Они еще несколько раз ходили гулять, и Эрик наговорился на год вперед — ему очень нравилось, как Керри слушает: слегка наклонив голову набок и приоткрыв рот. Лана предпочитала говорить сама и не терпела, если ее перебивали. Через неделю Эрик предложил Керри посмотреть вместе фильм; телевизор проживал в комнате, служившей Эрику спальней. Керри кивнула, явилась вечером с клубком и спицами и полтора часа молча просидела на диване, глядя больше на свое вязанье, чем на экран. Впрочем, зажатыми чувствовали себя оба. Иногда Эрик косился в ее сторону. Но, поймав ответный взгляд, тушевался и чересчур откровенно отворачивался. Когда во время рекламной паузы он поинтересовался, что она вяжет, Керри осмотрела уже готовый кусок и, пожав облупившимися плечами, смущенно ответила: «Кажется, салфетку. Или шарф».

Единственным местом, где Керри чувствовала себя абсолютно в своей стихии, была кухня. Здесь она царила безраздельно. На следующей день Керри, взбивая венчиком в миске ярко-желтую густую смесь, наставительно рассказывала Эрику про рунический алфавит. Он сидел рядом и, подперев подбородок, слушал ее вполуха, одновременно пытаясь определить, что за чудо создается у него на глазах.

— …Рунический алфавит вообще был в ходу больше тысячи лет, но использовался чаще для прорицаний и в магических ритуалах. Run — ведь на гэльском языке означает «тайна», a helrun — и есть «прорицание». Про руны говорили, что они даны самими богами…

Керри отвернулась и потянулась к полке, на которой стояли баночки со специями. Эрик украдкой сунул палец в миску и торопливо его облизал. Вкусно! Но из каких же ингредиентов это состоит?

— …Между прочим, рунами пользовались не только в Британии, но и в Скандинавии. Вам, Эрик, поскольку вы по происхождению швед, следовало бы знать…

— Теперь буду, — перебил ее Эрик, решив остановить затянувшуюся лекцию. — И швед я только наполовину. А что это такое?

— Картофельный суп-пюре с тертым сыром. Он уже почти готов.

— Его надо есть ложкой? — спросил Эрик с восторгом.

Керри хмыкнула:

— А чем же еще? Палочками? Это французское блюдо, а не китайское. Но я могу приготовить и что-нибудь восточное. Если хотите, завтра сделаю лапшу с соусом или…

— К огромному сожалению, завтра я не обедаю дома.

— А где? — спросила Керри заледеневшим голосом, моментально напрягшись и сжав губы.

— Четверг — тяжелый день. Мне нужно в редакцию. Утром уеду, вечером вернусь.

— Но в прошлый четверг вы никуда не ездили.

— Да, один раз мне позволили увильнуть, но только один. Сегодня я отошлю им очередной книжный обзор, а завтра мне целый день придется провести в обществе дорогих коллег. Я буду уезжать каждый четверг.

— Вы не боитесь оставлять меня одну?

— Чего я должен бояться? Что вы подожжете дом? Не верится. Ваше присутствие этим стенам только во благо. Знаете, я всегда любил проводить здесь лето, и все же меня не покидало чувство, что я гощу… в фамильном склепе, уж простите меня за кощунственное сравнение. А теперь я снова живу как в детстве, когда повсюду звучали шаги и голоса, на кухне бабушка гремела посудой, а в саду орал Том. Вы, Керри, наполнили дом собой, он ожил, помолодел. И даже солнце теперь такое же, как тогда.

Честно говоря, Эрик вовсе не собирался произносить этот монолог. Но, начав, уже не мог остановиться, тем более что Керри на глазах зарумянилась, засветилась и совершенно растаяла.

— Бог мой, как приятно слышать… Могу ответить лишь тем, что мне здесь очень по душе. С вами… В котором часу вы планируете вернуться? Я приготовлю на ужин что-нибудь вкусненькое.

Жизнь в «Торонто стар» шла своим суетливым чередом: среди серого пластика, серых ковровых покрытий и серых компьютеров Эрику особенно отрадно было представить, что всего за сто шестьдесят миль на темно-синем пруду плавают розовые кувшинки, а рядом с бело-коричневым домом на сочно-зеленой траве разбросаны фиолетовые островки клумб (красные и желтые тюльпаны уже отцвели). Затем он приплюсовал к яркой цветовой палитре еще веснушчатую девушку в нежно-матовых тонах и улыбнулся.

Лана обнаружилась на обычном месте: она, как всегда, с пулеметной скоростью колотила по клавишам, время от времени заглядывая в записи, которые делала прямо в кинозале во время просмотра фильма. Эрик, пребывающий в радужном настроении, подкрался поближе, неожиданно высунулся из-за перегородки и пропел гнусным голосом:

— Ночью мертвецы встали из могил…

Лана так подпрыгнула, что ее кресло опасно затрещало.

— Эрик?! Ты что, с ума сошел?

— Ojala no — надеюсь, нет. Что у нас новенького?

— Последняя новость: ей всего полчаса. Берт попросил очаровашку Пола написать о какой-то модной певице. Наш милый мальчик раскопал в Сети информацию, что у нее пропал голос от повышенной желудочной кислотности, и быстренько состряпал сенсационный материал. Совершенно потрясенный, Берт позвонил знакомому врачу и спросил, возможно ли такое. Тот покатился со смеху. Берт закатил грандиозный скандал. Чувствую, скоро он избавится от Пола… А как тебе совместная жизнь с Керри?

— Что за намеки?

— Никаких намеков. Просто вопрос. Она по-прежнему ходит задрав нос и разговаривает с тобой через губу?

Уж если кого и не стоит оповещать обо всех подробностях моей личной жизни, подумал Эрик, так это Лану. Категорически не стоит.

— Мы мало общаемся. Она сидит у себя, я у себя. Работаем, работаем… Но в целом отношения терпимые.

— Вот и славно. Ты рад, что я сосватала тебе квартирантку? Не раскаиваешься?

— Ни секунды. О чем пишешь на сей раз?

О наитупейшей комедии, герой которой после долгих мытарств — падений в помойку, кишечных расстройств, бегства от бешеной собаки — становится популярным певцом и находит свою любовь. Омерзительный образец отвратительного жанра! Вот возьму и выдам, что это не музыкальная комедия, а триллер. Герой — маньяк-психопат, его возлюбленная — ночная бабочка-наркоманка, а путь на сцену — путь отчаяния и безысходности, когда дороги назад нет, а впереди лишь мрак, адские всполохи и ужас неизведанного… А еще детально опишу, как герой пытал продюсера при помощи ножичка для разрезания бумаг. В каком-то фильме я подобное видела…

Обратная дорога, как всегда, показалась намного короче. Подъезжая к дому, Эрик был вынужден признать, что ему чертовски приятно увидеть Керри на веранде в кресле-качалке. Это умиротворяло и позволяло ласковому теплу разлиться где-то в области желудка. Керри поднялась ему навстречу, кутаясь в нелепую вязаную кофту. Она улыбалась — вроде бы радостно.

— Мерзнете, Керри?

— Вечереет, становится свежо. Меня немного знобит из-за обожженной кожи. Как съездили?

— Нормально. Хотя, конечно, утомительно: за день прокатиться туда и обратно. Но ничего не поделаешь…

— Солнце садится, скоро станет совсем сыро, надо внести кресло в дом. Давайте втащим его вдвоем, а то оно ужасно тяжелое.

— Конечно, конечно…

Уже через двадцать минут Эрик, урча от наслаждения, стоя пожирал очередной кулинарный шедевр, приготовленный Керри в припадке энтузиазма, спровоцированного вчерашним разговором.

— Керри, это божественно. Es divino. Никогда не ел такой вкусноты. Я, наверное, за лето поправлюсь фунтов на двадцать.

— Вы хоть сядьте!

— Так больше влезет… Слушайте, я окончательно обнаглел, но не могли бы вы приготовить такое же блюдо на мой день рождения? Если, конечно, не сложно.

— А когда у вас день рождения?

— Семнадцатого июля — через две недели. Как-никак круглая дата.

— Да ну? Тридцать?

— К сожалению, да. Как изрек однажды мой велеречивый босс, двадцать девять — это последний шанс ухватиться за улетающую юность.

— Бросьте! Для мужчины в тридцать жизнь только начинается. Зачем вам юность? Зрелость предпочтительнее… А вы не хотите собрать друзей? Если ограничиться десятком приглашенных, я бы все с легкостью организовала. Уик-энд на природе, закуски на свежем воздухе… Как вы на это смотрите? Все-таки юбилей.