– Это вы, Жандри?

– Да… Входить через дверь или через окно?

– Говорите тише, я здесь не один.

– Кто еще?

– Эта винная бочка Кокардас… Он пьян, и, кроме того, я завязал ему рот.

– Почему ты его не убил?

– У меня отняли шпагу, а у этого сквернослова она висит на поясе. Я не смог бы завладеть ею так, чтобы он не заметил.

– Удави его.

– Он начнет кричать, и тогда все пропало.

– А где нормандец?

– Наверху, с женщиной. Все остальные спят.

– Хорошо, открой нам дверь.

– Сейчас я отодвину задвижки, только, ради бога, тише, иначе дело будет погублено.

Итак, любезный читатель, теперь-то ты понял, каков был замысел негодяев? Когда банда Готье Жандри оказалась возле постоялого двора, главарь тут же решил, что один из его людей найдет способ провести там ночь, чтобы потом открыть дверь остальным. Отставной капрал, конечно же, понимал, что друзья Лагардера вышвырнут их оттуда, – как оно вскоре и произошло. Но это было неважно: главное, чтобы там остался хотя бы один из них, которому удалось бы уговорить или перехитрить людей графа. Сам того не подозревая, Лаго помог бандитам осуществить их план, и Жандри, обменявшись взглядом с Мордом, дал тому испанцу понять, что следует делать.

Чтобы не последовать за остальными, Морду предстояло как-то привлечь внимание к собственной особе. Для этого была единственная возможность: все рассказать. Признание не влекло за собой никакой опасности; ибо на следующий же день в доме уже не останется ни одного живого человека, а мадемуазель де Невер снова окажется в руках Гонзага.

Жандри, правда, мог бы поручить открыть дверь служанке, но он предвидел, что двое мэтров будут нести караул и немедленно поднимут тревогу. Необходимо было удалить по крайней мере одного из них, а другого лишить возможности действовать.

Все получилось как нельзя лучше: Кокардас не мог ни кричать, ни защищаться, а неряшливая служанка обещала предотвратить всякое вмешательство со стороны Паспуаля и, если понадобится, даже заколоть его.

Необузданные страсти – наши худшие враги, и оба мастера фехтования послужили тому красноречивым примером.

VI

УДАР, НЕ ПОПАВШИЙ В ЦЕЛЬ

Приглушенными шагами испанец направился к двери, чтобы открыть ее. Но он бы не был так спокоен, если бы знал, что на него направлен пристальный взгляд.

Кокардас, которому стало трудно дышать из-за платка, на самом деле уже давно проснулся. Он не упустил ни единого слова из состоявшейся беседы и сделал из нее кое-какие выводы.

Бросив взгляд из-под ресниц, гасконец несколько удивился, не обнаружив рядом своего дорогого Амабля, но стягивавший его рот платок исполнил его куда большего изумления и, кроме того, помог благоразумно сдержать страшные ругательства, так и рвавшиеся на свободу.

Поразмыслив, Кокардас счел за лучшее молчать и оставаться неподвижным. Теперь он прислушивался. Платок ему не мешал, а в нужный момент он бы с легкостью от него освободился, так как ему по глупости оставили свободными руки и не тронули шпагу. Он мог даже улыбаться в свое удовольствие, ибо губы его были прикрыты платком. Ну и, разумеется, он мог думать. Если бы испанец сумел проникнуть в его мысли, он бы поостерегся открывать дверь.

С бесконечными предосторожностями Морд вынул из петель сначала первый брус, а потом и второй. Оставалось только отодвинуть засов.

Однако сделать этого он не успел, так как гасконец стремительно вскочил, будто подброшенный пружиной, и свет коптящей масляной лампы упал на сталь Петронильи. Когда последняя вылетала из ножен, она могла показаться прекрасной девушкой, которая сбрасывает последние покровы перед тем, как подарить любимому наслаждение своим телом. И Петронилья и впрямь была готова выполнять все прихоти своего властелина.

Нельзя было терять ни секунды. Кокардаса и Морда разделял стол и все пространство залы, а если бы испанец успел отодвинуть засов, то время было бы упущено. Одним прыжком гасконец перемахнул через стол; его длинные ноги удивительно напоминали ножки гигантского циркуля. Рука стремительно вытянулась вперед, за нею последовало все тело – и испанец, пронзенный насквозь, пригвожденный к двери, едва успел вскрикнуть. Мертвец упал на пол лишь после того, как фехтмейстер выдернул из него свою шпагу. Но бой еще не был выигран.

Дверь с грохотом сорвалась с петель, и, прежде чем Кокардас успел испустить призывный клич, он получил такой удар головой под дых, что, два или три раза перекувырнувшись, во весь рост растянулся на полу.

Грюэль, который и нанес гасконцу этот прекрасный удар, хотел было прикончить гасконца, но Жандри помешал ему. Его задача состояла в том, чтобы убить Лагардера и похитить Аврору, так что отягощать совесть тремя или четырьмя лишними трупами было совершенно ни к чему.

Кокардас был выведен из игры, и Жандри это вполне устраивало. Когда с остальными покончат, он решит, стоит ли мстить гасконцу за смерть Морда, которая, по правде сказать, мало огорчила Жандри. Чем меньше народу, тем спокойнее.

Итак, отставной гвардейский капрал закрыл ставни и, поскольку приходилось обходиться без советов Морда, сам занялся распределением ролей.

– Паспуаль – это не наша забота, – сказал он, – так что наверху останется только трое мужчин: Лагардер, Шаверни и еще один, которого я не знаю. Мы не должны причинять вреда маркизу. Если вместо комнаты Лагардера мы попадем к Шаверни, надо будет броситься на него и крепко связать. Задача упрощается тем, что мы застигнем его в постели. Так же поступи и со вторым, если это понадобится и если у нас останется время.

Каждый проверил, есть ли у него в кармане все необходимое для осуществления задуманного, и Готье продолжал:

– Но Лагардеру никакой пощады! Нас пятеро против него одного. Если он будет первым, к кому мы попадем, то все пять шпаг должны вонзиться в него.

Оба молодых человека подскочили на месте: им показалось, что это нечто большее, чем убийство. Они еще не привыкли подличать.

– Я очень хочу его убить, – сказал Ив де Жюган, – но только в бою, так, как он убил моего отца.

Жандри смерил их презрительным взглядом и указал на окно.

– Если вы хотите уйти, – бросил он, – то еще есть время.

– Ты можешь подумать, что мы боимся, – сказал сын Пинто, – но это не так. Я считаю, что мы вольны выбирать ту месть, которая нам больше по душе, и именно потому, что мы не боимся, мы не станем убивать спящего.

Жандри пожал плечами:

– Вам, наверное, хочется, чтобы он вас убил?

– Мы оба будем с ним сражаться, если понадобится!

Капрал снова пожал плечами:

– Его невозможно одолеть в бою. – И властным тоном добавил: – Подчиняйтесь или уходите! Впрочем, я считаю, что выбора у вас нет. Я ваш главарь, и я приказываю вам подчиниться!

Откровенно говоря, он был бы сильно раздосадован их уходом, так как это очень уменьшило бы шансы на успех. И Жандри решил подстегнуть их самолюбие. Поэтому он сказал:

– В моей банде трусы не нужны. Я не потерплю колебаний! Итак, вы готовы?

– Ладно, – ответили они. – Там, наверху, мы разберемся, что нам делать.

– Тогда вперед, если вы не хотите, чтобы вас сочли предателями. – А затем он закончил: – Девушку я беру на себя. И чтобы никто к ней не притрагивался!

Кит снял лампу с крюка, и пятеро мужчин, стараясь ступать как можно тише, стали подниматься по лестнице.

Готье Жандри шел впереди, закрывая своим телом свет лампы, которую нес за ним Грюэль. Затем шли Палафокс и двое остальных. Каждый держал наготове шпагу. Поднявшись наверх, они остановились и прислушались. Повсюду стояла мертвая тишина. Дом был большой, и множество дверей выходило в коридор, казавшийся бесконечным. Все они, похоже, были закрыты только на щеколду. Но какая из них нужна им? Если бы кто-нибудь сейчас подсказал Жандри, где именно спит Лагардер, он был бы весьма признателен этому человеку, ибо отлично понимал, что время работает против него и его сторонников. Однако помочь ему было некому, кроме разве что служанки, а она, наверное, давно уже спала в объятиях счастливого Паспуаля. Да и кто может поручиться за слово женщины, особенно когда ей приходится идти против своих чувств ради выполнения долга или совершения преступления? Она, правда, предупредила, что в ее комнатку ведет деревянная лестница, но эти сведения пригодиться не могли, ибо она была сейчас не одна, а с Паспуалем.