Тот, словно услышав эти мысли – а то и впрямь услышал – обернулся.

«Стой там. Принимай сверху».

Макс в сердцах сплюнул. То пошли ловить, то стой. Развернулся и подошел к раненому, заглядывая в его освещенное факелом лицо. Тот находился в сознании, но дела его явно неважнецкие. Глаза запали, сам бледный, пальцы левой руки, лежащей вдоль тела, мелко дрожат, рот запекся. Подумав, что немного коньяка ему не повредит, Макс поднес к его рту фляжку.

– На, дерни грамульку.

Уговаривать не пришлось. Георг так увлекся, что пришлось силой выдергивать фляжку из его руки. По щеке его стекла струйка, казавшаяся красной при свете факела.

– Благодарю.

Макс хотел его упрекнуть за жадность, но не стал. Негоже так с больными. Им и без того не сладко.

– Ну, ты как?

– Лучше, – ответил тот. – Ты б мне раньше плеснул, я бы вообще уже плясал.

– Ага, – язвительно начал Макс, но фразу не закончил. Не стоит напрягать больного. Но через пару секунд природа взяла верх над здравым смыслом. – Если б ты в винной бочке жил, то тебя и пуля, глядишь, не взяла.

– Так откуда ж в бочке пули? Там кайф.

– Смотри не захлебнись.

– Это теперь не от меня зависит, Чемпион. От тебя. Не бросишь?

– Если будешь хорошо себя вести.

Макс кивнул в подтверждение своих слов, глядя, как из корзины вылезают две женщины со знакомым тюком в руках. Перенеся его на сушу, одна осталась, а вторая заспешила к говоруну, застывшему над потоком с фонариком в руках. Направленный в воду луч частично отражался от поверхности, так что абориген оказался неплохо освещен. Видно даже насколько сосредоточено его лицо. Пару раз он тыкал пальцем, показывая что-то в воде, но, видно, все не то, потому что ничем это не заканчивалось. Они стояли вдвоем и смотрели в воду, выискивая подходящий плот.

И ему придется плыть на этой слизи? Противно даже думать о подобном.

А странно. Говорун с Максом «разговаривает», то же аборигены меж собой и с ним тоже, а он не слышит их. Как это? Или говорун у них за переводчика? Надо будет спросить.

Наконец у рыболовов что-то произошло. Наверное, клюнуло. Они задвигались, перемещаясь вдоль потока. Смотреть на это было занятно и даже жутковато – они перемещались и двигались синхронно, как автоматы, настроенные на выполнение одной и той же программы. Они уже по колено вошли в воду, но впечатление такое, будто они этого не замечали, как вошедшие в рабочий режим машины. Наконец остановились напряженно всматриваясь вниз.

– Чего там? – спросил Георг; из положения, в котором он находился, разглядеть можно было только внутренность грота и небольшой отрезок потока, от которого даже на расстоянии несло холодом.

Макс не успел ответить, потому что его позвал говорун: «Помоги нам».

Забыв об остальном, он бросился на зов. Чуть позже, вспоминая этот крохотный эпизод, он подумал, что пленному негоже так себя вести. Этот статус предполагает нарочитую неспешность движений, если только речь не идет о еде. Куда спешить, если время течет удручающе медленно, и его задача – выжить, переждав, протянув это проклятое время. А бегать на полусогнутых – это только так, для блезира, для видимости, чтобы начальству потрафить. Оправдывало его в собственных глазах лишь то, что поспешал он с целью помочь товарищу по несчастью, которого требуется как можно скорее доставить к врачу.

То, что он увидел в воде, разом остудило его энтузиазм, не говоря уж о том, что и температура самой воды очень этому способствовала. В потоке на самом дне копошились те самые слизни, паря в воде, как листья переваренной капусты в кипятке. В ярком луче фонаря это было очень хорошо видно. Блестящие и даже на вид скользкие, они копошились у дна, наплывая друг на друга и стекая. Крохотные, чуть больше ладони, и большущие, они варились в этом супе, но даже в родной стихии они не выглядели грациозными, как то бывает с медузами, в море распускающимися прекрасными цветками.

«Этот, – высветил говорун одну особь. – Брать крепко, две руки. Поднимать вверх, над водой. Несем туда, – луч фонаря метнулся к запруде, – Перебрасываем. Как я скажу – делать всем».

– Понятно, – пробормотал Макс сквозь зубы. Ему предстояло не самое приятное занятие в его жизни. Хотя, если напрячь память, можно вспомнить, как ему пришлось голой рукой доставать из заднего прохода жеребенка массипо застрявший там полупереваренный кусок дерева, уже начавший загнивать. Ветеринар на это не решился.

Он приготовился, заняв указанное ему место.

«Сейчас…»

Говорун кончик ножа зубами. А он ничего, быстро схватывает.

«Да!».

Они разом сунули руки в воду. С непривычки и из-за преломления света в воде Макс промахнулся, ткнувшись пальцами в податливую плоть, и та стала резко уходить в сторону, упруго колыхнув телом. Пришлось сделать поспешный шаг за ней, наступив на что-то скользкое – представлять что это такое противно – и все же ухватился за край, скрюченными пальцами впиваясь в мягкое так, что пальцы почти сомкнулись.

«Вверх!»

И он потянул это, боясь порвать – до того студень казался хлипким, ненадежным и непрочным. И едва не выпустил, потому что аборигены не тянули, а рванули создание из воды, осыпая себя и окружающих холодными брызгами.

Каким-то чудом Максу удалось перестроиться и он чуть ли не в конечной фазе попал в рывок, выдергивая водяного слизня на воздух.

«Бросай!» – позвучало почти сразу.

И он бросил, как и было сказано. Только в этот момент что-то произошло.

Всецело поглощенный этим занятием, Макс не обратил внимания на шум, донесшийся со стороны грота, но говорун, слушающий не только ушами, да и дамочка тоже, отреагировали раньше и потому не бросили через камни, как задумывалось, а чуть ли не уронили. Да, по сути, и уронили, и, если б не Макс, слизень просто шлепнулся бы обратно, и только приданное им ускорение выкинуло студенистое тело на камни, но аборигены этого, надо думать, уже не видели – они мчались к гроту, громко шлепая по воде.

Растерявшись, Макс секунды две стоял, не зная, что ему делать. Ясно, что там что-то произошло. Черт с ним с плотом, еще одного поймаем, утешал он себя уже на бегу. Только далеко не убежал, потому что:

«Спасай плот!».

Затормозив было, Макс махнул рукой. Какого черта! И снова побежал.

Георг теперь не просто лежал – он валялся с покрасневшей скулой, из ссадины на которой сочилась кровь. Женщина, оставшаяся его охранять, стояла поодаль в настороженной позе и не сводила с него глаз, хотя, очевидно, она уже сделала все, что могла.

Прибывший после всех Макс тем не менее понял, что произошло. Судя по развороченному тюку, Георг воспользовался ситуацией и решил завладеть оружием. А бабонька засекла его за этим делом и от всей души его отоварила. Что ж, ее понять можно. Как и говоруна, который тянул руку к своему тесаку.

– Нет! – заорал Макс, бросаясь к раненому. – Не трогай его.

«Он хочет погубить нас».

Показалось Максу или нет, но в этих словах он угадал нотку неуверенности. Злость и страх – само собой. Но и неуверенность присутствовала.

– Ему нужны были лекарства!

И демонстративно поддал мыском ботинка ствол автомата, торчащий из самодельной упаковки. Мол, эта гадость никого, и меня в том числе, не интересует и интересовать не может.

Если он не ошибся, то телепатический контакт аборигены с Георгом наладить не могли, так что трактовать его намерения можно как угодно. Начиная помешательством и заканчивая раздачей ценных подарков местному населению. Чужая душа потемки.

«Он брал оружие».

– Не говори ерунды! На кой черт оно ему сдалось? Только чтобы застрелиться, наверное. Сейчас я его сам спрошу.

Подняв было руку, чтобы похлопать по щекам раненого, Макс остановился. Хлопать по свежей ссадине как-то не по-людски. Пришлось отойти к потоку, набрать пригоршню воды и, пролив по пути не меньше половины, вылить ее на лицо находящегося без сознания человека. Тот дернулся – ну еще бы! вода-то холоднющая – и открыл глаза.