А привязанная к креслу девушка уже содрогалась в судорогах оргазма. Она, не стесняясь, плакала в голос и умоляла его продолжать. И Йаарх продолжал ласки, продолжал до тех пор, пока, после пятого раза, девушка, наконец, не затихла. Его язык чуть ли не отваливался, но он был очень рад, что сумел таки доставить малышке хоть немного радости перед предстоящим ей кошмаром. С сожалением оторвавшись от прекрасного цветка, он продолжил руками легонько поглаживать девушку, успокаивая ее. Она некоторое время слабо постанывала, затем распахнула свои огромные глаза, в которых застыли бесконечное удивление и благодарность.

– Спасибо… Спасибо… Спасибо вам… – шептала она. – Я и представить себе не могла, что может быть так хорошо… Спасибо…

– Да за что маленькая? – спросил Хранитель, целуя ее в коленку. – Мне же было не менее приятно, чем тебе.

– Правда? – еще шире распахнулись карие глаза. – Я так рада… – Конечно, правда, Исаночка, хорошая моя… – с дрожью в голосе сказал ей Йаарх. – Но сейчас я должен сделать тебе больно, очень больно… Прости меня…

– Я прощаю… – задрожав, ответила девушка. – Я ведь знала, на что иду… Вы режьте, господин мой, не бойтесь, я выдержу, я сильная. И спасибо вам еще раз… Я теперь почти не боюсь…

Девочка лгала, чтобы успокоить его… «Бедная малышка… – с горечью подумал Хранитель. – Ну почему в этом мире все так несправедливо, ну почему именно этому прелестному существу я должен причинить такую боль?..»

– Меня зовут Йаарх, маленькая, – с трудом сказал он, подбирая с пола кинжал. – Ты… это… кричи… не сдерживайся… Хорошо?

– Хорошо, господин Йаарх, – кивнула девушка, закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

Хранитель подошел к ней, левой рукой погладил нежную грудку, которую сейчас должен был отрезать и, тяжело вздохнув, подвел под нее лезвие кинжала.

– А мож-ж-н-но сп-пер-в-ва… – услыхал он ее всхлипывающий голос, – эт-ту… – и девушка употребила смешное детское слово. – Письку…

– Хорошо, Исаночка, – грустно кивнул ей Йаарх. – Как ты скажешь…

В этот момент к нему подошла Лли-Яр и положила руку ему на плечо.

– Йаарх, – прошептала она. – Нужно будет резать очень глубоко. Я понимаю, как это тебе тяжело, но прошу – не спеши. Жаль, если от желания как можно меньше мучить девочку, ты все испортишь, и ее жертва окажется напрасной.

Он лишь молча передернул губами и кивнул в ответ. Затем вновь опустился на колени перед распахнутыми ногами Исаны, но на этот раз, увы, не для ласки. Он сцепил зубы, набираясь решимости, а затем осторожно раздвинул половые губки девушки и приставил кончик кинжала к открывшемуся нежному розовому отверстию. На секунду остановился, вздохнул, передернул губами и решительно, но не спеша, ввел до упора широкое длинное лезвие в девственное влагалище. Глаза несчастной малышки вытаращились, она забилась в путах и закричала. Этот дикий визг боли потом много ночей преследовал его в кошмарах, он отозвался в душе Йаарха такой болью, что из глаз его хлынули слезы. Но, понимая, что останавливаться нельзя, он делал то, что было необходимо. От ее захлебывающегося, прерывистого крика сводило все тело и морозом осыпало душу, но он упорно продолжал резать, резать и резать… Краем глаза Хранитель увидел, что языки Черного Пламени в светильнике так и вытянулись в сторону замучиваемой девочки, жадно впитывая ее боль и ужас. Казалось, этот кошмар будет продолжаться вечно. А самым страшным было то, что в каком-то потаенном уголке души ему нравилось то, что он делал. Когда Йаарх понял это, нестерпимый стыд ожег его, он проклял себя последними словами, но это помогло – все равно, где-то там, далеко внутри себя он хотел мучить эту несчастную малышку все сильнее и сильнее. «Да что же я за чудовище?!» – заскрипел он зубами и попытался смахнуть тыльной стороной ладони выступившие слезы стыда. Но нужно было принимать себя таким, каким он являлся и Йаарх горько улыбнулся – только что он узнал о себе много нового и весьма малоприятного. Но, наконец, гнусное дело было завершено, и он, содрогаясь от отвращения к себе и удовольствия одновременно, вытащил из тела несчастной девушки окровавленный кусок плоти, уже мало напоминающий прекрасный цветок любви, который он так недавно ласкал. Затем положил вырезанное на блюдо и произнес ритуальные слова посвящения Тьме. После этого Йаарх вновь подошел к привязанной Исане, у которой уже не было сил кричать, и она лишь тихонько повизгивала, как щенок, которому отдавили хвостик, и, как мог быстрее, не желая более мучить девочку, срезал обе ее пышных, нежных грудки. И только после этого Исана наконец-то потеряла сознание… Хранитель швырнул окровавленный кинжал на пол, взял отрезанные груди и положил их туда же, где лежало все остальное. Некоторое время постоял, тяжело и хрипло дыша, затем тяжело подошел к Лли-Яр и коротко бросил ей:

– Все!

Она подошла к блюду, посмотрела и удовлетворенно кивнула головой.

– Хорошо, Йаарх! Очень хорошо для первого раза. Ты дорезал почти до матки…

От такой похвалы Хранителя чуть не скрутило, но он сдержал себя и лишь отрывисто спросил у схорры:

– Ты давала Слово, что у малышки все вырастет обратно. Когда?

– Чуть позже, – твердо ответила Лли-Яр, но все же подошла к девушке и полила ее раны уже знакомой Йаарху черной жидкостью, от которой кровь тут же перестала течь.

Хранителя вообще удивляло, что при урезании у девушки вытекло совсем немного крови, но тут, наверное, действовало какое-то неизвестное ему заклинание. Краем глаза он заметил, что принцесса подняла руку, и пение в зале усилилось, вновь став прерывистым, падая вниз и вздымаясь вверх. К Лли-Яр подошли еще трое жриц. Двое из них несли большую чашу с какой-то темной жидкостью, в руках третьей была небольшая резная шкатулка, которую она подала принцессе. Та открыла шкатулку, зачерпнула из нее какого-то коричневого порошка и щедро осыпала им лежащие на блюде отрезанные половые органы. Затем хриплым голосом, с придыханием, начала читать какое-то жутковатое заклинание, и Хранитель почувствовал как сдвинулся с места и затрепетал Предел. А с лежащим на блюде происходили странные вещи – все окровавленные куски плоти окутала коричневатая дымка, какая-то сила стянула их вместе, и вдруг полыхнула яркая вспышка. Когда зрение вернулось к трущему глаза Йаарху, он увидел на блюде вместо того, что было там раньше, небольшой, прямоугольный, пористый брусок коричнево-серого цвета.

И в этот момент со светильника, где пылало Черное Пламя, вдруг сорвался длинный жгут и ударил в тело лежащей без сознания искалеченной девушки. На мгновение ее окутала тьма, а когда она рассосалась, Йаарх с удовлетворением увидел, что Лли-Яр выполнила свое слово – отрезанные части тела на глазах отрастали. Он повернулся и схорре и от всей души поблагодарил ее, но та только отмахнулась от него, занятая своим делом. Чтобы не мешать ей, Хранитель отошел в сторонку, продолжая с интересом наблюдать за действиями жриц.

Лли-Яр взяла получившийся брусок с блюда и опустила его в чашу, которую держали перед ней двое жриц, продолжая беспрерывно произносить почти непроизносимые для человеческого горла слова, от каждого из которых дергался Предел, который Йаарх теперь ощущал постоянно. Жидкость в чаше забурлила, и над ней вспыхнуло бледное зеленое пламя. Напряжение в зале достигло высшей точки, и в этот момент из чаши рванулись вверх линии разноцветных разрядов, как сетью охвативших каждого из находившихся в нем. Несколько минут бушевала эта бесшумная энергетическая буря, от которой сердце Йаарха прыгало, как сумасшедшее. А когда она стихла, то он увидел в чаше совсем немного синеватой тягучей жидкости, которую жрицы тут же разлили в три бокала, поданные им из темноты. Лли-Яр сунула один из них в руки Хранителя с приказом:

– Как можно быстрее выпей это!

И залпом проглотила свой. Йаарх пожал плечами и с трудом выпил очень вязкую, горькую, как хинин, жидкость. Но тут же почувствовал, что его сейчас вырвет. Одна из жриц, внимательно наблюдавшая за ним, поняла его состояние, подбежала, подсечкой повалила его на колена и прижала его голову к своей половой щели. Оттуда тут же хлынула струя почти безвкусной мочи, и Йаарх принялся пить ее, унимая тошноту. Он выпил все, что она излила до последней капли, искренне жалея, что жидкости так мало. И лишь после этого тошнота отошла, да и то не совсем и он принялся икать и икал, пока кто-то не постучал ему по спине.