Он согласился, кивнул, из-под прилавка ведро вытаскивает. А там полно часов! Выходит, бум-бум, по-ихнему, часы! Ух ты! Детские, мужские, женские, на любой вкус, и одна пара под золото, с компасом, точь-в-точь как у соседа. Я, как положено, морду скривил, мол, часы так себе. На руке взвесил — тяжелые. К глазам поднес, мол, цифирки мелкие. Компас мог бы Юг и поюжнее показывать. Опять сморщился и показываю пять пальцев, мол, беру за пять долларов!

Африканец аж присел и показывает две руки, мол, десять! И тут вижу: мама родная! На одной руке не пять пальцев, а шесть! Выходит, часы стоят одиннадцать! С такими ручонками не пропадешь!

Какой идиот купит за одиннадцать, когда сосед взял за пять. Ладно, думаю, потягаемся. Я на часы плюю, в ведро бросаю. Хозяин достает, протирает. Я плюю, он растирает до блеска. Он одиннадцать тычет, я ему пять. И вы знаете, сдался! Смотрю, один палец скинул. То есть, две руки растопырил, а там всего десять пальцев! Ну, думаю, раз слабину дал, цену собьем! Повернулся, дверью хлопнул, ушел! Через полчаса захожу навстречу мне две руки, на одной пять пальцев, на второй три! Так, думаю, я тебе все пальцы на одной руке ампутирую! Ухожу, прихожу, ухожу, прихожу! Ага! Еще один палец скинул! Семь! И на глазах слезы! То ли денег жалко, то ли без пальцев больно.

Пожалел я его, не садист ведь! Сунул десять долларов, часики свои из ведра выгребаю и весь в счастье ухожу.

Африканец за рукав тянет, протягивает ведро. Я говорю: «Да взял я часы, взял, вот они, спасибо!»

Не понимает, чудак! Ведро тычет, в грудь себя бьет. Тут до меня дошло: за десять долларов он ведро часов продал! Во, бизнесмен!

Наши ахнули, когда узнали почем ведро часов отхватил.

Соседа от зависти начало бананами рвать.

Приехал на родину и как король всем по часам! На себя же все не наденешь. Все поражены. «Такие деньги, такие деньги!» Я помалкиваю. Пусть думают, будто я в дельцы теневой экономики выбился. Так и подумали. Ограбили через три дня. Обнесли вчистую, плюс по голове дали — не помню кто. Осталось одно ведро из-под часов. Как память об единственной в этой жизни удаче.

Верно говорят: рано или поздно за все расплатишься. В Африке на три пальца приподнимешься, на родине опустят с головой. С тех пор не торгуюсь. В оконцовке выигрыш равен пустому ведру.

Милостыня

На мизинце огромной статуи римского императора примостился лопоухий нищий. Лежащая на земле шапка была полна монет. Денек выдался неплохой. Кидали часто, кидали щедро. Вот так бы да каждый день. В такой нищете можно жить!

Мимо шел голодранец в грязном плаще и шарфе, намотанном вокруг шеи. Судя по запаху, шарф заменял ему одеяло и скатерть, и полотенце. Голодранец уставился на шапку, полную денег, и сглотнул слюну, словно в шапке благоухал наваристый суп.

— Подай, Христа ради!

Лопоухий прикрыл шапку телом:

— Я сам нищий!

— С такой-то шапкой! А у меня ничего нет совсем! — Голодранец распахнул плащ, под ним, действительно, не было ничего, даже тела.

— Отсыпь малость на пропитание! Раз в неделю жутко хочется есть!

— Дать чуток, что ли? — подумал лопоухий. — А то ведь подохнет, а на небесах ляпнет, мол, из-за меня! Зачем мне эти разговоры в раю?!

Лопоухий зачерпнул деньги, взвесил на руке, половину отсыпал и остаток царственным жестом вручил голодранцу.

Тот закрестился, закланялся и, пятясь задом, исчез.

Нищий улыбнулся:

— Первый раз в жизни дал милостыню! Дожил-таки!

Голодранец легкой рысью летел к забегаловке и на перекрестке сбил калеку на деревяшке с колесиками, который двигался, толкаясь кулаками об землю. Голодранец выронил монеты, и те радостно запрыгали по камням, вызванивая желания.

Голодранец кинулся собирать деньги.

Обрубок с трудом вернулся в вертикальное положение и вытаращил глаза на эдакое богатство.

— Сволочь, подай, Христа ради!

Голодранец насупился:

— Не видишь, что ли, с кем разговариваешь?! Я такой же нищий, как ты! В кулаке все мои деньги.

Обрубок профессионально всхлипнул:

— А у меня в кулаке ничего нет! И ног у меня нет, а у тебя их вон сколько!

— Половинка прав! — вздохнул голодранец. — Я хоть и нищий, зато при руках, при ногах, а у бедняги всего половина. Я против него Аполлон Бельведерский.

— Держи! — голодранец протянул инвалиду пару монет и, закинув шарф за спину, господином зашагал дальше.

Обрубок расцеловал монетки, хохотнул и, мощно отталкиваясь от земли, помчался по улице.

На повороте калека чуть не сшиб чье-то туловище. Оно задумчиво шагало, засунув руки в карманы, натыкаясь на стены и на людей. Ощупав инвалида, туловище сказало:

— Подай, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви.

Калека завопил:

— Ты же не видишь, с кем разговариваешь! У меня ног нету, культяшки! Хорошо еще мужское достоинство не пострадало, одна радость в жизни осталась, правда, с трудом! И ты говоришь мне «подай»! Тьфу на тебя! Самому пару монет дали позабавиться с девушкой!

Туловище зарделось:

— О девушках могу только мечтать. Да и мечтать, если честно, нечем.

— Вот беда-то у человека, — смахнул слезу калека. — У меня нет каких-то двух ног, все остальное при мне! А эта бестолочь без головы, считай, все органы псу под хвост — погремушки!

— На! — инвалид вложил в руку туловища монету. — Погуляй за мой счет!

Туловище благодарно закивало и пошло куда глаза глядят, хотя глаз у него не было.

Калека вздохнул:

— Денег, конечно, жаль. На одну монету целую девушку не пригласишь. А с другой стороны, когда еще подашь милостыню! Сделал доброе дело — зачтется. Грехи замолил, теперь и погрешить можем всласть!

А туловище бредет, на всех натыкается.

На углу голова лежит, подаяние просит. Волосы русые, глаза голубые. Как такой симпатяге откажешь! Да еще горе у нее вон какое!

Кидают монеты, голова ртом ловит, за обе щеки запихивает. Довольная. Еще бы. Полный рот денег!

И тут туловище ногой ка-ак голову поддаст! Голова покатилась, деньги сыпятся, крик. Туловище споткнулось, по земле шарит руками, монетки хватает и по карманам, по карманам. Без головы, а соображает!

Голова деньгами плюется:

— Что ты сукино туловище делаешь, а?!

А оно знай зудит:

— Подайте, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви!

Голова аж поперхнулась деньгами:

— Это ты-то несчастное?! Кто ж тогда я! У тебя руки, ноги, задница, прочие органы и тебе плохо?!

Туловище захныкало:

— Но без головы я же не знаю, как этим пользоваться. Хожу под себя, а под кого же еще?! Могу пойти куда хочу, а куда я хочу?! Любая баба моя, но не знаю какая!

Голова от злости завертелась волчком:

— Но ты все можешь, а мне нечем! Ходить под себя и то не могу! Бабу вижу, хочу, знаю как, а как?! Пинка дать под задницу не могу! Ни задницы у меня, ни пинка! А ты еще ноешь: «Подайте, Христа ради!» Побойся бога! Счастливчик!

А туловище свое гнет:

— Подайте, подайте…

Голова задумалась:

— Сплюну-ка пару монет. Пусть подавится. Верно говорят: помоги ближнему! Раз кому-то помог, значит, ему хуже чем тебе. Выходит, тебе чем ему лучше! За то, что кому-то хуже чем тебе, последнее отдать можно!

Голова сплюнула деньги, покатилась по земле, по камням, набивая шишки, радуясь жизни и улыбаясь во весь рот. Потому что пока у тебя есть рот, не улыбаться им глупо. Эх, научиться бы ценить то, что у тебя есть, пока оно есть, а не потом, когда нету!