— Так что же это за мировоззренческая тема? — через несколько минут продолжал Химушкин уже на улице. — Не всегда же пребывать мне в воспоминаниях да в грезах. Можно и с молодежью погулять, с ней не часто приходится общаться. У квартиранток времени на это нет. Не знаю даже, какими мыслями они нынче обеспокоены. А может, и мыслей вовсе нет, а одни лишь чувства. Нынешнее общество сознательно из практической жизни мысли выталкивает, ведь на мыслях заработать нельзя, голышом останешься, а на чувствах, на впечатлениях — рынок огромный. Производи, продавай все что в голову взбредет. Недавно в книжном магазине, в отделе «Философия», продавался мешок смеха. Небольшая вещица, которая при нажатии производит гомерический хохот. Спрашиваю продавца: «Почему торгуете такими странными игрушками?» А она отвечает без смущения: «Книги непользуются спросом. Чтобы отдел не закрыли, торгуем всякой всячиной». И действительно при мне около тридцати человек купили этот мешок смеха. А на книги ни один даже не взглянул. А там не Брежнев или Горбачев на полках выставлен, а вся мировая философская литература, фундамент цивилизации. Но нынешний покупатель не хочет думать, он хочет смеяться. Улыбчивый человек быстрее по карьерной лестнице поднимается, думающий во всем ему уступает. Так что разум сложен в амбар, неотапливаемый, сырой, полный грызунов да червей. Возможно ли его сберечь в таком хранилище? У меня в ушах еще долго стоял этот отвратительный хохот. Сегодня в цене практичность. Синоптики прогнозируют со среды дождь — надо срочно выставить в продажу зонты и калоши, цены поднять, прибыль увеличить. Припрячем соль и спички, распространим слух, что они вотвот подорожают. Обыватель съест эту утку, оборот вырастет, прибыль возрастет, премию получим. Господин Н. идет на выборы. Надо сочинить о нем какую-нибудь пакость или найти компромат, чтобы продать конкуренту. Можно неплохо заработать! Вот такие умишечки нынче востребованы. Слухи ползут, что Академию наук закрывают. Спорят, что эффективнее: создать унитарное предприятие известных российских ученых или унитарное предприятие «Клуб свободных российских ученых»? И посадить новое учреждение на государственный заказ. А для свободного творчества бюджета нет. Захотелось правительству узнать, как из картофельного поля сотворить площадку для приема инопланетян. Дали академикам… Поглядим, что преподнесут наши известные умишечки. А у тебя что? Кого критикуешь? У нас ведь раньше критиковали, теперь это редкое явление. Видимо, сложилась жизнь, гармонизировалась. Все довольны, все счастливы». — «Я вот ополчился на всех и за все! И прежде всего на самого себя!» — «Интересный максималист. А на себя-то за что? В чем себя упрекаешь? Что на безделушки денег нет или оплошал в какой-нибудь любовной истории?» — «Повинен я в недостатке ненависти. Слаб? Никак не протестую, а надо бы. Не просто транспарант развернуть, гимн спеть или вызывающий лозунг выкрикнуть, а что-то другое, веское и кардинальное совершить!» — «Что же тебя больше всего мучает и раздражает? Ты должен чистосердечно открыться. Иначе я ничего не пойму. Но прежде всего скажи, почему ты решил о своих грандиозных планах именно со мной беседовать? Мы друг друга не знаем. Виделись разок мельком. Я человек немолодой, так сказать, доживающий свой век, впечатлительный. Уверен ли ты, что нашел необходимый адрес для исповеди? Не разочарую ли я тебя своим безразличием? Мне по большому счету совершенно все равно, что ты любопытное задумал и по какому случаю. Ведь мне уже давно все по фигу! Живу я в своем улиточном домике и вполне доволен существованием. Никаких революционных планов не вынашиваю. Человек с богатым воображением способен в собственном сознании создать себе комфортный мир и оставаться в нем всю жизнь. Есть лишь один повод вылезти наружу: если ты сам себе не интересен, не способен самоочароваться. У Семена Химушкина таких проблем нет, я вполне доволен миром собственного представления. Может, не станешь нынче торопиться излагать свои агрессивные планы, а попробуешь жить по моим лекалам? Как ты думаешь, почему человек чаще чувствует себя безгранично счастливым во сне, а не наяву? Когда-то меня тоже поглощала ненависть к несправедливости. Но, задумавшись над выполнением своих страшных угроз, я попытался перестроить сознание таким образом, что явь для меня стала грезами. И получилось! В них я очень комфортно пребываю по сей день. И, что особенно замечательно, ничего другого я уже давно не ищу. Я научился переносить все планы в сон, всякий раз становящийся реальностью. Хочу проявить свирепость по какому-нибудь поводу, так никаких проблем не возникает. Подготавливаю все до деталей и лихо совершаю задуманное. Человек должен лишь успокоить себя, и если он нарек грезы реальностью, то умиротворяется в той реальности, в которой пребывает. Буйство, ненависть — это всего-навсего пожар в разуме. А реализация мстительных планов — попытка погасить этот самый огонь. Какая же разница, в каком состоянии его гасить — в грезах или наяву? Главное, добиться, чтобы он не выпирал из тебя, не вырывался наружу! Именно через мир внутри себя я огораживаю собственное сознание от ненависти, обнаруживаю в нем устойчивую гармонию. Да-с, подумай, не торопись. Сегодня выскажешься, а завтра пожалеешь, потому что в голове может многое измениться. Ты вчера пригласил меня на выставку богачей, а я вот подумал, не познакомить ли тебя с бытом московских бомжей. Взгляни на два полярных мира, сосуществующих на одном клочке земли. Бо-гач и Бо-мж. „Бо“ в переводе с французского „прекрасный“. Самое загадочное в этих совершенно разных слоях, что почти никто из живущих в них не хочет поменяться с другими ролями. Даже среди богачей нет-нет да встретится чудак, желающий влачить жизнь нищего. Но среди бомжей такие оригиналы совсем редки. Я знаю местечко, где они собираются. Интересно? Пойдешь? К одному из тех, кто их тоже регулярно навещает, у меня даже дельце небольшое». — «Если вы рекомендуете, то, конечно, пойду», — решительно сказал я. — «Ты при деньгах?» — «Сегодня заработал. Совсем неожиданно». Я подумал, что он станет расспрашивать, как это случилось, сколько, при каких обстоятельствах и так далее. Но Семен Семенович не проявил к случайному заработку ни малейшего интереса. — «Надо купить им пару бутылок водки и несколько батонов. В гости к нищим без подношений не ходят. Особенно имущие, а мы для них богатеи из тяжелого прошлого», — тут он туманно улыбнулся, откинув голову назад. Наступила длительная пауза. Казалось, Химушкин полностью ушел в себя. Мы шли молча и долго. Я успел почувствовать его необщительность или даже склонность к скрытности. Казалось, не только я тяготил его своим присутствием. Он выражал полное безразличие ко всему, как будто ему все мешали. Вначале я сам подумал: а нужна ли мне папка Кошмарова? Неужели я все прочту? Я даже несколько раз задавал себе вопрос: не выбросить ли ее? Но все же оставил. Я первый нарушил тишину: «У меня хватит на больше. Можно купить сигарет, спичек, яблок, супы в банках…» — «Нет, возьмем лишь водку и хлеб. Если я один раз приду с такой обильной провизией, то в следующий визит не смогу уж принести меньше. Это люди легкоранимые и с удивительной памятью. Особенно они запоминают гостинцы. Принесешь меньше чем в прошлый раз, — обязательно начнутся разборки. Надо учитывать чужие нравы, чтобы блюсти свои». — Семен Семенович знаком показал, что тема исчерпана, и мы направились дальше. — «Тут рядом магазин. Надо свернуть налево. Поторапливайся», — не поворачивая голову в мою сторону, бросил он. — «Что он, меня не видит? Я же иду с ним вровень! Если увеличу темп, он останется далеко сзади. Ну, ладно, необходимо привыкать к его особенностям. Я же сам к нему навязался…»