София, 22 мая 1961 года. Первый секретарь ЦК БКП Тодор Живков и Председатель Президиума Народного Собрания Народной Республики Болгарии Димитр Ганев встречают советского космонавта.

Самолёт летел над кукурузными полями Украины и виноградниками Молдавии. Он пересёк пограничную реку Прут, и вскоре под крылом возникли вышки румынских нефтепромыслов, а слева по борту проплыли сады Бухареста с его белоснежным зданием нового полиграфического комбината «Скынтейя». Прошло немного времени, и открылись живописные ландшафты Болгарии — страны, являющейся сплошным плодовым садом.

И вот я в открытой машине вместе с Первым секретарём Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии Тодором Живковым еду по улицам зелёной Софии. Город разукрашен советскими и болгарскими флагами, на всём пути шпалерами стоял народ, приветствующий новое достижение советской науки. Болгарский язык настолько схож с нашим, русским, что я без переводчика понимал все написанное на плакатах и транспарантах, всё, что скандировали люди. А это были слова сердечного привета Коммунистической партии Советского Союза, здравицы Никите Сергеевичу Хрущёву, всему нашему народу.

Утром мы оказались уже в Пловдиве — старинном фракийском городе, построенном на зелёных холмах. На одном из них воздвигнут памятник советскому солдату-освободителю. В Болгарии его ласково называют «Алёшкой». После стотысячного митинга на центральной площади, на котором я поздравил пловдивчан с их успехами в социалистическом строительстве, мы поднялись на этот вздыбленный холм, к «Алёшке». Я положил к его ногам охапку нежных роз и долго смотрел на высеченную из камня фигуру советского воина в походной плащ-палатке, с автоматом в руках. Видимый отовсюду, как часовой, стоял он на вершине, окидывая орлиным взором освещённую солнцем страну.

Я глядел на него, как на живого, и мне казалось, что свежий ветер, летящий с Балканских гор, шевелит его молодые, слегка тронутые сединой пряди волос, выбивающиеся из-под фронтовой пилотки. И до чего же велика обобщающая сила искусства! Я вглядывался в улыбающееся лицо «Алёшки» и узнавал в нём волевые черты многих советских людей, которых я знаю.

Труженики болгарских полей приветствуют Юрия Гагарина.

Вечером я вернулся в Софию, и там мне торжественно вручили высокие награды — орден Георгия Димитрова и Золотую Звезду Героя Социалистического Труда Народной Республики Болгарии. Я оказался первым иностранным гражданином, удостоенным этого звания. Принося свою благодарность болгарскому народу, я сказал:

— Я расцениваю эти награды как награды передовой советской науке, нашему многомиллионному советскому народу, Коммунистической партии Советского Союза и её Центральному Комитету во главе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым.

Огромное впечатление произвёл на меня традиционный праздник — День просвещения, культуры и славянской письменности — «кириллицы», который вот уже в 104-й раз отмечался болгарским народом. Два часа продолжалась могучая и красочная демонстрация в Софии, посвящённая этим любимым в народе торжествам. Она была пронизана искренним восхищением трудящихся Болгарии историческим подвигом советских людей, штурмующих космос. Во многих колоннах можно было видеть портреты К. Э. Циолковского, макеты, изображающие советский космический корабль «Восток». В небо то и дело взлетали «ракеты», сделанные руками учеников и студентов, над головами демонстрантов колыхались плакаты: «Небо! Советский человек тебя покорил!»

И снова поездка по благоухающей запахом роз стране. Плевен — город боевой славы русского оружия. Тут в огне сражений опробовалась и закалилась русско-болгарская дружба. Здесь всё напоминает о далёких днях лета и осени 1877 года, когда русские полки наголову разбили кровожадные войска султанской Турции и положили начало освобождению болгарского народа от многовекового ига янычар оттоманской империи. Парк имени храброго русского полководца Михаила Скобелева, картины известного баталиста, певца балканской кампании и славы русских солдат Василия Васильевича Верещагина, старинные пушки, саркофаги с останками павших воинов. Все это оставило заметный след в душе.

В Плевене один из старейших болгарских коммунистов боевой партизан Димитр Грыбчев рассказал о том, как в тридцатых годах, сидя в Плевенской тюрьме, он вместе с политзаключёнными читал книгу К. Э. Циолковского о межпланетных путешествиях.

— Конечно, — сказал Димитр Грыбчев, — я не думал тогда, что именно в Плевене мне придётся встретиться с первым космонавтом. Но и тогда, мучаясь и страдая в царских застенках, мы верили в силу и могущество Советского Союза — Друга и старшего брата болгарского народа.

Затем Варна — город болгарских моряков и курортов, окантованный песчаными пляжами Черноморья; Стара-Загора, Казанлыкская долина цветущих розовых плантаций и, наконец, обильно политая кровью русских солдат легендарная Шипка, с которой, кажется, видна вся Болгария. Там, на Шипке, пожилая женщина передала мне вышитый платочек с вложенной в него запиской. Её написали болгарские кооператоры. Они передавали привет нашей славной Коммунистической партии, советским учёным, называя космонавтов соколами коммунизма. Два слова — соколы коммунизма, а сколько в них настоящей поэзии, музыки и чувств! Так может говорить только свободный народ!

В этом письме, пахнущем плодородной болгарской землёй, написанном болгарскими крестьянами и переданном болгарской матерью, как бы сосредоточилась вся любовь народа, все его лучшие чувства к советским людям. Весь день я ходил под впечатлением этого ласкового письма, ласковых слов и с чудесным настроением улетел на Родину.

А здесь меня ждали новые встречи, новые поездки. Я слетал в Оренбург, побывал в родном авиационном училище, повидался с преподавателями, выступил перед курсантами.

— Думал ли ты, Юрий Алексеевич, — спросил Ядкар Акбулатов, мой бывший лётчик-инструктор, — что твоя фотография окажется в галерее портретов наших выпускников, ставших Героями Советского Союза?

— Много ещё места в этой галерее, — ответил я и показал ему на курсантов. — Кто знает, чьи портреты ещё придётся увидеть здесь?! В нашей стране ведь каждый может стать героем.

А здесь меня ждали новые встречи, новые поездки. Я слетал в Оренбург, побывал в родном авиационном училище, повидался с преподавателями, выступил перед курсантами.

— Думал ли ты, Юрий Алексеевич, — спросил Ядкар Акбулатов, мой бывший лётчик-инструктор, — что твоя фотография окажется в галерее портретов наших выпускников, ставших Героями Советского Союза?

— Много ещё места в этой галерее, — ответил я и показал ему на курсантов. — Кто знает, чьи портреты ещё придётся увидеть здесь?! В нашей стране ведь каждый может стать героем.

Все в Оренбурге напоминало о днях моей юности. И прохладные воды Урала, и изумрудная листва заречной рощи, и поросшие дикими цветами степные дали. В хорошем городе довелось мне учиться…

Ещё в космосе я решил обязательно побывать в старинном русском городе Калуге — колыбели теории межзвёздных полётов. И случай этот быстро представился — калужане пригласили меня на закладку нового музея своего знаменитого земляка К. Э. Циолковского.

Курсанты Оренбургского военного авиационного училища, в котором учился первый космонавт, у стенда, посвящённого полёту Ю. А. Гагарина в космос.

С волнением подъезжал я с аэродрома к раскинувшемуся на взгорье городу, утопавшему в свежей зелени садов, только что омытых шумным грозовым ливнем.

Первым делом вместе с товарищами мы побывали на могиле учёного, украшенной обелиском, на постаменте которого солнце золотило пророческие слова: «Человечество не останется вечно на земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». Когда-то в Саратове я окончил этой фразой К. Э. Циолковского свой доклад о межпланетных сообщениях. Как тесно прошлое переплетается с настоящим!