Кто это мог сделать? Кто-то, кто может отвечать целому ряду требований. Это должен быть человек достаточно могущественный, настолько, чтобы до момента захвата власти располагать возможностью укрыть от взоров благодарных зрителей множество статистов.

– Обрати свое высокое внимание, достойный Саин, на странных людей, преграждающих нам путь.

Я отвлекся от горнего и обнаружил, что мы действительно стоим и не с вульгарной целью отдохновения, а потому как дальше нас не пускают. Поперек дороги стояли восемь верховых с легкой небритостью на физиономиях. В кажущихся несерьезными кольчугах они тем не менее агрессивно направляли на нас предметы, классифицированные мной как копья, прикрывали свои грудные клетки железными щитами и недобро поблескивали на нас глазками из-под кольчужных же капюшонов, всячески демонстрируя неодобрительное отношение к нашему присутствию. Я был озадачен. Эти ребята не подходили абсолютно ни под одну категорию лиц, о которых мне говорил наш духовный лидер.

Как было указано выше – это мир символов. И цифры восемь в иерархии символов не было. Разбойники перемещались тройками. Вооружены луками и короткими мечами. Рыцарские разъезды – один лидер, тяжеловооруженный кавалер, и четыре латника. Великие бродячие воины странствовали исключительно в одиночку, в связи со вздорностью характера, бились только пешими и коней использовали лишь в качестве средства передвижения. Рудокопам здесь так вообще делать нечего. А перед нами стояли вояки, которых здесь быть просто не могло. Какие-то лихие хевсурские парни. Почему хевсурские? Не знаю. Наверное, какие-то ассоциации с грузинскими историческими фильмами. Шикарные, доложу я вам, были боевички.

Но вот реальная ситуация была угрожающей. Я глянул на великого чернокожего вождя и поежился – лик его был недобрым. Его, видно, встреча тоже не зарадовала.

Тивас тронул шенкелями коня, и тот сделал несколько шагов в сторону стоящей клином восьмерки.

– Я Тивас, Великий...

– Бей их! – рявкнул передний и с места бросил коня в галоп.

Я, в общем-то, и читал, и слышал от старших, что кавалерийский бой – это нечто молниеносное, но не предполагал, что настолько. Впоследствии я недобрыми словами вспоминал автора статьи, утверждавшего, что предки наши были и телом послабее, и реакция у них значительно помедленнее.

Действительность оказалась несколько иной. Пока человек будущего, мощный телом и молниеносный в реакциях, столбом сидел на своем скакуне, события разворачивались следующим образом. Левый крайний нападающий Унго решительным образом продемонстрировал превосходство своего транспортного средства и личного боевого искусства. За доли секунды добряк Хайгард набрал бешеную скорость, снес и буквально размазал по покрывающему дорогу булыжнику среднего из противников, головы двум другим снес вообразивший себя вертолетным винтом Унго. Как выяснилось, некоторым минусом этого потрясающего боевого тандема оказался большой радиус разворота, и, вздымая клубы пыли, древний танк умчался вперед.

Тивас, человек, как видно, имеющий опыт такого рода встреч, шарахнул навершием своего посоха предводителя по голове, отчего тот мгновенно изменил планы по нашему немедленному побиванию и поник в седле. Другого наш гуру выпихал с коня, да так ловко, что тот шлепнулся наземь и затих симпатичной такой блестящей кучкой. Третьему отношение Тиваса к его соратникам абсолютно не понравилось, и он закружил вокруг нашего духовного лидера с явным желанием ткнуть его своей пикой, но наш центральный нападающий был решительно против и норовил треснуть агрессора по его буйной головушке. Так они и кружили.

Наибольшую радость нападавшим доставил ваш покорный слуга. Узрев печальную участь большинства своих собратьев и, очевидно, расценив мою остолбенелость как некую тайную методу сокрушения конных супостатов, злодеи решили расправиться со мной показательно. Пришпорив коней, они направились ко мне с явным намерением оспорить мою концепцию конного боя. Зрелище, должен я вам доложить, потрясающее. Прямо на тебя несется двухголовое существо, в моем случае два, при этом прет перед собой здоровенное острое лезвие. Я сделал два мудрых дела. Во-первых, защелкнул забрало шлема и вытянул свой мощный меч. Злодеи ударили почти одновременно. Я был как скала. Первое копье сломалось о мой мощный торс и звездануло сломанной половиной по голове. Зато второе не сломалось. Этот двойной удар поднял меня из седла, и человек другого мира гордо воспарил. Парил я недолго и сильно хлопнулся той частью спины, где она теряет свое благородное название, о твердую поверхность дороги. Меня несколько раз перевернуло. В процессе кувыркания я понял, что очень тепло отношусь к огнистым змеям. Поняв это, я в очередной раз кувыркнулся и хлопнулся лицом вперед. Я был раздражен почетной встречей и решил отмстить сим хазарам. Меч занял свое место за спиной. Я вдруг понял, что не для таких встреч обнажается подобное оружие. Двое, свергнувших меня с коня, уже возвращались. Один, отбросив бесполезный обломок копья, раскручивал блестящий клинок, готовя его для рокового для меня удара. Его вырвала из седла встреча лбом с рукоятью метательного ножа. Второй, вознамерившись повторить удар копьем, вдруг почувствовал, что копье повело не туда, острие вошло в землю. Следуя законам физики, дальше он передвигался уже без коня и шумно повторил мой подвиг столкновения с поверхностью дороги, но не так эффектно и удачно, как я, потому как не встал.

Рядом раздалось бодрое цоканье.

– Изящно и убедительно, друг мой, – раздался голос Унго, – повторюсь, изящно и убедительно. Вы – великий воин. Как умело вы дали возможность этим юным воинам показать свое мастерство и как изящно подчеркнули свое превосходство зрелого воина. Да. Мне надо поучиться у вас. Такая решительная победа. Без пролития крови. Почти не применяя оружия. И оба соискателя живы. Да, друг мой, в вашем случае стыдно говорить о мастерстве. Это – искусство.

– Да и вы, друг мой, были весьма убедительны.

– Не надо, не успокаивайте меня, – поднял руку Унго, на румяном лице которого не было ни следа раскаяния, – мы рассердились, не сдержали гнева оттого, что эти смелые воины, – кивнул он в сторону кровавых ошметок, – даже не произнесли слов вызова. Бросились предательски. Как разбойники. У нас не любят разбойников.

– У нас тоже.

– Мы обычно надеваем им на ногу колодку и оставляем вне скалы. Конечно, даем оружие. Нет, не такое, – он хлопнул по Брунгильде, – и не такое, – качнул своей чудовищной гвефой. – Меч или топор. Если день и ночь он остается живым, то значит, он прощен нашими богами.

– И что же, вы отпускаете такого?

– Он прощен богами, но не людьми. С него надлежит снять колодку, и он может биться с любым околом. Но на моей памяти еще никто не бился.

– Отчего же?

– Видите ли, друг мой, в наших краях чудесная охота. Но охотиться на белого волка с колодкой на ноге сложновато, вы не находите, почтенный Саин? – И он коварно подмигнул мне.

– Вставай, вставай. Хватит прикидываться, – ткнул он глефой копьеносца.

Тот с трудом вздел себя на колени, задумчиво помотал головой. Изумленно оглядел себя, меня, достойного Унго на Хайгарде и гордо упал в обморок.

«Сотрясение мозга», – про себя констатировал я и отправился проверить первого поверженного. Нож угодил туда, куда я и метил. Прямо в середину лба торцом рукояти. Кольца кольчужного капюшона слегка вдавились в месте удара в кость, рассекши кожу, но голова, похоже, была цела. Крепкая такая голова. Нож я прибрал.

Подъехал Тивас. Скинул лежащего поперек седла предводителя окольчуженных. Без пиетета скинул. А я его без пиетета воздел на ноги.

– Кто тебя послал?

Забрало я не поднял. Забрало, как я уже указывал, специфичное. Да еще плюс эффект резонанса. Мужчинка решил сомлеть.

– Смотри сюда, – бичом щелкнул голос Тиваса. – Знаешь, кто я?

Мужчинка потупил глазки. Пришлось его встряхнуть.

– Я знаю, кто вы, – угрюмо ответствовал наш визави, глянув на Тиваса.