Приближаясь к Мирианде, которая, как и думала Иоланта, сидела на обычном месте, она увидела рядом с ней своего сына. Она улыбнулась, увидев, как он, преклонив колено, пытается вымолить прощение у своей кузины. Она приблизилась к ним настолько, чтобы не мешать и в то же время слышать всё до мельчайших подробностей.

– Кузина, – говорил с вдохновением герцог Барский, вы помните, как однажды поранили голову, и я на руках нёс вас домой. Вы помните, как я плакал, когда лекарь перевязывал вашу очаровательную голову. Мы выросли вместе, проводили целые дни напролёт рядом друг с другом, делились горестями и радостями. Были близки больше, чем родные брат и сестра, а сейчас после того, как мы столько всего перенесли вместе, из-за нескольких слов, вы…

– Из-за нескольких слов? – впервые Мирианда посмотрела на кузена, – вы оскорбили благородного человека, который к тому же стерпел от вас оскорбление, но не обнажил оружия. Вы посмеялись и оскорбили мою любовь, вы оклеветали его, а потом пытались отдать его, тяжело раненного, умирающего, страже. И после всего этого вы смеете говорить, что виной этому всего лишь несколько слов? – гневно спросила Мирианда.

– Я виноват, кузина, – раскаиваясь, ответил герцог Барский, – я нижайше прошу прощения. Если хотите, я всему двору объявлю, что Санито де Миран был лучшим из людей. Я сделаю всё, что угодно, лишь бы заслужить ваше прощение.

– Я могла бы простить всё, – тихо произнесла Мирианда, – но то, что вы бросили его одного умирать на улице, – не прощу никогда.

– Она передумает, – улыбаясь, сказала Иоланта, – она приблизилась к ним.

Мирианда встала и сделала реверанс. Герцог Барский тоже поднялся, при этом он развёл руками, как бы говоря, что все его просьбы напрасны.

– Со всем уважением, ваше величество, но я не передумаю, – твёрдо произнесла Мирианда, смело глядя в глаза Иоланты, – почему вы улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?

– Ты начинаешь грубить, Мирианда, а это вещь совершенно неприемлемая, – Иоланта говорила серьёзным тоном, но лицо по-прежнему улыбалось.

– Вы слишком веселы сегодня, матушка, – подозрительно спросил герцог Барский, – неужто дофин, наконец, сделал предложение моей сестричке?

– Пока нет, – ответила Иоланта, но это вскоре произойдёт. А пока, – она бросила лукавый взгляд на своего сына, чем несказанно удивила его, – я намерена немедля заняться судьбой моей племянницы.

– И что же вы намерены делать? – вызывающе спросила Мирианда.

– Выдать тебя замуж в ближайшее время, – последовал ответ.

– Никогда этого не будет, – резко ответила Мирианда, – я уйду в монастырь и… почему вы снова улыбаетесь? Я не изменю решения.

– А я тебя и не принуждаю, – весело заявила Иоланта, чем совсем обескуражила Мирианду.

– Нет?

– Нет! Если не хочешь, не выходи… просто мне казалось, что ты захочешь этого брака.

– Не захочу, можете быть уверены, ваше величество!

– Прекрасно, значит, так тому и быть! Но ты не передумаешь, Мирианда? – уточнила королева.

– Нет, – не совсем уверенно возразила Мирианда, глядя на смеющееся лицо Иоланты.

– Хорошо! Возможно, после того, как ты отказалась, тебе захочется узнать имя этого человека?

– Н-нет.

– Матушка, не томите, – вскричал герцог Барский, – вы что-то знаете и не говорите нам.

Иоланта таким взглядом посмотрела на Мирианду, что её бледное лицо начало понемногу розоветь, только неизвестно, какие из чувств тому были виной.

– Ты не обнимешь меня, дитя моё? – улыбаясь, спросила Иоланта.

– Матушка, – Мирианда качнулась, начиная понимать, – неужели…

– Да, дитя моё. Санито де Миран жив!

– Матушка, – Мирианда в течение нескольких мгновений поменяла около десятка оттенков на лице, а под конец появилась мертвенная бледность, которую тут же заменил ярко вспыхнувший румянец, неужели это может быть правдой?

– Он жив, Мирианда. Его видели несколько дней назад, недалеко от Парижа, в Ос ере!

– Матушка, – Мирианда бросилась к Иоланте и разрыдалась на её плече.

– Фу ты, – шумно выдохнул герцог Барский, – матушка, вы не представляете, от какой тяжёлой ноши меня избавили.

Пока в парке у Мирианды происходил вышеописанный разговор, карлица, дождавшись, когда королева покинула будуар, незаметно юркнула внутрь. Она пробралась в комнату и, увидев стоявший на столе возле стены секретер, подошла к нему Настороженно прислушиваясь к малейшему шуму, она медленно открыла ящик секретера и сразу увидела сложенную пополам бумагу. Первое, что бросилось в глаза карлице, была печать герцога Бургундского и королевы, рядом стояли их подписи. Карлица быстро пробежалась глазами по этому документу. Этот документ являлся приказом для сира де Бленвиль – коменданта королевской тюрьмы Шатле. Он приказывал вышеозначенному коменданту взять под стражу и доставить в тюрьму наследника французского престола по обвинению в государственной измене. Карлица посмотрела на дату. Там стояло 4 июля.

– День рождения дофина, – прошептала карлица, складывая письмо как было и кладя его на место. Она задвинула ящик секретера и так же незаметно покинула будуар королевы. Покинув будуар, карлица торопливо побежала по коридору, а вскоре выбежала из дворца. Ещё через час она уже была в подземелье ордена. Карлица вошла в зал ордена, когда там находился Гилберт де Лануа, который разговаривал с отцом Вальдесом. Карлица подбежала к отцу Вальдесу, восседавшему в своём высоком кресле, и преданно посмотрела на него снизу вверх.

– Говори, – скрипучий голос старца прозвенел над залом.

– Герцог Бургундский и королева хотят упрятать дофина в Шатле! – торопливо выговорила карлица.

Отец Вальдес погладил её по голове и, почти не обратив внимания на её слова, заговорил с Гилбертом де Лануа.

– Рассказывай дальше, сын мой! Гилберт де Лануа склонился перед старцем.

– Утром прибыл один из солдат, охранявших Луизу Бургундскую. В руках у него было разорванное платье. Я слышал слова, которые он сказал герцогу. «Санито де Миран велел передать, что он забрал вашу честь, как заберёт жизнь». Герцог Бургундский велел повесить этого человека, чтобы никто больше не узнал, что произошло с его дочерью. Он отправил письмо в Дижон, в котором приказывал немедля направить в Париж его младшую дочь. Видимо, он хочет выдать её замуж за Бедфорда, вместо старшей. Он вообще ведёт себя так, словно ничего не случилось, что очень необычно для него.

– Насилие свершилось, – пробормотал пророческим голосом отец Вальдес, – злой рок преследует наш орден. Кровь Арманьяков, Бурбонов и Бургундцев слилась воедино. Три корня самых могучих деревьев сплелись между собой. И дева, которая носит в своём чреве плод этих корней, – дочь герцога Бургундского. Нашли нашего врага?

– Мы уже отправили наших братьев в Осер, туда, где произошло насилие. Скоро они настигнут нашего врага.

– Хорошо, сын мой. Известно, где находится дева?

– Нет, отец!

– Найдите её, – внезапно закричал старец, – дева должна умереть прежде, чем её плод огласит своим криком белый свет.

Карлица услышала всё, что хотела. Она покинула зал под молчаливое согласие отца Вальдеса, который и приказал де Лануа подарить карлицу королеве, чтобы иметь возможность знать обо всём, что делала королева. Когда карлица приводила механизм колодца в движение, из её уст сорвался шёпот:

– Орден знает, что дофина хотят упрятать в Шатле, а это значит – он должен умереть!

Карлица вернулась во дворец и заняла своё место подле королевы, которая уже собиралась отправиться на её поиски. Увидев свою любимицу, королева успокоилась и вместе с придворными стала придумывать новые развлечения. И у карлицы невольно возникла мысль:

– Кто хуже? Орден, который убивает всех, кто становится у них на пути, или мать, которая приговорила собственного сына к смерти, а после этого заявляет, что ей невыразимо скучно.

Пока, Париж искал увеселений с настойчивостью школяра, Осер готовился к обороне. Они укрепляли стены, подвозили продовольствие. И днём, и ночью шёл набор в отряды ополчения. Жизнь кипела и бурлила не только в Осере, но и во всём графстве. В замке же наоборот стояла несвойственная ему тишина. Филипп четвёртый день подряд о чём-то напряжённо размышлял. После происшествия с Луизой Бургундской он так и не встретился со своими друзьями. Они не стали дожидаться его, а попросту с головой окунулись в дела графства. Они днём и ночью носились по графству, формируя отряды и укрепляя границы графства. Всюду на границе графства стояли передовые отряды, которые днём и ночью следили за дорогами, ведущими к Осеру. Наконец, когда никто не ожидал этого, Филипп вышел из меланхолического состояния и призвал своих друзей на совет. Это произошло 15 июня, на шестой день после уединения Филиппа. В большом зале замка за столом сидели Антуан, Одо и Жорж. Они ждали, когда появится Филипп. Филипп не замедлил с приходом. В сопровождении Коринета он присоединился к своим друзьям. Выглядел он так, словно провёл несколько бессонных ночей. Глаза были покрасневшие, а под ними лежали мешки. Лицо слегка побледнело, но тем не менее все почувствовали, что он был взбудоражен.