– Извини, Тивас, ты не мог бы объяснить, почему этот гусь сидит за нашим столом, пьет наше вино и говорит про нас при этом гадости? Он что, твой неудавшийся брат-близнец? – подал я голос.

– Мудрейший, – на лице у щеголя появилось выражение деланного удивления, – ты путешествуешь в обществе этого? – Он презрительно махнул в мою сторону кружевным манжетом. – Ты все еще таскаешь с собой свой ужасный меч, о, Попиратель Канонов? Ты все еще прячешь свое тело в доспехи, о Великий Предсказатель Великих Бед? Ты все еще ждешь прихода Сумасшедшей Луны?

– Она уже пришла, Граик, – негромко произнес Тивас.

Я абсолютно ничего не понимал в этом глубокомысленном разговоре, кроме того что означенный Граик меня активно недолюбливает. Его же несло.

– Это из-за твоих кликушеств отважные лорды по твоим книгам стали изучать какой-то правильный бой. Это из-за тебя великое искусство поединков задыхается от недостатка неофитов, которые, соблазнившись достатком и покоем, уходят в замки лордов, а не благородно путешествуют, совершенствуя свое умение, – все повышал голос незнакомец, постепенно входя в обличительный раж.

– Дозволено ли мне будет сказать, Саин?

– Говори, Хамыц.

– Младший брат наш, Баргул, говорит: «Если старший Саин не снисходит до этого человека, Баргул хочет воткнуть ему в голову секиру».

От такого заявления оратор слегка прибалдел.

– Это что, вызов? Ты, Саин, всегда любил прятаться за других – полил он опять меня презрением, – если это вызов...

– Это не вызов, – встрял я. – Эти люди – мои друзья. Ты грубишь им. Я не знаю, за что ты невзлюбил меня, но сказанного тобой хватит, чтобы язык твой и ты существовали раздельно. Я хочу драться с тобой. – Эти слова прозвучали уже в тишине. Шум в корчме стих. Все смотрели на нас.

Из-за стойки вышел хозяин, тщетно пытаясь придать добродушному щекастому лицу суровое выражение.

– Наш круг – для вас. Прошу сюда.

– Постойте, – поднялся Тивас. Сейчас он смотрелся страшновато. Черная хламида, черная рожа, шапка седых волос, посох.

– Каков заклад?

– Да-да, достойные, каков заклад? Ведь не смерти вы взаимно желаете? – возопил корчмарь. – Тогда не здесь. Все обчество будет против. Пожалте тогда к нашему лорду в замок. До него четыре дня пути. А лорд наш – великий любитель поединков. Порой сам ездит степных бить, – полушепотом, как о чем-то недостойном, добавил он.

Я смотрел на Граика и ждал, чего же он зажелает. Смерти его я не хотел, но сам напросился... Он сильно рассердил меня.

– Заклад – рабский ошейник, – наконец разжал побелевшие губы Граик.

– Да станет проигравший рабом победителя, – шумно провозгласил Тивас. Или мне показалось, или чересчур торопливо провозгласил. Что-то не упоминал добрый дядя Тивас об институте рабства в этих благословенных землях.

– Зело не любят друг друга господа воители, – забывшись, грустно вздохнул корчмарь и тут же напустил на лицо серьезную мину. – Прошу до круга, господа воители, господа гости и господа селяне, – торжественно провозгласил он.

Граик встал, резко отодвинув кресло, и первым пошел за корчмарем, спиной демонстрируя неприязнь и презрение. Никогда не мог понять, как можно этой частью тела что-то выражать. Но у благородного воителя получалось.

– Этот воин кажется мне достойным противником, но сдается мне, он чем-то весьма опечален, – поделился своими наблюдениями Унго.

– Наш брат сегодня приобретет раба, – хохотнул Хамыц. – Хорошо, что ты не пробил ему голову, – и хлопнул по плечу Баргула, – а то бы мы не потешились зрелищем боя.

– Тивас, я хотел бы у тебя кое-что узнать, – подхватил я под локоть нашего духовного лидера. Мы слегка отстали от болельщиков.

– Ну и за что он меня так не любит, мудрейший?

– Он тебя ненавидит.

– За что, хотелось бы знать?

– Он был лучшим в своей школе и победил тебя. Тебя долго не было. Затем ты привез новую методу боя и победил его. Он изобрел новый клинок, но ты превзошел его. Он придумал новую заточку клинка, ты оделся в доспех. Ты все время обходишь его.

– И за это он меня так ненавидит? – ошарашенно вопросил я. – В смысле, у нас спор только технологического характера? Тивас, ты уверен в том, что говоришь все или опять что-то не договариваешь?

– Когда вы бились в последний раз, у него ничего не было в заклад.

– Ну и?

– Он поставил свою дочь.

– И проиграл?

– И проиграл.

– И куда же я дел ребенка?

– Я не знаю.

– Ты, мой чернолицый брат, меня за какие грехи в этого пресмыкающегося засунул? Как можно от отца ребенка отрывать?

– Он будет стараться тебя убить.

– Вряд ли, – внезапно успокоился я. – Должен же он узнать, где его дитё. Парадокс.

– Вспомнишь.

– Буду стараться. Папочка.

Круг на самом деле оказался стадионом. Нет, скорее баскетбольной площадкой с трибунами для зрителей.

Крытая такая площадка диаметром метров с десять. Трибуны постепенно заполняли благодарные зрители.

К нам опять подошел наш активный недоброжелатель. Он был очень доволен.

– Ты вызвал меня, Саин. Посему я выбираю оружие для себя и для тебя.

Я вопросительно скосил глаза на Тиваса. Тот слегка кивнул головой. Я тоже важно кивнул.

– Моим оружием будет меч и даго. Ты же можешь биться любым оружием из своего, как известно мне, богатого арсенала, кроме своего чудовища, – презрительно повел он подбородком на мой большой меч. – И как известно тебе, Саин, прозываемый Синим, – продолжил язвить он, – в подобных поединках нельзя использовать метательное оружие, до которого ты большой охотник.

Активно потоптав меня, он повернулся на каблуках.

– Хочу предъявить тебе, мудрейший, и тебе, достойный содержатель круга, свое оружие. – С этими словами он достал свои клинки. Меч протянул Тивасу, а дагу – корчмарю.

После недолгого осмотра мы услышали:

– Я, Тивас, Великий Маг и Колдун, говорю. Это – чистая сталь, без заговора и колдовства, без яда и проклятия. Оружие сие – таллийский меч. Пусть верен будет он руке хозяина своего, – сообщил духовный лидер аудитории, на что та ответила доброжелательными возгласами.

– Я, Бындур, староста сего села, говорю. Это чистая сталь, без заговора и колдовства, без яда и проклятия. Оружие сие именуется даго. Пусть верно оно будет руке хозяина своего.

– Покажи теперь свое оружие, Саин, – сказал Тивас.

Передо мной встала весьма серьезная проблема. Я не хочу убивать своего противника. А у него, похоже, диаметрально противоположные планы. Я достал клинки из сапог. Прямые, ровные клинки с односторонней заточкой, небольшая гарда, тяжелые навершия рукоятей. Это – убивать. Не годится. Отдал Унго.

Гибкие гундабандские клинки в поясе. У противника, человека, владеющего этим оружием, мало шансов остаться в живых. Я владею. Не годится. Отдал Унго.

Метательные ножи, дюжина. Запрещены правилами поединка. Сдал Унго.

То, что надо. Клинки под пелериной. Модернизированный дзюттэ. Толстый, в палец, обух. Лезвие шириной в два пальца. Односторонняя заточка. Со стороны обуха, параллельно клинку, длинный лепесткообразный ус. Косо обрубленное острие. Идеальное оружие для захватов клинков и переломов оных. Это пойдет. Протягиваю оружие Тивасу и корчмарю, который с удивлением смотрит на невиданное в этих краях оружие.

Легкое дежа вю о честной стали. Но...

– Как зовутся сии мечи, неведомо мне. А посему хочу спросить мудрейшего – достойно ли биться подобным оружием? – спросил содержатель круга у афро-американского чернолицего эксперта. Тот с деланным интересом уставился на плод Саиновой инженерной мысли.

– Эдикт Блистательного Дома «О поединках на белом оружии промеж людей, нелюдей, а также промеж людей и нелюдей» запрещает лишь метательное и мечущее оружие, иных же ограничений не предусматривает. Меч, как тебе известно, достойный Бындур, бросить может каждый, но меч оружием метательным не назовешь, сии же мечи, хоть и короче привычных нашему глазу, могут быть признаны закону противоречащими, лишь если владелец, названный мной эдикт нарушая, использует их как метательное оружие. Мечущими эти мечи назвать не могу, потому как механизмов, для метания необходимых, не нахожу. Словами своими подтверждаю, что оружие это честное. Как использовать их будет владелец – на то мы лишь на ристалище посмотреть можем. Похожи они на анийские мечи для захвата клинков и ломания оных. Но лишь похожи. – И с этими словами передал мне оружие.