— Похоже, общение с тобой сказалось на мне чудодейственным образом. Мне теперь в самом деле гораздо легче ходить. Правда, правда! И еще, Алан, мне кажется, я тоже тебя люблю. И кстати, уже так давно, как ты даже представить себе не можешь. Только не надо ничего спрашивать. И отвечать тоже ничего не надо. Мы еще многое обсудим, но не сейчас. Потом как-нибудь — это твои слова. Давай лучше сделаем вот что: если у тебя нет никаких дел, ты останешься сегодня у меня. Хорошо? Поболтаем, выпьем по рюмочке — у меня есть замечательный вишневый ликер, а после ужина посмотрим какой-нибудь миленький старый черно-белый фильм. Ты что предпочитаешь, музыкальные комедии братьев Маркс или вестерны с Джоном Уэйном?

Теперь Алану приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы со стороны их отношения с Дорис выглядели точно такими же, как и месяц назад. Впрочем, оба они находили в этом неизъяснимую прелесть. Дорис запретила Алану в стенах университета прикасаться к ней, намекать на что-либо личное, бросать нескромные взгляды и уж тем более целовать — даже если вокруг никого нет. Алан с воодушевлением принял условия игры и порой даже переигрывал, изображая, по словам Дорис, «мерзкого педанта-женоненавистника». Официально-холодное общение было тем более упоительным, что оба знали, как вознаградят себя за перенесенные лишения. Алан чувствовал себя безмерно счастливым: он любил прелестную женщину, был ею любим, призраки прошлого его больше не беспокоили, а впереди расстилались безоблачные горизонты.

В середине декабря миссис Кидд заявила Алану, что ему придется поехать на трехдневную научную конференцию в Бентли.

— Да, голубчик, я не вижу у вас особого энтузиазма и прекрасно вас понимаю. Эти предрождественские конференции наводят уныние — уж мне ли не знать. Убогие доклады коллег в душных аудиториях, украшенных чахлыми елочками, убогие фуршеты, где все не столько едят, сколько пьют всякую гадость, восторженный обмен давно отжившими свой век убогими сплетнями… И — о боже! — вечный Питер Браун, который мнит себя непризнанным гением, упивается рассказами о своих похождениях, каждый год пичкает всех одними и теми же непристойными байками и становится все толще и толще. Его последняя статья о перспективах сочетания аттрактантов и хемостерилянтов была выдержана в столь игривом тоне, что показалась мне подборкой порнографических зарисовок из жизни насекомых. Мужайтесь, Алан! Если вы смирите себя и не добавите ему в пиво один из разрекламированных им же инсектицидов, Санта-Клаус уж точно вознаградит вас за исключительную выдержку.

Маленький университетский городок Бентли был чист, опрятен и принаряжен к Рождеству. Тоска здесь царила смертная. Все шло по намеченному плану — именно так, как и предсказывала миссис Кидд.

На третий день, ближе к вечеру, совершенно одурев от бесконечного сидения и выслушивания коллег, Алан решил немного проветриться. Погода вполне располагала к прогулкам: было не слишком холодно, сыпал мелкий, приятно хрустевший под ногами снежок.

Вначале Алан намеревался подняться по главной улице к площади в центре города и посмотреть на гигантскую елку, которую начали устанавливать утром. Дорис, прожившая в Бентли несколько лет, прожужжала ему все уши рассказами об этих елках, главное и безусловное достоинство которых заключалось в том, что они были настоящими и доставлялись с какой-то делянки из окрестного леса. Дорис, словно ребенок, обожала все рождественские атрибуты: сверкающие елочки, золотые шары, мишура, заводные. Санта-Клаусы в витринах магазинов приводили ее в такой искренний и непосредственно выражавшийся восторг, что она немедленно начинала исполнять все известные новогодние песни. Алану оставалось только благодарить Бога, что Дорис обладала и музыкальным слухом и приятным голоском, — иначе сто раз прослушанная песенка про звенящие колокольчики свела бы его с ума.

Однако до площади он так и не дошел. Неожиданно увидев выходящую из кафе веселую компанию, ведомую толстяком Брауном, по обыкновению хохотавшим на всю улицу над собственной шуткой, Алан резко затормозил и свернул в переулок. Он оказался перед ярко освещенной витриной ювелирного магазинчика, вспомнил, что еще не купил Дорис подарок, и вошел внутрь. Стоявшая за прилавком смазливая юная блондинка немедленно изобразила на лице радостное оживление.

— Добрый вечер, сэр! Вам помочь?

— Вероятно, да. Мне нужен подарок к Рождеству. Что-нибудь такое… изящное…

Девица деловито кивнула:

— Понимаю, сэр. Что вас интересует: кольца, серьги, браслеты, кулоны?

Алан, уже не помнивший, когда он в последний раз выбирал ювелирные изделия, беспомощно оглядел витрины. И как в такой крохотный магазинчик вмещается столько блистающего великолепия? Неужели на эти штучки есть спрос? Он на мгновение представил, как все жители Бентли устремляются покупать только что перечисленные товары, и немного повеселел.

— Наверное, колечко. Только маленькое — у нее очень тонкие пальцы.

— Понимаю, сэр. С каким камнем? Или вообще без камня? Золотое, серебряное?

Алан подумал, что эта блондинка над ним издевается. И черт его знает, какое кольцо понравится Дорис — он вообще ничего в этом не смыслит и, похоже, зря затеял эту покупку.

— Ох, мне трудно вам ответить. Я плохо разбираюсь в украшениях. Понимаете, ей нравится… То есть мне бы хотелось приобрести что-нибудь именно рождественское. Если, конечно, это возможно…

Повисла пауза. Алан уже решил, что сморозил редкостную глупость, однако девица после секундного раздумья неожиданно просветлела.

— О, сэр, кажется, я знаю, что вам нужно. У нас есть фантастически красивое колечко со снежинкой из маленьких бриллиантов. Прекрасный подарок к празднику! Только оно очень дорогое.

— Насколько дорогое?

Когда девица назвала цену, у Алана даже в глазах потемнело.

Да-а… — выдохнул он, не удержавшись. — Позволите взглянуть? Разумеется, сэр. И если кольцо вам понравится, то я позову свою напарницу, чтобы она его примерила. Вам обязательно следует увидеть, как восхитительно это колечко смотрится на руке. А у моей напарницы очень изящные руки — она наполовину китаянка.

Алан с трудом сдержал улыбку. В этот момент девица раскрыла маленькую коробочку, вытащила кольцо и покачала им у Алана перед носом. Интересно, сколько раз Дорис спела бы песню про колокольчики при виде этой переливающейся на свету снежинки? Он глубоко вздохнул.

— Я могу оплатить его карточкой?

— Конечно, сэр.

— Тогда зовите напарницу, пусть примерит. Выходя через десять минут из магазина, Алан столкнулся в дверях с некоей дамой, которая как раз сегодня утром довела его своим выступлением на конференции почти до обморока. Она была похожа на вечно голодную гиену, пытающуюся казаться сытой и оттого еще более опасную.

— Мистер Блайт! А я вас увидела с улицы через стекло. Подарок покупали? Кому?

«А тебе какое дело, крашеная стерва?» — подумал Алан и по возможности любезно ответил:

— Да. Сувенир. Племяннице.

На улице уже совсем стемнело, а снегопад усилился. Алан прекрасно знал, как часто на следующий день после таких снегопадов повисает непроглядный туман, поэтому завтрашнее возвращение в Эшфорд могло оказаться утомительным: поездка, занимавшая у него обычно два с половиной часа, грозила растянуться на все четыре. Алан в нерешительности покачался на каблуках, а потом вновь двинулся по прежнему маршруту к центру города — все равно занять этот вечер было решительно нечем.

Огромная елка, казавшаяся при искусственном освещении не зеленой, а черной, не умилила его: раскинув лапы, она грозно нависала над площадью, л; если бы из-под нее вдруг выскочил тощий волк и завыл на весь город, Алан не удивился бы.

— Алан!

Он обернулся. От зеркальной витрины отделилась и двинулась к нему сквозь снежную завесу высокая Женская фигура.

— Сильви? Привет, рад тебя видеть.

— Рад? По-моему, ты меня не сразу узнал.