– Могу я помочь? – заботливо спросила Джоанна, но он уже вышел. Вернулся он очень быстро, неся блюдо с подогретым порционным фазаном. – «Маркс и Спенсер»?

– «Уэйнрайт и Дочь», – поправил ее Атертон. – Я почему-то всегда думаю, что Дочь – это имя другого парня, понимаете, мистер Дочь.

Он подложил всем жареной молодой египетской картошки, испанской брокколи и гватемальского горошка.

– «Хэрродс»? – попыталась угадать Джоанна.

– «Маркс и Спенсер», – триумфально возразил Атертон. – Воздушные перевозки и развитие зеленных лавок очень эффективно уравняли времена года.

– И морозильники, – добавила Джоанна.

– Ничто не заменит морозильника, если только не переехать жить в район экватора. Налейте себе еще «Шабли».

Пока они ели, Слайдер рассказал о своей беседе с Мартином Каттсом и о страхе Анн-Мари. Атертон слушал с большим вниманием, а потом сказал:

– Я знаю, вы думаете, что она была замешана в чем-то действительно крупном, и что это организованное убийство, но ведь у нас нет ничего, с чем можно было бы двигаться дальше. Ребята из Ламбета прочесали ее квартиру как гребешком, но абсолютно ни за что не зацепились.

– Что за «ребята из Ламбета»? – поинтересовалась Джоанна.

– Служебно-медицинская научная лаборатория полиции центра, она находится в Ламбете, – пояснил Атертон.

– Но они и не должны были ничего найти, – спокойно сказал Слайдер. – Именно это и убеждает меня, что все дело было тщательно организовано. Они не сделали ни единой ошибки, за исключением старушки.

– Это зацикленное мышление – утверждать, что если нет улик, то только потому, что они были слишком умны, чтобы их оставить. Зачем нужно нахлестывать дохлую лошадь? Версия с Томпсоном гораздо лучше, и она будет выглядеть весьма прилично.

– Ну хорошо, расскажи мне, как ты это себе представляешь, – вздохнул Слайдер.

– Пункт первый: у Томпсона была основательная причина желать, чтобы с ней было покончено. Она ему до чертиков досаждала.

– Не настолько большой мотив.

– Лучше, чем отсутствие мотива вообще. Как бы то ни было, пункт второй: его любовница – медсестра в хирургическом отделении и имеет доступ к наркотику, использованному для убийства Анн-Мари.

– За исключением того, что не было обнаружено недостачи наркотиков. Ты ведь знаешь, что мы в первую очередь проверили все больницы.

– Если у нее хватило смекалки украсть, – пожал плечами Атертон, – то хватило бы и на то, чтобы подделать записи или прикрыть кражу каким-нибудь другим способом. Кто бы ни добыл это средство, он вынужден был бы как-то прикрыться.

– Ладно, продолжай.

– Пункт третий: Томпсон солгал насчет того, где он был в тот вечер. Он сказал, что поехал выпить в определенный паб, – где никто не мог припомнить, видел ли его там, – а потом поехал прямо домой. Но дежурный в холле больницы видел его там той ночью – он достаточно часто видел его, когда Томпсон заезжал за своей девушкой, и сразу опознал его.

– Ну, может, он и в тот вечер заезжал за ней.

– Но она ведь сказала, что не видела его. Для чего еще он мог приехать, как не повидаться с ней? Или, если он все же с ней виделся, почему тогда она лжет?

– Всего этого маловато, – сказал Слайдер, покачивая головой.

– Ох, да хватит вам, – вмешалась достаточно долго молчавшая Джоанна, – вы же не можете всерьез думать, что этот поганец Томпсон убил Анн-Мари? Он же совершенный кролик!

– Ну, – посмотрел на нее Атертон, – в этом с вами согласен, но это не доказательство, не правда ли? А Билл может рассказать вам о множестве убийц – особенно убийц на бытовой почве, – о которых по их виду можно было смело сказать, что эти люди и мухи не обидят. Ну, а теперь у меня еще есть польский творожный пудинг на десерт, от которого заплачет и самый крепкий мужчина, да и кофе уже готов. Если вы пересядете к огню, я принесу все это на подносе, и нам будет там очень удобно.

Слайдер уселся в кресло у камина, а Джоанна пристроилась на полу у его ног. Атертон убрал остатки фазана в холодильник, а Эдипус с мурлыканьем тоже перебрался поближе к огню, чтобы насладиться теплом и светло-серыми брюками Слайдера, которые, по его мнению, наиболее выгодно могли продемонстрировать обществу клочки налипшего на них белого и черного линяющего кошачьего меха. Когда каждый был вооружен тарелкой, вилкой, чашкой кофе и стаканом с выпивкой, Атертон уселся на софу.

– Ну, теперь все в порядке, Билл. Давайте послушаем, что вы думаете обо всем этом.

– В этом деле есть несколько моментов, которые не дают мне покоя, – медленно начал Слайдер. – Я еще не начинал складывать их вместе. Но давайте посмотрим: ее труп был раздет догола – явно для того, чтобы предотвратить опознание, верно? Но при этом нога была помечена разрезом уже после смерти, что смахивает на сигнал или предупреждение для кого-то другого. Она вела скромный образ жизни и жила в однокомнатной квартире, но при этом обладала скрипкой стоимостью в миллион фунтов стерлингов. Ее тетка говорит, что у нее не было других денег, но в Бирмингеме она жила в дорогой роскошной квартире. У нее было большое наследство, которое она не могла заполучить в свои руки, пока не выйдет замуж, и вдруг после поездки в Италию она делает отчаянную попытку заставить Томпсона жениться на ней. Когда попытка проваливается, она выглядит подавленной и говорит Мартину Каттсу, что чего-то боится. Как раз перед Рождеством пропадает ее ежедневник, и ее убивают как раз тогда, когда вероятность того, что ее не хватятся в течение довольно долгого времени наиболее велика. Вечером в день убийства она идет к своей машине, а потом бегом возвращается обратно и пытается уговорить Джоанну поехать с ней в другой паб.

Он замолчал, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием угля и неожиданно громким урчанием Эдипуса, перебравшегося уже на колени Атертона.

– И что еще тут можно добавить, – произнес Атертон. Это был не вопрос.

– Одно очевидно – надо проследить ее бирмингемские связи. Джон Браун сказал, что она продолжала регулярно ездить туда, чтобы играть в прежнем оркестре. – Он повернулся к Джоанне. – Какова вероятность этого?

– Мы все работаем на стороне, когда это удается, – нахмурилась Джоанна, – а Рут Чизхолм, их кадровик, гораздо приятней, чем наш старый «Королева Джон», который не впишет женщину в телефонный справочник даже ради спасения своей жизни. Но ей здорово повезло, если они так нуждались в ней. Там должно быть множество других людей – местных музыкантов – ищущих работу.

– Следовательно, очень возможно, что она на самом деле не играла в своем старом оркестре, а просто выставляла это как предлог для своих поездок в Бирмингем.

– Ну почему ей надо было туда ездить?

– Почему кому-то может захотеться ездить в Бирмингем? – поддержал ее Атертон. – Но, с другой стороны, для чего тогда вообще нужен предлог? Почему бы просто никому ничего не говорить?

– Предположительно, – медленно произнес Слайдер, – потому, что у нее были такие инструкции.

Атертон искоса взглянул на него.

– Вы все еще считаете, что за этим стоит крупная организация?

– Иначе, – пожал плечами Слайдер, – как ты сам сказал, для чего вообще тогда нужен предлог?

– Вы еще не знаете, ездила она туда работать или нет, – напомнила Джоанна.

– Это достаточно легко узнать, – сказал Атертон. – Полагаю, вам придется выписать еще одно «семьсот двадцать восьмое», Билл?

– Что такое «семьсот двадцать восьмое»? – тут же поинтересовалась Джоанна.

– Разрешение покинуть территорию центра, – объяснил Слайдер. – Мы обязаны иметь его, когда ездим в другие города по служебным делам.

– Это также означает переработку, – улыбнулся Атертон, – дополнительные расходы, деньги на бензин, на ленч в пабах. Чего тут удивляться, что ребята в униформе воображают, будто у нас легкая жизнь? А кого вы с собой возьмете? – невинно осведомился он у Слайдера.

– Норму, – коротко ответил тот.

– Черта с два вы это сделаете!