У подножия одного из холмов открылся выход из скрытого в нем хранилища машин. Натяжная катапульта выбросила большой воздухолет. Он нес сверхмощный термоядерный снаряд. Набирая высоту, воздухолет полетел через океан к Улейяме. Внизу под ним бушевали темные волны, и даже пена на их гребнях отливала свинцовой синевой. Временами черные грозовые тучи наваливались на океан и вонзали в его воды яркие копья молний. Но впереди еще ослепительней пылало багровое пламя огнедышащих гор. Огибая их на большой высоте и борясь с горячими воздушными потоками, воздухолет сбросил свой страшный груз. Ни секунды не медля, он повернул назад и, увеличивая скорость, спешил удалиться. Внезапно все исчезло в чудовищно яркой вспышке. Огненные протуберанцы всплеснулись вверх, а фиолетовое пламя с молниеносной быстротой настигло удалявшийся воздухолет и сожгло его, как маленькую мушку. В этот же миг против всех законов природы запылали воды океана, и пламя грандиозного взрыва перекинулось на оба материка, превращая все в разверзшийся вулкан. Взрыв разломил планету пополам и охватил ее недра бушующим морем огня. И тут—то огромное притяжение массивного Юпитера сыграло свою зловещую роль. Оно разорвало Фаэтию на части… Что было дальше, никто не видел… Лишь один экран эфировизора бесстрастно зарегистрировал, как планета разлетелась на куски…

Дубравину показалось, что у него на голове зашевелились волосы.

— Толчок огромнейшей силы потряс Айяватти, разрушив все поселения и даже горы. Сотрясение и гул достигли убежищ в глубоких недрах планеты. Затем последовал второй, еще более сильный удар. И на поверхности обломка, оставшегося от бывшего материка Айяватти, погибло все живое. Опаленный, без воды и атмосферы, этот кусок планеты понесся в космосе почти по старой орбите. В глубинных убежищах немногие выжили и очнулись после катастрофы. Из десяти тысяч укрывшихся там фаэтов половина умерла сразу, а оставшиеся в живых были жестоко искалечены.

Чудовищные сотрясения почвы выдержали только два убежища. Но то, что происходило дальше в них, жизнью назвать нельзя. Началось медленное и мучительное вымирание фаэтов, ставших вечными узниками стальных казематов. Выход на поверхность планеты, почти лишенной атмосферы, оказывался самоубийством. Смельчаки, рискнувшие сделать это даже в специальных костюмах, становились жертвами каменного града или гибли от космических лучей.

Но, несмотря на всю трагичную безысходность, среди ученых нашлись энергичные и предприимчивые фаэты. Они решили бороться за жизнь, распределили между оставшимися в живых труд и вдохнули в них надежду на спасение. Однако, как ни старались ученые, ничего большего сделать они не смогли и лишь растянули вымирание фаэтов на более продолжительное время. Благодаря этому мы являемся двадцатым поколением фаэтов, переживших катастрофу.

— И сейчас ты, пришелец с Земли, — обратился Ми—дион к Дубравину, — видишь в нас, здесь сидящих, последних потомков фаэтов. Единственное, что нам завещано нашими предками, это довести о гибели Фаэтии до других миров. Каждое поколение старалось выполнить это завещание своих дедов и отцов. Наши техники долго добивались установления связи по эфиру с какой—либо планетой. Но шли годы и никто не откликался на наш скорбный зов. Даже звездочеты, наблюдая иногда из подзорной башни за планетами, уже перестали верить, что на других мирах есть жизнь. Лишь недавно одному из моих внуков удалось, как ты говоришь, установить связь с вашей Землей.

Но несчастье продолжало преследовать нас. Внук погиб с тремя своими помощниками в подзорной башне от упавшего метеорита. Метеорит вместе с подзорной башней уничтожил эфиростанцию, антенну — все, без чего немыслима никакая эфиросвязь. Один из моих внуков — Ги—дион — пытался выйти и найти остатки дорогих нам фаэтов, но и сам чуть не погиб. До сих пор он не может оправиться от лучевой болезни…

Только теперь космонавт понял, почему всегда был так малоразговорчив этот молодой меланхоличный фаэт, который иногда приходил к нему с Ни—лией.

— Что же нас теперь ждет? — невольно вырвалось у Дубравина.

— Если мы не погибнем от столкновения с Палладой, — так, кажется, ты называл второй по величине астероид, тоже являющийся обломком Фаэтии, — то это явится чистой случайностью. Но и она лишь отодвинет логический конец последних потомков жителей Фаэтии.

— Из старых фолиантов я узнал, что звездочеты сулили гибель жизни на нашей планете лишь через десятки миллиардов лет, — тихо сказал Ги—дион. — Они утверждали, что Фаэтия может погибнуть только от остывания своего ядра. Кто бы мог подумать, что можно уничтожить планету своими руками, пусть даже и из благих пожеланий?

Опустив голову, сгорбившийся Ми—дион сидел в раковине кресла с закрытыми глазами, как мертвый. Темные своды и гнетущая тишина делали теперь зал похожим на мрачный склеп.

На висках у Дубравина в такт быстрому биению сердца пульсировали голубоватые жилки, а голова разболелась от нервного напряжения.

«Землю такая участь постигнуть не может. Ну конечно! — успокаивал себя космонавт. — Наша планета — окончательно сложившееся тело с устойчивым ядром. Но атомная война и на ней может принести человечеству огромнейшие бедствия…»

Глава девятая

ТРУДНОЕ ДЕЛО

Возбужденный рассказом Ми—диона, Дубравин в эту ночь долго не мог заснуть. Если раньше он поражался, что ночь так коротка, то сейчас она тянулась нескончаемо долго. Он ворочался с боку на бок, и безотрадные мысли метались в его разгоряченной голове.

Ему от души было жаль несчастных фаэтов. Поистине трагическую историю пережили они! А что будет впереди? Астероид обречен на гибель. Так сказал Ми—дион. Это же подтвердили и астрономы на «Комсомолии». Скоро прекратят свое существование последние фаэты. Никто не узнает, что случилось с цветущей некогда Фаэтией. Все это канет в безвестность. Нет, этого нельзя допустить! Только — безвольные люди могут пассивно ожидать развязки!

Дубравин вскочил с ложа и в сильном волнении, зашагал по каземату.

«Найти выход во что бы то ни стало! — твердил он, сжимая кулаки. — Надо сделать так, чтобы на Земле узнали истинные причины катастрофы Фаэтии. Из всего того, что космонавты могли найти на поверхности, они никогда не узнают о ее последних днях. Никто не догадается, почему планета разлетелась на куски». Дубравин вытер рукой вспотевший лоб. Воображение рисовало ему пути освобождения из глубинных казематов, способ связаться с товарищами.

«Здесь ли „Циолковский“? Медведев, Хачатуров, как хорошо, если бы вы находились сейчас со мной, как пригодился бы ваш дельный совет. А если они улетели? Тогда — „Комсомолия“! С ней установить радиосвязь. Наконец, Земля… Нет, это уже исключено, — Дубравин стиснул зубы. — Только не мешкать! Если не смогла быть долговечной Фаэтия, пусть навсегда будет счастлива Земля. Радиоаппаратура. Надо начинать с нее. Завтра же поговорю с Ни—лией, пусть помогает она, Ми—дион, все они, кто чем сможет. Бездействие — это преступление!..»

Лишь под утро Дубравин забылся коротким тревожным сном.

Когда Ни—лия вошла в каземат, космонавт уже поджидал ее. Вместе с ней пришел молодой фаэт, часто сопровождавший ее, и, как всегда, молчаливый, опечаленный.

Дубравин стремительно подошел к фаэтам и горячо заговорил:

— Нужно добиться у Ми—диона разрешения на осмотр склада вашей эфиротехники. Это очень важно. Мы попытаемся смонтировать рацию… эфиростанцию, — поправился он.

В глазах Ни—лии промелькнул испуг.

— Не бойся, — продолжал настаивать Дубравин. — Мы будем очень осторожны. Расскажи, где на поверхности находилась эфироантенна?

— Точно не знаю, — под решительным нажимом космонавта Ни—лия начала сдаваться. — Мне говорили, она стояла рядом с большой подзорной трубой. Но там, где была подзорная башня и главный выход из убежища, теперь осталась только, глубокая яма.

— А ты что знаешь, Ги—дион? — обратился Дубравин к фаэту.