о Шиферовой, – внезапно сказала эксперт-криминалист Тимохина.

Голубев повернулся к ней:

– Клава пока «засветилась» только на телефонном разговоре с Ястребком, когда Ремер покупал машину в «Обских зорях», да на окурках «Вирджинии» в доме Беломорцева.