– Что с тобой? – раздался обеспокоенный голос Жоржа де Крусто.

Филипп словно очнулся от забытья. Он вскочил в седло и только потом ответил другу:

– Этот старик… он поступил как отец, встречающий сына после долгой разлуки!

Филипп пустил коня рысью. Через минуту на дороге снова раздалось разноголосое цоканье копыт. Отряд последовал за своим вожаком. Филипп вёл отряд домой. Домой – это слово он повторял с давно забытой радостью. Дорога начала уходить вправо, вдоль бегущих деревьев Бретюнского леса. Наступила темнота. До Осера оставалось совсем немного. Выехав за поворот, Филипп увидел возвышающиеся стены города. Он пришпорил коня, пуская его в галоп. И вскоре отряд уже на полной скорости помчался, быстро приближаясь к городу. По мере того, как отряд приближался к городу, на его стенах, один за одним, вспыхивали огни. Скоро огни исчислялись сотнями. Филипп, равно как и все остальные, замедлили бег коней, завороженные этим зрелищем. Всё небо над городом словно озарилось от яркого огня. Огни начали двигаться из стороны в сторону, и оттого это зрелище приобретало некий неземной вид. Вскоре до отряда донеслись радостные крики.

– Клянусь честью, нас весь город встречает, – раздался весёлый голос Жоржа де Крусто.

После его слов тишина, сопровождавшая отряд, прервалась. Все заговорили с радостным воодушевлением. Филипп первым въехал в открытые ворота города. Почти сразу же ему пришлось замедлить бег коня, а вскоре и вовсе перейти на шаг. Впереди него и повсюду вокруг, несмотря на позднее время, толпились возбуждённые горожане. У многих в руках были горящие факелы. Воздух наполнился невообразимым шумом. Горожане выкрикивали хвалебные слова в адрес отряда, который медленно вступал вслед за Филиппом в город. В ответ воины выкрикивали какие-то слова. Создавалось ощущение некоего столпотворения, где никто не понимает друг друга, но тем не менее все счастливы. Отряд двигался по десять всадников в ряд, и вскоре вся длинная улица была запружена ими. А тротуары, по обе стороны улицы, были забиты горожанами, которые махали им руками и не переставая кричали. Во всех домах, что находились вдоль улицы, были настежь отворены окна, из которых высовывались головы. На балконах, возле окон, толпились люди. Все они приветствовали героев. Убедившись что весь отряд въехал в город, Филипп дал команду остановиться. Понимая, что чувствуют горожане, он распустил отряд. Его люди потрудились на славу и теперь заслуживали отдых. Решение Филиппа было приветствовано радостными криками. Главная площадь Осера превратилась в пиршественный зал. Сюда выкатывали бочки с вином и несли всяческие яства. Веселье началось ещё до того, как они появились в городе, и им оставалось только влиться в общую толпу. Жорж де Крусто куда-то пропал. Филипп был одним из немногих, который оставался в седле. Пока он смотрел, как все вокруг него веселились, Антуан де Вандом, весело хохоча, подъехал к нему с кубком вина. Филипп принял кубок и сразу же выпил его содержимое. Затем он вернул кубок обратно Антуану.

– Это только начало, мой друг, – не переставая смеяться, громко крикнул Антуан, стараясь перекрыть своим голосом шум вокруг них, – клянусь дьяволом, сегодня я напьюсь как свинья и… проклятье…

«Берегись, Филипп», – неожиданно закричал Антуан де Вандом, резко бросая коня вперёд и заслоняя друга своим телом. Филипп даже не осознал, что происходит. Стрела, казалось она прилетела ниоткуда. Антуан де Вандом глухо вскрикнул и прямо на глазах у Филиппа начал клониться в сторону и упал бы с коня, если бы Филипп не соскочил с седла и не поддержал его. Увидев стрелу, торчащую в груди своего друга, Филипп изо всех сил закричал:

– Лекаря, лекаря ко мне!

Он осторожно уложил Антуана на мостовую, затем рывком снял с себя плащ и подсунул ему под голову. Толпа вокруг них расступалась, образовывая круг. Люди постепенно смолкали, глядя на графа Арманьяка, который стоял на коленях возле Антуана де Вандома и держал его руку. Антуан приподнял голову, пытаясь что-то сказать Филиппу, но из его горла вырвался только хрип, а вслед за ним струя крови, которая брызнула на Филиппа. Филипп почувствовал, что рука Антуана повисла. Он более не подавал признаки жизни.

– Антуан, друг мой, – прошептал Филипп, сжимая его холодную руку, – я навеки вечные проклят. Твоя смерть на моей совести.

– Вот он! Вот он! – раздались крики, – вот этот убийца. Филипп резко поднялся, горящими глазами следя за движением в толпе. Через мгновение к Филиппу вытолкнули избитого человека, в разорванной одежде, который озирался вокруг себя, словно затравленный зверь.

– Кто тебя послал? – вне себя закричал Филипп. – Отвечай.

Человек упал перед Филиппом на колени и, протянув вперёд руки, дрожащим голосом сказал:

– Я не виноват, это герцог Бургундский приказал… я не мог ослушаться приказа… пощадите, господин, пощадите…

– Пощадить? – охваченный безумной яростью крикнул Филипп, – ты убил моего друга, и после этого смеешь просить о пощаде, – Филипп выхватил из ножен шпагу но прежде, чем он успел сделать хоть один шаг, Жорж де Крусто подбежал к стоявшему на коленях убийце и вонзил кинжал в его спину. Он несколько раз вытаскивал его и снова вонзал. Покончив с убийцей, де Крусто, пошатываясь, подошёл к Филиппу. Они молча обнялись над телом друга.

Тело мёртвого Антуана де Вандома перенесли в замок. Веселье в городе после этого странного убийства сменилось тишиной. Люди расходились по домам, вполголоса обсуждая случившееся. Когда Коринет увидел, что во двор вносят носилки с телом, он помертвел от страха при мысли, что это может быть Филипп. Но, увидев его, живого и невредимого, испустил вдох облегчения. Пока Филипп с Жоржем де Крусто печально смотрели, как вносят тело Антуана в замок, Коринет подошёл к ним. Филипп едва взглянул на него. Поглощённый горем потери друга, он молчал, как и Жорж де Крусто. Они даже не заметили, как во дворе появился Одо де Вуален. Он молча прошёл мимо них в замок, а вскоре вышел оттуда и подошёл к ним.

– Как это произошло? – тихо, с болью спросил де Вуален.

– Антуан спас меня. Хотели убить меня, а не его. Он бросился вперёд и принял стрелу, которая предназначалась мне. Антуан пожертвовал своей жизнью ради меня, – Филипп произнёс эти слова с мукой в голосе, – я один виноват в его смерти.

– Любой из нас поступил бы точно так же, – негромко сказал Жорж де Крусто, – отдать жизнь за друга – что может быть благородней? Антуан прожил достойную жизнь и принял достойную смерть. А мы, его друзья, будем скорбеть о нём и отомстим убийцам.

– О, да, – прошептал Филипп, сжимая кулаки, – я отомщу, жестоко отомщу.

Тем временем в Париже, во дворце Сен-Поль, юный дофин вышел из апартаментов матери. У дофина был такой вид, словно он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. И действительно, едва он отошёл на несколько шагов от двери, как, к удивлению дежурного офицера, громко и заразительно захохотал. Он смеялся, проходя через длинный коридор с чередовавшимися друг за другом дверьми, которые почтительно открывала перед ним стража, также с удивлением наблюдая за необычной весёлостью наследника. Дофин немного успокоился, лишь когда оказался за пределами дворца и направил свои шаги в сторону парка, а точнее, белой беседки, что находилась далеко, в глубине парка, где они с Марией Анжуйской любили проводить каждое утро. Солнце скрылось за тёмными облаками, подул лёгкий ветер, предвестник дождя. Но дофина перемена погоды ничуть не смутила, как, впрочем, и не сказалась на его прекрасном настроении. По пути в беседку он нарвал цветов и, соорудив из них букет, переложил его в правую руку, которую тут же спрятал за спиной. Однако, желая сделать Марии приятное, дофин не учёл одного весьма важного обстоятельства. Мария была не одна. В беседке сидели её мать, кузина и брат. И вместо того, чтобы обнять Марию, одновременно вручая ей цветы, как намеревался поступить дофин, ему пришлось ограничиться поцелуем её прелестной ручки, но цветы он всё же ей вручил. Иоланта благосклонно приветствовала дофина, герцог Барский поклонился, а Мирианда присела в реверансе. Дофину нравилась'вся семья Марии. С ними он был таким, каким ни с кем никогда не был откровенным. С удовольствием заняв место рядом с Марией, он неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя, снова расхохотался. Дофин видел удивлённые взгляды, но не смог ничего сказать, пока не отдышался от душившего его смеха.