– Эт-то что? – заикаясь, спросил он.

– Тонизирующее. И от головной боли помогает.

– Тонизирующее? Тогда и мне давай.

– А тебе зачем? По-моему, ты и так перевозбужден.

– Не помешает. А то засну. Ты же не хочешь т-трахнуться в такси.

– Не хочу. Ладно, держи… – подала она одну таблетку.

Тот положил ее в рот, запрокинул голову, проглотил…

Машина меж тем повернула в уютный квартал с хорошо освещенными плиточными тротуарами, медленно поехала вдоль роскошных вилл. И остановилась возле углового трехэтажного особняка.

Юноша бросил таксисту несколько купюр, кое-как выбрался из салона. Обняв девицу за талию, неверной походкой направился к чугунной калитке. Замок сухо щелкнул – вероятно, охранник у мониторов узнал подошедшего Давида. Покачиваясь, парочка двинулась по дорожке из мелкого гравия к высокому крыльцу…

"Сколько же здесь охранников в смене? И где находится их помещение? – гадала Арбатова в те томительные секунды, что шла до парадной лестницы. А у двери тихо спросила:

– Ты уверен, что родителей нет?

– Почти, – икнул тот в ответ. – А хоть бы и дома! У них своя личная жизнь, у меня – своя.

Они миновали огромный холл, поднялись по мраморной лестнице на второй этаж, повернули в застекленную галерею.

– Мои апартаменты, – показал он на дальнюю дверь. – Отец с матерью обитают на другой стороне – им мешает по ночам музыка и мои гости. Поэтому устроились подальше.

– Очень мило, – стоя посередине большой комнаты, осматривалась Дженни.

– Мне тоже нравится.

– А что за этой дверью?

– Спальня. Здесь вход в туалет и ванную комнату. За стойкой моя кухня. Давай выпьем мартини. И пойдем в спальню…

– А там балкон? – словно не слыша его призывов, интересовалась она.

– Балкон. Пойдем, покажу…

"Замечательно. Не очень высоко, а внизу мягкий газон – ног не переломаешь, – глянула Арбатова за перила. Заметив же несколько камер внешнего наблюдения, установленных на заборе, опечалилась: – А вот это плохо. Попасть сюда Артур может только одним способом – через забор. А на нем камеры… Следовательно, придется работать в одиночку".

– Ой! Кто это? – отпрянула она назад.

– Охранник. Они дважды в час обходят территорию.

– Фу-ух… Я думала это твой отец или… кто-то из родственников. И сколько у вас тут этих… охранников?

– Трое. Каждые двенадцать часов меняются… А чего ты боишься?! Да хоть бы и отец – что такого?

– Ну, да! Только этого не хватало. Я замужем и мне скоро тридцать, между прочим. Скажут: развращает молодежь.

– Сама ты молодежь, – обиженно пробурчал молодой Шимрон, но вспомнив о чем-то, тут же повеселел: – Представляешь, пару лет назад мамочка приказала охранникам не спускать с меня глаз. Пришлось изобрести одну хитрую уловку и пользоваться ей, если приглашали к кому-то на вечеринку.

Девушка засмеялась:

– Немудрено – ты сразу производишь впечатление неглупого человека. Так что же ты придумал?

– Видишь две камеры на угловом столбе – слева от ворот и калитки?

– Ну да… вижу какие-то штучки. Это камеры?…

– Они самые. И смотрят вдоль стен, – пояснил он, с нескрываемым довольством собственной сообразительностью. – Я бывал во флигеле – там, где стоят мониторы, и заметил, что сам столб охрана не видит. Поняла в чем фишка?

Она поняла суть, едва он начал. И все же в недоумении пожала плечами.

– Ну, если забор перелазить строго через столб, то тебя никто не усечет. Ясно?

– А-а, так вот как ты бегал на вечеринки! – снова прыснула смехом Дженни. И уже серьезно спросила: – И как отец относится к твоим похождениям?

Давид кисло поморщился:

– Он меня любит, но все время пропадает на работе. Неделями не видимся.

– А сейчас он дома?

– Скорее всего, нет. Окна в кабинете не светятся.

Арбатова не торопилась возвращаться в холл. Мальчишка должен был уснуть с минуты на минуту – глаза уже осоловели, но на ногах пока держался. Держался, вероятно, из-за страстного желания заполучить обещанное в ночном клубе. Потому лежащие на тонкой талии ладони опять поползли вниз и принялись поглаживать упругую попку. Вскоре Дженни запротестовала:

– Ну не здесь же, Давид – на виду у соседей!… Пойдем еще выпьем. Ты обещал мартини.

Они вернулись в холл. Юноша завернул за стойку – к огромному холодильнику. Она же прохаживалась по комнате и рассматривала интерьер…

В просторной зале стояли длинный диван с парой кресел из ярко синего велюра, между мягкой мебелью – стеклянный журнальный столик. Сбоку высился стеллаж со всякими безделушками на полках, по соседству с ним в специальном ведерке торчали разнокалиберные клюшки для гольфа. На стене против дивана висела плазменная панель, под ней среди кучи перепутанных проводов громоздилась стопка всевозможной аппаратуры; по углам комнаты тихо гудели огромные колонки.

– Присаживайся – все готово, – покачиваясь и расплескивая алкоголь, на ходу наполнил он бокалы.

Дженни освободилась от жакета, устроилась на диване; сделала глоток мартини и потянулась за конфетой. Выпив свою порцию, Давид плеснул следующую и полез целоваться. Молодая женщина не возражала. Во-первых, теперь не осталось ни единого формального повода; а во-вторых, он сопротивлялся сну из последних сил.

Сняв полупрозрачную кофточку, она дотянулась до пачки сигарет, закурила. Повеса сполз с дивана, сначала долго расстегивал брюки, затем встал на колени и кое-как стащил с нее юбку…

Вот и настал долгожданный миг. Пару часов назад он даже не мечтал об этом – любуясь обворожительной внешностью новой знакомой, лишь фантазировал, дорисовывал в воображении ее формы и… вздыхал. А ныне она полулежит перед ним – немного пьяная и доступная. В одних чулочках и туфлях… Он поддерживает за лодыжки ее задранные кверху ножки; затуманенный взор шарит по складкам выбритого лобка, а эмоции… Эмоции отчего-то молчат.

"Почему же ты, медлишь, мальчик?! Ты с таким усердием меня добивался – чуть не поимел в туалете! И в такси тебя еле удержала… Как видишь, я выполняю обещание: не строю недотрогу, позволила раздеть себя и готова сделать все, что пожелаешь. Почему же тормозишь? Уж и ножки перед тобой раскинула – шире некуда, и с радостью помогу, чтобы не промахнулся. А ты вместо дела только пялишься. Нет, так не пойдет! Коль фразы лестные говорил, щупал, возбуждал – действуй!… – глядя на раскисшего партнера, язвила про себя Арбатова. – Что, приятель, не можешь?… Понимаю… Ведь триста двадцать пять миллиграммов того вещества, которое ты проглотил, не крякнув, через пятнадцать минут валят с ног взрослого здорового мужика. Так что у тебя, юноша, осталась минута – не больше. Поторопись, милый…"