Изменить стиль страницы

ТРЫН-ТРАВА

Генерал Ж. остановился перед большим зеркалом в конце гостиничного коридора и внимательно осмотрел свою молодцеватую, подтянутую фигурку в новеньком, с иголочки мундире. Перехватил взгляд молоденькой и миловидной горничной, еще раз окинул себя взглядом. Полюбовался сверкающими сапогами. Остался доволен. Почти. Потому что зеркало показалось маловатым. Не во весь рост.

«Я им напишу кое-что в рапорте об инспекции! Быстро перестанут жмотиться на гостиничные зеркала!» — решил Ж. и двинулся инспектировать этот чертов полигон, который какой-то идиот придумал разместить в глухой пустыне.

В конторе почтительный полковник предложил Ж. надеть комбинезон из плохонькой синтетики и кирзовые сапоги, чем вызвал взрыв возмущения:

— У вас что? Опасно для жизни инспектирующих? Или грязно?

— Н-н-е-е-т… — промямлил полковник.

Наоравшись вдоволь, генерал в сопровождении полковника, запаковавшегося в свой пленочный костюм, через стальные охраняемые двери и герметичные камеры проник в помещение Полигона. И замер от неожиданности. Они оказались в огромном, залитом солнцем помещении, накрытом гигантским прозрачным куполом. Кроме них здесь не было никого и ничего! Но в отличие от жаркой пустынной духоты, царившей снаружи, здесь были скорее субтропики. Все помещение заросло сочной зелененькой травой, которая так и манила прилечь на нее… Местами под куполом шел искусственный дождичек, бегали цветастые радуги…

— М-да… Хорошо тут у Вас… — сказал благодушно генерал. — Я так понимаю, что это зона отдыха? Вход на полигон за ней?

— Н-е-е-т, — прохрипел полковник, доведенный угрозами генерала до предынфарктного состояния. — Это и есть САМ ОБЪЕКТ 555…

— Что же в нем секретного? — вопросил, повалившись на веселую травку, не выдержавший искушения инспектор. — Или секрет то, что вы ловчите, полковник? Устроили себе здесь курорт, понимаете…

— Это Трын-Трава, мой генерал, — просипел в ужасе полковник. — Прошу вас, встаньте! Все может кончиться очень печально…

— Вот именно, оно все и кончится так для вас! — пообещал генерал, нехотя поднимаясь с травки. — Я разоблачу вашу шайку сибаритов!

Полковник смиренно семенил сзади. Пытался объясниться.

— Но, мой генерал! Это стратегический объект! Невиданное и невидимое оружие! Когда мы рассеем Трын-Траву по территории потенциального противника и она прорастет, люди противника обленятся, перестанут работать, в смысле работать в полную силу, им на все станет наплевать, они начнут все разворовывать, «делить по справедливости» чужое добро…

— Какая еще Трын-Трава? — лениво возмутился генерал. Даже слова ему было неохота произносить. Неудержимо тянуло в номер, на постельку.

— Перестаньте…

— Он прошагал в свой номер, даже не обратив внимания на призывную улыбку горничной, и повалился на постель, не сняв сапог. Сапог, на которых уже гнездились тысячи спор непризнанной им трын-травы.

Полигон, согласно докладной генерала Ж., ликвидировали. Пески быстро поглотили искусственный оазис. Немногие уцелевшие после взрыва споры были погребены под барханами — дожидаться своего настырного археолога.

А те, что унес инспектор на своих сапогах и мундире, проросли вдоль всей трассы, по которой он добирается до своею Министерства.

Теперь генерал Ж. больше не ездит в инспекции но той причине, что впал в непонятное состояние типа прострации. Он сутками лежит или сидит, глядя перед собой, никого не узнает. Денщик кормит его манной кашей с малиновым вареньем, с ложечки. Подносит и подсовывает утку, когда требуется.

Но тем не менее, генерал Ж. по-прежнему числится на посту — ведь такие, самые заслуженные в мире генералы в отставку не ходят и от службы родине, от дач, денщиков и прочего их может освободить только Смерть…

СГОРЕТЬ СО СТЫДА

В Тылту Степа Холмов прибыл ранним утром 11 сентября. Он неспешно шел по еще малолюдным и тихим улочкам и наслаждался покоем и ярким многоцветным морем. Он впервые оказался в этом благословенном краю — работа без отпусков и выходных не оставляла времени для посещения мест отдыха, И сейчас… Как задачка посложней, из неразрешимых, так сразу: «Степа, возьми-ка ты…» А на этот раз вообще придумали задание из ряда вон. Мистика какая-то… Массовая гибель отдыхающих… Без всякого смысла… Явно стихия виновата…

Вспомнив о задании. Холмов помрачнел и нехотя побрел в местный угрозыск — представиться и изучить досконально дела потерпевших.

Через час все данные разместились в ячейках холмовской памяти, все, выясненные на текущий момент, детали обо всех 36 происшествиях. Он снова убедился, что вся эта история отдает мистикой, но его четко работающий мыслительный аппарат никакой мистики не признавал.

Он снова и снова перебирал факты, пытаясь отыскать нечто общее для всех 36 происшествий. Пока что общим для всех было только то, что пострадавшие сгорели без остатка. Были они почти все взрослыми, кроме одного подростка, местного хулигана.

Можно было предположить злой умысел — все случаи произошли во время или после ссор или скандалов. Но в пирокинез Холмов верил еще меньше, чем в прочие мистические явления. Кстати, у всех пострадавших не оказалось даже общих знакомых…

Степа тяжко вздохнул и отправился знакомиться с обстановкой. Неделя ушла на разговоры с очевидцами и друзьями — собутыльниками потерпевших. Из множества противоречивых фактиков и житейских обстоятельств ему вроде бы удалось отыскать кое-что стоящее: все пострадавшие загорали на одном и том же пляже — Нижнем! И он даже стал очевидцем подобного инцидента, так как проводил теперь на пляже почти весь день.

Два толстячка, расположившись на цветастом полотенце, играли в карты. Степа как раз остановился около киоска, в котором мрачный Усач торговал всякой всячиной, и собирался прицениться к солнцезащитным очкам, когда толстячки повздорили. Вероятно, один из них смухлевал, и… вспыхнул. Полыхнул, как факел, и вскоре от него осталась только кучка пепла, которую мгновенно развеял по песку легкий ветерок с моря. Степа подскочил к уцелевшему и застывшему в ужасе картежнику.

— Что вы ему пожелали? Сгореть синим пламенем?

— Н-н-н-е-е-т! Мы же с ним друзья!.. Что я скажу Анне Тимофеевне?! Что?

— Признавайтесь, что вы ему пожелали? — теребил несчастного Степа. — Это облегчит вашу совесть.

— Ничего! — в отчаянии закричал толстячок. — Только попросил не жульничать. Сказал, как тебе не стыдно, Саша… И кто мне деньги отдаст, я ему мазь для загара купил у Усача… И что я скажу Анне Тимофеевне?!

Степе показалось, что в голове у нега что-то явственно щелкнуло, соединились — какие-то цепи. Все потерпевшие сшивались на этом «диком» пляже и испепелились тут же, за исключением двух-трех случаев «по месту жительства». И все пострадавшие, несомненно, пользовались услугами Усача!

По-кошачьи неслышно ступая, он подобрался к киоску, приобрел давно облюбованные темные очки, нацепил их на нос и уставился на продавца.

— Где твой патент? — зашипел он, дождавшись, когда отойдет прочь блондинка, покупавшая крем для загара, — Почему торгуешь снадобьями неизвестного происхождения?! Признавайся, душегуб, что снабжаешь их всех горючей смесью и они сгорают по твоей вине!

— Но нэ всэ… Только бэссовестные… у них рэакция происходит…

— Как тебе не стыдно… — начал Степа, но окончить не успел. Усач побагровел, уж и неясно, со стыда или от гнева, раскрыл рот и… полыхнул. Пламя мгновенно охватило и пожрало киоск, и раньше, чем прибыли пожарные, все было кончено. Только легкий дымок шел изо рта растянувшегося неподалеку на песке Холмова. У Великого Электронного Сыщика со стыда за свою оплошность сгорели все предохранители. Лишь в последний момент его озарило, что надо было сначала вызнать у Усача секрет изготовления «мази от бессовестности», отыскать таинственный катализатор!